На дальней стороне заморгал прожектор, один-единственный, и судя по всему, барахлящий – круг света то появлялся, то растворялся без следа в тумане. Особой погоды он не сделает – он касается лучом лишь края позиций нападающего отряда, и Ритемус приказал увести оттуда людей. Теперь дело оставалось за сигналом к выступлению – взрывами на юге.

Пробило три пополуночи. Он отсчитал еще двадцать секунд – ровно настолько опаздывали его часы относительно часов подрывных групп. Еще десять секунд – два негромких хлопка эхом разнесли по округе, словно молотком где-то ударили по стальному листу. На станции шум – из тумана пробивались кричащие силуэты; чуть позже зашумели моторы и заржали лошади.

- Выступаем, – сказал он офицерам. Те вприсядку побежали к засевшим в укрытиях бойцам, а Ритемус зарылся в снег и через бинокль следил за происходящим.

Очень рассредоточено партизаны с двух сторон входили на станцию, прячась за вагонами. Прожектор умер окончательно – луч мотнулся в южную сторону и потух. Вот до одного патрульного партизану остается десять метров… три… он накидывается сзади и всаживает нож в сердце, и канц неслышно падает замертво. В окна полетели гранаты, грохнули взрывы, и в дело вступили винтовки, оглашая треском замерзший лес.

- Вперед! – закричал Ритемус, поднимая свою сотню. Они бежали вокруг строений, чтобы захлопнуть ловушку и не дать канцам отступить и не пропустить подкрепления, если те успеют прибыть. На выезде со станции уже никого не было – охрана бросилась на помощь своим товарищам и уже была втянута в бой. Тихо подкравшись сзади, сотня выкрикнула боевой клич и положила всех канцев штыками. В нескольких домах еще сидели пока живые канцы, но их упорства хватило на несколько минут и примерно столько же гранат.

- Не стреляйте! – раздался истеричный визг из помещения, окутанного облаком пыли. Ритемус жестом показал, чтобы все отошли от дверного проема и окон, и спокойно ответил:

- Ну выходи. С поднятыми руками, без оружия.

Что-то, глухо лязгнув, ударило о пол, и к проему медленно вышли несколько солдат в серых шинелях.

- Обыскать, - приказал Ритемус. После очередного жеста командира пленных связали и потащили по направлению к лагерю.

- Потери?

- У меня несколько человек убито, - просипел Реналур, - семеро легко ранены, и один тяжелый.

- Насколько?

- Трахея.

Раненый лежал у погрузочной платформы, окруженный другими солдатами, расплескав вокруг себя вишневое пятно. Тело конвульсивно дергалось, руки прижимали красный клубок бинтов, наспех наложенными на рану, словно это могло помочь остановить ток крови, которая бежала через рану и рот. Он давно уже должен был умереть, но сознание почему-то не желало оставлять его.

- В город не сможем, а в деревню не успеем, - сказал Ритемус, выхватил пистолет, прижал его дульным срезом к шинели прямо над сердцем и нажал курок. В глаза он не хотел смотреть, но надеялся, что тот ему благодарен. Дрожь, только что-то бежавшая по руке, прекратилась – боец замер, раскинув руки, будто приготовившись к полету на ту сторону бытия.

- Найдите сани и отвезите тело в лагерь, - сказал он находящимся поблизости, смотревших на него со смесью ужаса и отчаяния, - Остальным приступить к минированию! Тумасшат, нашел что-нибудь?

Тот осматривался в ангаре.

- Пушки! – послышался стук сбиваемой крышки с ящика, – и снаряды!

В ангаре под полотнами и без, в собранном походном положении и разобранные по частям, лежали пушки. Их было немного – чуть более двух десятков штук, но половину составляли гаубицы. Большую часть помещения занимали ящики поменьше, явно со снарядами. А это значило, что отсюда они точно направятся к Рателану, чтобы обстреливать его.

- Воистину боги захотели, чтобы спасли город! – тихо прошелестел Тумасшат.

