Не успел Ритемус сказать, чтобы ему дали бинты, Йакалан уже бросился снимать с раненого шинель, бросив рядом перевязочный пакет. Вдвоем они смогли перенести его в машину и заткнуть кровоточащую рану под правым легким, пока не появилась вызванная кем-то из патрульных карета скорой помощи. Ритемус попросил взять его с собой, чтобы он проследить за состоянием Аумата, но врач отказал ему, сказав, что в госпитале не протолкнуться: масса беженцев получили обморожения. Он лишь назвал адрес, записал данные Аумата, и разгоняя стягивающихся обратно зевак, лошади потянули салазки в сторону городского центра под грозные крики кучера.

Ритемус пошел во внутренний двор, откуда и стрелял неизвестный, но в снегу было столько следов, что он быстро запутался и бросил это дело, вернувшись к машине. Полиция еще не прибыла, а гражданские образовывали плотный круг, делясь впечатлениями.

- Разойдись! – сквозь толпу прорвалась тройка солдат. – Что произошло?

- Покушение, - на выдохе ответил Ритемус, снял перчатку и вытер пот со лба. В шинели было невероятно жарко.

В полицейском участке показания всех троих были записаны меньше чем за полчаса. Офицер уведомил его, что сделанные снимки и записи будут переданы генералу Гальгатусу, а сам минор-легионис и его охрана могут отправляться домой.

Они доехали до квартиры, не произнеся ни слова. Их мрачное настроение резко контрастировало с умеренным ликованием столпившихся у репродукторов людей. Сев за стол, Ритемус достал свой дневник и стал кратко записывать события прошедшего дня. Когда подошел к описанию вечера, он быстро написал: «Я очень надеюсь, что Аумат останется жив». Он посмотрел в коридор, где на вешалке висела его шинель. Правый бок и рукав поблескивали пятном крови. Лишь взяв карандаш в руки, он неожиданно для себя продолжил мысль в уме: «…однако если бы он умер, эта смерть была бы как нельзя кстати». И едва она промелькнула в мозгу, он бросил карандаш на бумагу и подпер кулаком голову. Чувство вины поглощало его, как вьюга за заиндевевшим окном поглощала ночной город.

Рано утром посланник Гальгатуса позвонил в дверь и передал новую копию приказа генерала о наделении Ритемуса полномочиями по набору рекрутов, чтобы у минор-легиониса не возникало проблем на местах. Отдельным письмом Ритемусу теперь вменялось оставлять в отчетах замечания относительно продовольственного положения в посещаемых деревнях, что-то вроде инспектора продовольственных команд. Не спавший полночи минор-легионис удостоил доклад злой и странной насмешкой, и только посыльный исчез с его глаз, он приказал ехать в больницу. Его встретил бригадир скорой помощи с красными глазами и мешками от постоянного недосыпа, беседовавший с охранниками, и уверил, что жизни Аумата ничего не угрожает – пуля повредила два ребра под правым легким, но врачи сделали все возможное, и скоро он сможет вернуться в строй. Когда Ритемус спросил, можно ли будет в скором будущем посетить своего ординарца, тот покачал головой и сказал, что после операции Аумату нужно несколько суток покоя. Ритемус прыснул тому в лицо и спросил, какой может быть покой в такой толчее, - всюду сновали врачи, санитары, больные и передвижные кушетки, поднимая шум и гвалт, - и потребовал провести его в реанимацию или в палату. Бригадир странно улыбался – то ли от типичности ситуации, то ли слабо воспринимая действительность после приема чего-то возбуждающего, вроде кокаина. На его счастье, мимо проходил врач, сказавший, что в течение суток после операции к пациентам никого не допускают. Ритемус пообещал, что если завтра его не пропустят, то он обязательно доведет дело до трибунала, и покинул здание.

Йакалану, ждавшему в машине, он приказал ехать в деревню. Всю дорогу он осматривался на пятно крови, оставшееся на рукаве.

- Говорить буду я. Вы пока помалкивайте, - сказал он почти в конце пути. Сухое «так точно» были единственными словами, произнесенными Реналуром и Йакаланом за всю поездку, и Ритемус не совсем понимал причины их молчания. С Ауматом они почти не были знакомы, и этот инцидент вряд ли затронул бы их так сильно. Может быть, это напомнило им, что так давно не виденная ими война уже здесь, и несмотря на все уверения, смерть может настигнуть любого и внутри города?

