Короткий миг ликования.

- Через час мы отправляемся в путь, и нам надолго придется забыть о покое. А пока – радуйтесь его последним минутам. Вольно.

- Йакалан, - подозвал он шофера, - что теперь ты намерен делать? По-прежнему будешь шофером?

- На самом деле я приставлен к вам Гальгатусом. Я и ваш шофер, и посыльный, и телохранитель. Пока Аумат не восстановится, мне нужно исполнять его обязанности.

- Где же ты оставишь машину?

- Я распорядился, скоро ее отгонят в автопарк. А я иду с вами. Или едем?

- Нам дадут грузовики.

До войны ходили разговоры, что скоро на улицах среди общественного транспорта появятся самоходные экипажи, которые будут вмещать в себя полтора-два десятка человек. Впервые за долгое время Ритемус вспомнил об этих слухах, и мысленно пожелал, чтобы таких нововведений не произошло, либо пусть они будут более комфортными. Эти гражданские грузовики были наспех обшиты тонкими листами брони, а в маленьких кузовах прибиты скамьи, на которых с трудом могло поместиться человек десять. Но в каждом грузовике забивалось по пятнадцать-двадцать человек; некоторые сидели на ледяном деревянном полу, попираемые ногами сидящих на скамьях. В условиях такой скученности им пришлось проехать добрых полторы сотни километров, до места, где разведчиков-канцев до сих пор не встречали. Их высадили в одной деревушке, где для них приготовили сани и еще немного провианта, которого было слишком мало для трети тысячи – еще один намек командования, что дальше Ритемус будет сам по себе.

- Не густо, - сказал он, провожая взглядом шестерку саней, которые тащили жители деревни. На санях в половину человеческого роста громоздилась бесформенная гора, чьи внутренности скрывал брезент. Ящики. Судя по маркировкам – вяленое мясо, консервы и прочее. Такое ощущение, что собиралось все по крохам с каждого двора.

- Много с вас потребовали? – спросил он у парня в старом бушлате, проверяющего сани.

- Не очень, господин офицер, - улыбка было донельзя вымученной. – Вам нужнее.

- Попытаемся возместить, если повезет, - кивнул ему Ритемус. Грузовики отъезжали как тюремные баржи, которые никогда не вернутся к необитаемому острову, чтобы забрать осужденных.

Он разделил людей на четыре роты. Одну возглавил Тумасшат, вторую отдал Димитрису, кадровую офицеру-политкомиссару, которого ему придали, и третью отдал Булевису – когда-то он уже командовал таким количеством людей. Тех, кого помнил по походу против минатанцев, поровну распределил по ротам, чтобы везде были опытные люди, которые бы подали пример остальным. Валаймов Тумасшата и Булевиса он оставил с собой во главе.

- Господин Ритемус, а про меня вы забыли, - тихо засмеялся кто-то. Сначала его было не узнать – обычный солдат в пошарпаной шинели, только вот кое-что блестело на воротнике…

- Пастор. Вы как раз могли и на месте остаться, - заметил Ритемус. Привычной сутаны, торчащей из-под верхней одежды, не было – видимо, лежала в ранце за плечом.

- Вы забрали часть паствы, которая нуждается в Боге больше остальных.

- Он сам вам сказал об этом? Оставайтесь, если хотите. Будете в моей роте.

Еще час ушел на обсуждение дальнейших действий – от каждой роты формировался разведотряд, всего четыре, которые лучами расходились в сторону фронта, отслеживали перемещение сил противника и попутно уничтожали разведотряды противника. На разведку давалось несколько дней, после чего основной отряд выступал в сторону приближения основных сил врага. А пока батальону требовалось пройти несколько километров до заброшенной деревни, которая послужила бы отличной базой. На всякий случай спросили местных, не замечали ли они кого в том районе. Как оказалось, нет, но из сбивчивых объяснений было понятно, что сами местные обчистили деревню, и вынесли многое, что можно было съесть или приспособить в хозяйстве.

- Надеюсь, больше подобное вам в голову не придет, - ядовито ответствовал Ритемус, сплюнул в снег и приказал выдвигаться. Спустя восемь часов показались погребенные под снегом дома, которые выдавали свое местонахождение лишь печными трубами да черными зевами открытых окон, в которые валил снег. Место выглядело достаточно зловеще – он не удосужился спросить, ушли ли жители деревни сами либо их истребили минатанцы, - но на первый взгляд внешне дома были целы.