- Пожалуй, соглашусь с тобой, - ответил Ритемус, ведя глазами вокруг. – Тут еще один ангар есть. Заглянем туда. Остальным искать оружие и патроны. И если кто найдет провиант, тащите все сюда – думаю, это нам пригодится.

- Вот бы пятидесятимиллиметровую пушку еще найти для засад, да только кто ее тягать будет? – подумал он вслух он на пути ко второму ангару.

- Господин минор-легионис, там лошади к забору привязаны, - показал солдат.

- Они будут кстати.

Во втором ангаре пушки делили место с стрелковым оружием и патронами, которые тут же реквизировали. С станции ополченцы уже тащили корзины и упаковочные ящики из фанеры с консервами к саням.

- Отлично, отлично, - провожал Ритемус каждого проходящего мимо, напряженно вслушиваясь в темноту за станцией. Тишина. Через пять минут со станции ушел последний солдат; оставалось несколько минут до взрыва. А затем все звуки потонули в грохоте взрывов. Воистину, на месте станции разверзались врата в ад и грохотало так, словно кто-то стрелял из сотен пушек сразу. Малокалиберные пушки, к слову, нашли в вагонах на путях, одну из них спустили на землю, но лошадей не запрягли – они явно были не тягловые, и упряжку на скору руку соорудить не успели, поэтому орудие поставили на салазки. Лошадей связали за шеи вместе хомутами так, чтобы им было легко идти; они подскакивали, беззвучно ржали от страха, но не убегали.

- Славно грохочет! – крикнул Тумасшат.

- Что? – переспросил Ритемус, но тут же многозначительно покачал головой и показал вперед, мол, пленных допросим, а потом и радоваться будем. Впрочем, по неизменившемуся выражению лица Тумасшата было видно, что он ничего не понял.

Когда отряд достиг лагеря, позади громовой оркестр завершал свой опус – все реже постреливали одиночные снаряды. Все измученные, повалились на снег вокруг костров и молчали. Ритемус делал тоже самое – он сбросил шинель на снег, и в тонкой телогрейке, надетой на гимнастерку сидел, смотря в огонь, вяло отмахиваясь от ополченцев, оставленных ранее охранять лагерь. Почувствовав небольшой прилив сил и спад внутреннего напряжения, он встал посередине лагеря, и сказал короткую речь, в которой поздравил с выполнением первой боевой задачи и благодарил за слаженность действий и самоотверженность.

- Да здравствует Республика! - не поднимаясь, хором крикнули все.

- А завтра мы пойдем на юг и будем дальше бить «канцев», чтобы они не смели переступить линию обороны!

- И без вас уже все сделали, - прохрипел откуда-то голос. Связанные вокруг дерева пленные не подавали доныне признаков жизни, поэтому про них забыли.

- А тебе слова не давали! – крикнул кто-то из ополченцев.

- Стой, не трогайте его, - сказал Ритемус. Он медленным шагом подошел к пленному и остановился в паре метров.

- Наступления не будет? – спросил он.

- Ничего не будет, - ответил тот же солдат. Двое других молчали, оставившись в землю, - Говорят, там, на передовой, никто не воюет. Все братаются, ходят под ручку, отказываются стрелять, - кровоподтек на раздувшей в несколько раз скуле сверкал при каждом движении рта.

- Чего они хотят? И как так получилось?

- Откуда мне знать? Мы как Серметер захватили, нас станцию отправили охранять. К нам иногда приезжают посыльные, с фронта или на фронт, два раза обоз забирал пушки. Позавчера приехал конвой, забрали партию, и сказали, что отвезут пушки к городу, потому что на передовой бунт.

- И что они собираются делать?

- Черт его знает. Может, пойдут на столицу или в Ильдар лично просить вождей о перемирии? - засмеялся он.

- Как много людей отказалось сражаться?

- Командир, зачем ты меня спрашиваешь? Не знаю. Я этих конвойных послушал, кажется, все там в пацифисты подались.

Ритемус задумчиво заворчал, поглаживая подбородок.

- Значит, работа будет легче нам спориться, - обернулся он к своим солдатам, - У нас час на отдых, затем уходим.