- Слава Республике! – раскатился во все стороны гул сотен глоток. На секунду показалось – уже бесплотных…

Вечером Равелус преподнес ему подарок от батальона в благодарность – позолоченную зажигалку с часами в корпусе. Как он объяснил, один из его солдат нашел ее неделю тому назад у убитого вражеского снайпера, и сразу же предложил подарить адъютанту. Равелус идею одобрил, но не находил случая, зная к тому же отношение командира ко всякого рода дарам. Теперь есть – повышение Ритемуса в звании. Расставание с Люминасом и Альдерусом прошло сдержанно, - оба пожелали удачи, пожали ему руки. Вручение наград проходило в том же подземном зале заседаний, без лишнего пафоса ему и отличившимся офицерам и солдатам Вождь вручил награды, о чем по всему городу сообщили репродукторы. Ритемус получил пакет с указаниями, и когда Альдерус ушел, окликнутый кем-то, Люминас передал ему офицерский клинок – на рукояти был выгравирован кулак со сжатым мечом, а на кулаке красовалась буква «Р».

…Следующим вечером поезд отъезжал от перрона, прощаясь с вокзалом протяжными гудками. Ритемус смотрел из окна, запоминая обгрызенные гигантскими мышами колонны и мраморные стены в серую крапинку выщерблин и раздумывая о том, как город изменится к его следующему визиту, и о том, вернется ли он сюда. Это были пустые размышления, но более ему нечем было заняться следующие полутора-двое суток. Ему досталось купе класса «люкс», два вагона с которыми прицепили для ехавших на Север высоких чинов. Почти в полтора раз шире обычного купе, вместо откидных коек – узкие, но удобные кровати с привинченными к полу ножками. Аумат даже сначала не мог сдержать восхищения, пробуя на прочность толстый и мягкий матрас, но видя поникшего командира, сам вскоре посмурнел.

Несмотря на царящую внутри смуту, Ритемус иногда все же успокаивался, слушая стук колес. Они мерно отбивали такт, внушая чувство защищенности, каким бы ложным оно не было – ведь уже в сотне километров на север они могли попасть на станцию, захваченную «зелеными». Или «серыми», он называл их то так, то эдак. Но стук колес убаюкивал, сосредотачивая все внимание на себе, и своей однообразной ритуальной музыкой вводил в подобие транса. Он напоминал самому себе ребенка-домоседа, который наслаждался уютом в своем безопасной комнатке, а остальной мир маячил за окном – нестрашный и иллюзорный; и этому миру было не проникнуть внутрь, не нарушить сложившейся гармонии.

Та тетрадь, которую он забрал во время затишья в городе из дома, оставалась с ним и служила в качестве дневника. Эта идея пришла ему на следующий день после ее нахождения, и он старался писать хотя бы несколько строк, если день отметился чем-то стоящим, но таковым он находил мало что: переживания по поводу смерти Северана, пребывание в своей квартире и краткий монолог, обращенный к жене, и различные подробности о разгоревшейся в ноябре новой битве за город. Как любой дневник, записи предполагалось вести в полной тайне, но, как обычно, любопытный нос Аумата залез и в него, когда во время очередной тревоги Ритемус бросился на передовой, позабыв о тетради. К вящей славе Аумата способность хранить чужие тайны у него была гораздо более развита, чем любопытство, поэтому кары со стороны командира он избежал. И все же Ритемус делал записи только в отсутствие ординарца, или когда тот спал – все же для него выкладывание мыслей на бумагу было делом интимным. Писал он сухо, просто и понятно излагая факты. Он старался придавать событиям некий художественный окрас, но быстро понял, что хорошо ему удается писать только рапорты и отчеты.

Впрочем, он не знал точно, зачем он это делает. Детей и внуков у него не будет, и рассказывать и наставлять ему некого. А может, и будут – зачем на себе крест ставить? Сам он перечитывать вряд ли захочет – воспоминания его и в гробу преследовать будут. Ему бы и Фалькенарскую забыть, а уж эту войну забыть, - скорее всего, занятие тщетное. И кроме него сколько еще описывают эту войну?