- Почему я был так уверен, что так и будет? – зло бормотал Ритемус, глядя на дверные проемы без дверей, отсутствующую мебель внутри, следы выдранных половиц и прочего, что могло сэкономить время и облегчить жизнь. Первым делом после отправки разведотрядов стала валка деревьев – к концу суток на в домах уже были грубо обтесанные двери и ставни, а наваливший в дома снег был выброшен за порог, окружая постройки вторыми стенами. Свежих следов не было - значит, канцы еще не знают о том, что сюда им больше не прийти.

День был совершенно нескучный – пока одни заделывали бреши обустраивали дома, другие занимались тренировкой. Ритемус лично руководил одной группой, чередуя упражнения в штыковой атаке, сборке и разборке винтовок на время и рукопашным боем – все тем, что находит место в любой войсковой части. В то же время он посылал Йакалана смотреть, все ли идет своим ходом. Тут же стали заметны еще большие различие между ним и Ауматом – Йакалан после получения приказа мягко разворачивался и едва слышно уходил прочь, причем молча. Аумат бы гаркнул: «Так точно!», подпрыгнул бы, и шумом пугая всех в радиусе километра, бодро уносился к цели. При этом, если ему что-то не нравилось, еще и бурчал под нос. С Йакаланом проблем не будет – хорошо, когда твои приказы не обсуждаются. Хотя по Аумату он скучал – все же сколько пройдено с ним.

- Как в старые добрые времена, - прозвучал откуда-то голос Тумасшата, - Хоть что-то хорошее в этом есть. Даже лица знакомые, посмотрите.

Ритемус обернулся – в десятке шагов у разгорающегося костра сидел валайм, протягивающий ему кружку с чаем. Он осторожно принял ее и вдохнул зачем-то запах.

- Свежий, можешь… можете пить, господин легионис.

- Оставь это, называй на «ты». Думаю, уже многие знают, что мы боевые товарищи. Чай хороший, только непривычно как-то. Ты вот сказал про старые добрые времена, и мне все вспомнилось, как мы тогда сидели в нашем лагере, закутанные в тряпье и пили отвар из шишек? Вот и сейчас… - отхлебнул он, - почему-то вдруг подумалось, что в кружке снова отвар будет.

- Как будет угодно, отныне буду потчевать тебя отваром из шишек, - усмехнулся Тумасшат.

- Пока не нужно. Но и чай тоже не переводите пока зря. Будем экономить уже сейчас. Кто знает, что нас ждет, - он сделал паузу; что-то в нем съежилось, и он пробормотал:

- Как бы через две недели снова кипятком не пришлось желудок заливать. Кстати, отойдем на минутку, - поманил он его в сторону.

- Что случилось?

- Подведем итог первого дня. Что говорят твои подчиненные?

- Непонятно, страшно, но делают. Четкого представления до сих пор не имеют. Пытаюсь втолковать, но пока сами не окунутся в первый бой, не поймут. Это же люди из леса, что с них взять? Они мало знают про внешний мир, и даже некоторые люди моего возраста считают войну чем-то… - он замялся, - Чем-то вроде большой охоты, где одни люди охотятся на других. Это звучит грубо, но близко к правде.

- Все мы когда-то такими были, - закивал Ритемус. – Подготовь их морально к скорой встрече с противником, а я пока проверю печи.

На закате валаймы пели народные песни. Ночью бы Ритемус вздернул бы лично тех, кто подал эту идею, но пока эти песни были наименее демаскирующим элементом, который, помимо прочего, поднимал настроение бойцам. Ритемус мало чего понимал в этом горловом пении, переливающимся, словно солнечные блики на воде, поверх которого более высокий голос выводил песню с повторяющимися последними двумя строками в семистишиях, если он правильно расслышал. Спустя две минуты в дело вступили гобой и варган, и действо приобрело достаточно музыкальный характер. И ведь дело было не в том, что называется оторванностью от корней, а в различии культур. Он отчетливо помнил, как во время Фалькенарской войны он и его собратья по оружию пели песни под гитару, иногда под губную гармошку, а однажды в его взвод попал молодой флейтист, которому спустя два месяца взрывом оторвало руки, и он погиб от потери крови, пока его тащили в лазарет…