Когда машина остановилась, и жители деревни высыпали на улицу, встревоженные внезапным визитом, Ритемус вышел из экипажа, подошел к дому Тумасшата, постучался и снял шинель. Валайм открыл дверь и в недоумении посмотрел на него, и не успев ничего сказать, был оттолкнут обратно в дом. Ритемус перешагнул порог, дал знак Реналуру и Йакалану встать у крыльца и никого не впускать, и закрыл дверь.

- Знаешь, чья кровь? – спросил Ритемус, разворачивая шинель. Тумасшат побледнел.

- Где Аумат? – дрожащим голосом спросил Тумасшат, и взяв рукав в руки, помял его, не понимая, а потом с испугом почти бросил его.

- Пока он жив, - сказал Ритемус, - меня не пустили в госпиталь.

- Когда все произошло? И как?

- После приезда в город. Мы вышли из машины, и по нам начали стрелять. Аумату попали в бок, возможно, повреждено легкое, но он потерял немало крови, пока мы ждали карету скорой помощи.

- Тот, кто стрелял… арестован?

- Мы его упустили, - понурил голову Ритемус.

- Почему вас не пустили?

- Якобы в течение суток после операции нельзя тревожить. Но мне кажется, они врут. Завтра я все точно скажу.

- Хорошо, - закивал Тумасшат, ломая руки.

- …Но это не первый случай в городе, когда ранят и убивают валаймов и прочих неарлакерийцев по национальности.

- То есть хотели убить не тебя?

- Есть вероятность. В любом случае – стреляли ли в меня или в Аумата – кто-то очень не хочет, чтобы я собирал отряд. Кто-то нас боится и хочет запугать всех нас и затормозить. Возможно, чтобы вызвать отток гражданских на север. Беженцев и так много, а в этом случае они прямо запрудят трассу до границы. Они хотят сломить ваше желание воевать. Но если нас боятся, к чему бояться нам? Понимаешь?

- Да. Я понял. Что я должен говорить?

- Правду. Что стреляют в валаймов. Что стреляют в меня, потому что боятся меня и вас, и что я и мой отряд будем трепать их также, как трепали императорские войска. Мы на верном пути, Тумасшат. Если отряд вновь будет собран, то у них будет меньше желания лезть сюда. Нужно отомстить им, и за всех валаймов, и за Аумата.

- Ритемус… Ты мне не врешь?

Ритемус молча повернулся и гневно посмотрел ему в глаза.

- Знаю, слишком много совпадений. Мне вот кажется, что он уже умер, ибо почему бы и не пустить меня на минуту?

- Могу я завтра поехать с вами?

- Сегодня же поедем в город, и в семь часов утра заявимся. Врать мне незачем. Это имело бы смысл, если бы срок подходил к концу, но сегодня лишь второй день.

- Я понял. Боги… видят боги, твое дело правое, и войны нам не избежать.

Он вышел на улицу, держа шинель Ритемуса на вытянутых руках, и горестно прокричал:

- Люди! Я вас призываю, услышьте меня!

Со всех сторон к его дому стал стекаться люд. Когда собралось десятка с три человек, он продолжил:

- Видите эту шинель? На ней кровь моего племянника Аумата! Его ранили вчера, и сегодня он в госпитале, возможно, при смерти! А все почему? Потому что вражеские шпионы отстреливают нас, валаймов! Они ненавидят всех неарлакерийцев, эти «серые», эти люди, которые думают, что боги дадут им возродить Арлакерис! На наших костях! Они нас боятся, они думают нас запугать! Но разве мы поддадимся? Разве мы спрячемся? Господина Ритемуса, хорошо известного нам, тоже едва не убили, но боги спасли его, потому что «канцы» боятся одного его имени! И кто знает, быть может, стоит лишь нам вновь собрать во главе с ним силы воедино, и они передумают идти сюда! Мы – мирный народ, но видят боги, что нам предстоит отомстить за всех наших убитых братьев. Мы не можем позволить им и дальше безнаказанно убивать нас! Так ведь? И быть может, следующим убитым будет кто-то из ваших родных или вы сами. Я… сам не верил, что это коснется меня. Но это так – мой Аумат в госпитале, и быть может, это знак, знак всем нам…