В довольно ранней юности я понял, что можно легко подражать языку некоторых животных. Идею испытать на себе возможности «поговорить» на языке домашних любимцев породил внутренний советчик, высказывания которого вначале казались никчемным размышлением. Я поддался его внутренним увещеваниям незаметно, но, возможно, мне и самому этого хотелось, хотя бы потому, что жизнь домашних животных представлялась мне загадочной и наполненной многозначным смыслом.

Наша корова Зойка, каждый раз, вваливаясь во двор после пастбища, протяжно и призывно мычала, сообщая хозяйке: «Я пришла». Моя мать обычно выходила на крыльцо и примирительно говорила:

– Ну вот, кормилица наша пришла, пора идти доить. Отец, готовь ей пойло.

ВГ где-то внутри меня откликался на эту встречу, тихо хихикая, подсыпал немного ехидства: «Бедняжка, она же не понимает, что ее хвалят…»

Вскоре мама как на таинственную процедуру уходила в стайку к нашей рогатой красавице и, выходя с полным подойником молока, всегда хвалила Зойку, одобрительно похлопывая по гладкой спине. Когда дома никого не было, я начал тренироваться мычать на коровьем «языке». Лучше всего у меня получалось, когда я начинал произносить коровье «соло» на вдохе, а продолжал на выдохе. Хотя легкие у меня были меньше, чем у Зойки, но особые возможности человечьей артикуляции позволяли довольно точно повторять то, что мы называем мычанием.

Когда я начал довольно сносно изъясняться на коровьем диалекте, ВГ похвалил меня в своей саркастической манере, но останавливаться на достигнутом не входило в его планы. Без раздумий он тут же предложил мне стать «зоополиглотом» – изучить еще и собачью манеру общаться, подражая стражу нашего дома и двора, сильному и сообразительному псу Джерри. Надо признаться, что новую задачу я принял почти с восторгом. Не прошло и недели, как я довольно бегло залаял, вызвав интерес к себе со стороны удивленного пса. Мне пришлось составить своего рода «словарь», следуя которому я научился заливисто лаять, услышав голоса других дворовых охранников, грозно рычать на незнакомцев и даже повизгивать, как наш любимец, увидевший, что ему несут что-то из собачьего угощения.

С подачи ВГ я, как завзятый полиглот, должен был освоить хотя бы еще один язык мира животных. Выбирать долго не пришлось. Не теряя времени, в течение нескольких дней я учился подражать коту Трохе. Мне понравилось вникать в манеры и тонкости общения с миром этого пушистого обитателя, сопровождая его повсеместно, чтобы копировать даже мельчайшие нюансы «разговоров» кота в доме и на улице. В итоге я проникся эмоциональными оттенками «высказываний» хвостатой личности, когда он настойчиво мяукал у двери, просясь на улицу, и освоил его возбужденное «мя-яя-ау!», когда на столе в кухне разделывали рыбу или мясо.

Все происходило неспешно, никто не ставил ограничений по времени, но все же и для этих лингвистических изысков в мире домашних любимцев настал момент кульминации. В один пушистый денек, во второй его половине, будучи в хорошем настроении, я совершенно спонтанно, ради тренировки, умеренно громко, но протяжно замычал, как наша корова Зойка. Мать, ничего не подозревая, простодушно всполошилась и выбежала на крыльцо… Вскоре она вернулась совершенно озадаченная и проговорила в недоумении: «Вроде наша корова пришла так рано, мычала, а никого не видно. Не случилось ли чего?»

Потом она с подозрением взглянула на меня, но ни слова не сказала. Неожиданный успех приободрил меня и подвигнул к новым авантюрам. В тот же день я выбрал момент, и, когда мама пошла на кухню, громко и истерично мявкнул как кот Троха, когда ему наступали на лапу или хвост. Моя добрая и деловитая мама подпрыгнула и стала озираться, полагая, что причинила коту какую-то болезненную порчу. Никого и ничего не обнаружив, она тем не менее напустилась на «кота»: «Куда тебя черти несут!» Внимательно исследовав все вокруг, она еще долго оставалась в растерянности и недоумении. Мне было немного стыдно, тем не менее я испытывал гордость, которая, вероятно, свойственна людям, достигшим успехов, пусть даже сомнительного свойства.

Чтобы мои «подвиги»» в области животного языкознания не были разоблачены, я решил немедленно прекратить свои «спектакли» на домашней сцене. Так бы, наверное, и случилось, но тут вмешался мой ироничный и насмешливый некто, живущий в глубинах личности. Он проявился как всегда неожиданно, нанеся моим убежденностям необратимый урон, когда заявил со своей обычной иронией на грани сарказма: «Самый трудный язык домашних животных – это собачий. А ты выбрал то, что легче, и думаешь, что чего-то достиг». Это было так неожиданно, что я непроизвольно зарычал, что, видимо, по-собачьи, означало что-то ругательное:

– Р-ррррр-рр!