И тут же голос в голове произнес: «А сколько из них выживут? Сколько дневников не сгорит?»

И он писал.

Чем дальше поезд ехал на север, тем чаще срывался снег, и здесь, ложась на лесные просторы, он выглядел нужным кусочком мозаики, без которой та была бы не полной, разительно отличаясь от снега, который падал в августе – природа будто бы показывала своей сумбурностью и неожиданным переменами в настроении, что сумасшествию подверглась далеко не она одна.

Они ехали почти двое с половиной суток суток, хотя обычный пассажирский рейс добирался от столицы до Рателан за сорок часов - это он помнил еще со времен работы на вокзале. Ритемусу же это путешествие казалось вечностью – под конец пути он перестал слышать стук колес, восприняв его как данность. За несколько часов Ритемус вновь спросил Аумата:

- Сейчас я предлагаю в последний раз и обещаю не возвращаться к этой теме впредь. Не передумал возвращаться? Разумеется, после исполнения этого задания?

Аумат тяжело вздохнул и сказал:

- Только если станет ясно, что дело совсем безнадежное и вы решите сложить оружие.

- Хорошо. Значит, по приезду я выбиваю тебе распоряжение о том, что ты можешь сесть на любой поезд в сторону Минатан. Через границу, конечно, сразу не попадешь, потому что наверняка сообщение прервано. Прорвешься, надеюсь.

- Командир, а если я не смогу? Уговорить дядю и остальных? Да и… не по-людски как-то. Нужно, понимаю, но все-таки…

- Тумасшата никто воевать не заставляет, как и тебя. Я ведь с ним встретился на следующий день после вашего нападения, знаю, что это за человек, и свой долг Родине он уже отдал. Так он еще и старше призывного возраста, его едва ли призовут даже в случае если все призывники полягут на войне. Нам нужны те, кто может и хочет воевать. Это то, что касается «по-людски» это или нет. Отправлять родного дядю в могилу – то еще веселье, - саркастически прыснул Ритемус.

- А если я откажусь?

Это был не демарш, а лишь секундное почти ребячье недовольство, которое проявлялось, когда Аумату что-то было противно. Новоиспеченный минор-легионис относился к этому снисходительно, и соответствующим тоном сказал:

- Последствия ты знаешь. Тебе вряд ли дадут вернуться домой, а если вернешься – слегка неживой. И я буду не причем.

По сравнению с Реселланом Рателан казался городом из другой реальности – сложно было привыкнуть после наблюдения в течение нескольких месяцев сплошных руин к виду в основном невредимых строений. Однако от дыхания войны было не скрыться – весь перрон был заполонен беженцами, вокруг которых воздвиглись крепости из скарба. Люди сгрудились вокруг небольших костров, разведенных в кастрюлях или бочках и топили падающий снег, который понемногу застилал здесь все. Из окна было видно, как двери вагонов открылись и извергли наружу солдат, принявшихся освобождать проходы для пассажиров.

Ритемус и ординарец прошли внутрь белокаменного здания, в углах которых тоже ютились гражданские. Он спросил у ближайшего постового, где начальник станции, и после ответа пошел на второй этаж. Там в холле перед дверьми с табличкой «Заведующий ж/д вокзалом» тоже толпились люди, отгоняемые несколькими солдатами с винтовками. Он оставил Аумата с вещами и пробился сквозь толпу.

- Могу я поговорить с начальником?

- А вы кто будете? – недоверчиво ответил ему майор-капрал, не решаясь сделать что-то определенное.

- Я минор-легионис Ритемус, прибыл из Раселлана с поручением от Вождя.

Толпа при этих словах чуть отхлынула, благоговейно зашептав.

- Я сам вас отведу. Мне передали встретить вас, но видите, что происходит… - он отдал приказ оставаться на месте своим подчиненным, и жестом увлек Ритемуса за собой. – Вас ждет самоходный экипаж. Извините за неудобства, у нас перебои с поставками провианта и топлива, а эти идиоты думают, что от начальника станции что-то зависит, и лезут во все щели.