Как бы я ни пытался быть невозмутимым, это оказалось невозможным. Внутренний ментор добился своего – я уже не мог отказаться испытать свои возможности и в области собачьего «языкознания». Впоследствии оценивая достижения в этой сфере, я пришел к выводу, что именно собачий диалект нашего Джерри оказался мне ближе всего. Да тут и сомневаться не приходилось – наибольшей натуральности я достигал, когда лаял, мысленно помахивая хвостом в подражание Джерри. Мне очень захотелось проверить эффективность моего собачьего «произношения», когда я узрел на улице соседку, тетю Лену. Семейство Кондриковых – наши самые давние и близкие соседи. Взрослые общались с моими родителями, а мы, дети, дружили с Валеркой – почти ровесником моего брата.

Когда тетя Лена, привычно повернув кольцо на двери наших ворот, стала входить во двор, я зарычал и заполошно залаял, хотя Джерри спокойно дремал в своей конуре. Соседка взвизгнула и бросилась обратно на улицу, удивленно охая и пугливо оглядываясь. Вскоре она уже выкрикивала через открытое уличное окно призывы к моей матери унять агрессию пса, который, похоже, взбесился и соседей не узнает. Мой внутренний голос был доволен и утверждал, что я уже почти освоил язык домашних животных, они постепенно начнут считать меня «другом и братом», а потому поведают самое главное и секретное из их жизни. Мать не скоро поняла, как и кто ее разыгрывал, подражая животным, но, в конце концов, мои «подвиги» были раскрыты. Однако и позже мне нередко удавалось ловить взрослых и детей, приходящих к нам в гости, с помощью этого вообще-то нехитрого приема.

Как много в нашей жизни пишется природой! В конечном итоге все произведения искусства тоже написаны природой, поскольку человек – ее часть. В пятом классе у нас вел уроки рисования учитель, который был неплохим живописцем, но не сделал иной карьеры, кроме учительской, занимался копированием картин великих художников, но не создал чего-то своего. Вероятно, общение с детскими произведениями заменяло ему собственное самовыражение, поскольку дети всегда творцы, иногда даже в очень удивительной степени.

Этот наш серьезный и увлеченный преподаватель преподносил нам временами готовые схемы: как рисовать дома, фигуры людей, как смешивать краски, ценить художественные произведения и проявлять себя в искусстве живописи и графики. Мы это все воспринимали с удовольствием и даже с энтузиазмом. На его уроках нередко бывало шумно, но никогда не было скучно и не возникало никаких скандалов, связанных с дисциплиной. Этот интересный для многих и для меня преподаватель однажды задал нам на дом нарисовать композиции, связанные с темой «Орнаменты». Перед этим он вскользь коснулся описания того, какие виды орнаментов бывают, из чего их создают и даже как их самому можно придумать.

Спустя почти неделю, придя домой, я сделал часть уроков, заданных на дом, и увидел, что завтра будет урок рисования. Конечно, я сразу вспомнил, что задали нечто интересное. Не знаю почему, но внутренний голос подтолкнул меня взять в руки циркуль и начертить два концентрических круга, между которыми можно было разместить с фривольной неповторимостью узоры, как на керамической тарелке, создавая их перьями, кисточками, тушью и акварельными красками. Когда я сделал первые элементы орнамента, внутренний голос вначале забавлялся надо мной, а потом все более активно стал вмешиваться, да так уверенно и старательно, как будто это он рисовал их, высунув язык, а не я придумывал все новые неожиданные композиции. Меня это очень забавляло, потому что фигурки орнамента получались почти живыми, со своим загадочным характером и даже индивидуальной историей возникновения. В итоге все пространство между кругами постепенно заполнялось похожими, но все же разными паттернами в виде совмещения фигурки человека с необычным крестиком. Все эти символические фигурки вначале я начинал изображать в виде контура черной тушью, а потом заполнял акварельными красками. Получалось это не очень быстро, и мне пришлось сделать перерыв. Через некоторое время я решил продолжить. Протянув руку, я стал приоткрывать альбом, и вдруг мне почудилось, что орнамент движется, причем весьма импульсивно. Это мелькнуло буквально на секунду и угомонилось, все стало выглядеть вполне обычно. Выбор красок и их смешение были спонтанными, хотя иногда мне казалось, что этим управляет мой внутренний ментор-самоучитель. Закончив, наконец, создавать орнамент, я захлопнул альбом, не придав этому деянию слишком большого значения.