Поскольку я продолжал упорствовать, она схватила меня за руку и повела в большую комнату, где обычно занималась с Владимиром, посадила на стул за большим круглым столом, раскрыла букварь и приказала:

– Ну давай, читай!

Прибежал мой брат и некоторые другие домочадцы, предвкушая возможность повеселиться и потешиться… Мне же было обидно до слез, но в то же время я совсем не собирался сдаваться…

Я тут же поставил палец на строчку и быстро прочитал:

– Мама мыла раму.

– Ах, – сказала Аннушка, – это неудачный пример, мама давным-давно раму вымыла, еще до того, как мы стали заниматься. Давай я тебе открою книгу на другом месте, где все читается гораздо сложнее.

Однако я с легкостью и вполне объяснимым удовольствием прочитал написанное на других страницах, независимо оттого, мыли там или что-то другое делали. Сестра смотрела на меня и не узнавала, как будто не я жил в этом доме с первых дней своего рождения, действуя ей на нервы. Казалось, я был чем-то, не имеющим истоков, возникшим из ничего. Она еще долго не могла успокоиться и просила меня прочитать много разных, не связанных между собой строчек и историй. Наконец она поверила, что я действительно все читаю, а не помню наизусть, как подписи под картинками. Вот тут уж она пришла действительно в страшное возбуждение. Если бы я внимательнее посмотрел на нее, то уже тогда легко бы понял, как люди воспринимают триллеры и ужастики. Она позвала всех, кто был дома, и я демонстрировал свое умение, совершенно не понимая, что тут удивительного.

– Теперь я тебе тоже разрешаю заниматься по букварю, – торжественно провозгласила сестра.

Но через некоторое время ей пришла в голову еще и другая идея.

– Я запишу тебя в городскую детскую библиотеку, – сказала Аннушка. – Там ты будешь выбирать любую книгу и приносить домой для чтения. Я собиралась записать туда Владимира, но раз ты сам научился читать, запишу тебя первым. Таков закон конкуренции, хотя это и не наш метод, – засмеялась сестра.

Стало понятно, что в ее глазах я наконец-то повзрослел, вопреки тому, что она обо мне думала еще совсем недавно.

– Конечно, я запишу также и Владимира, чтобы вы обменивались книгами друг с другом. Однако сообщаю тебе одно трудное условие – вы должны обращаться с книгами крайне бережно, как с бриллиантами или китайским фарфором.

Весна в Сибири всегда очень бурная, способная улучшить настроение хотя бы только своим ярким солнечным наступлением на останки сугробов, журчанием ручьев и особыми весенними запахами, природу которых невозможно определить. Когда я шел по городу, держа сестру за руку, кругом громко совершались весенние обряды, а я озирался и вслух читал разные объявления и вывески. Проходящие мимо люди удивленно посматривали на малыша. Конечно, они не верили, что «паренек с ноготок» может читать. Скорее, они полагали, что он зачем-то ухитрился запомнить наизусть эти скучные плакаты и вывески.

Мы шли уже по центру нашего старинного города, когда я прочитал на вывеске длинное, крупно написанное слово «Фотография». Сидящий на стульчике у входа кудрявый подвижный человек подскочил и в удивлении всплеснул руками:

– Неужели ваш малыш уже сам читает? Не может этого быть, я не верю!

Внутри меня кто-то хрипло засмеялся: «Хр-рр-ря! Он не читает, а разгадывает».

Я не сразу поверил, что он говорит про меня, отвлекало то, что этот человек все слова произносил с «картавинкой», вставляя дополнительно букву «г» там, где обычно звучит просто «р». Он засуетился, потряхивая седой кудрявой головой, снял очки, протер их и потом, взяв меня за плечи, повернул лицом к другой вывеске:

– А ну-ка п-г-очитай, к-г-рошка, что здесь написано, – произнес он со своим характерным прононсом.

Я легко прочел:

– Время работы.

Потом я прочитал еще и огромный плакат, написанный толстыми буквами:

– Слава партии и народу!

И через паузу добавил:

– Кукуруза – царица полей!

Я прочел это по инерции, хотя плакаты висели на большом соседнем доме гораздо дальше.

– Чудесно! – вскричал дядька из «Фотографии». – Ты же просто феномен. Давай я тебя бесплатно сфотографирую!

Видимо, он все еще не мог успокоиться, не знал, что бы такое сделать, и потому с любопытством расспрашивал:

– Кто же тебя научил читать? Наверное, твоя сестренка?

– Нет, – честно сказала Аннушка, – он научился сам, по букварю. А сейчас мы идем записываться в библиотеку.

Фотограф педантично усаживал сначала одного меня на кресле и фотографировал. Снимки делались то под светом ламп, то со вспышкой. А потом то же самое он повторил для нас двоих, вместе с Аннушкой.

– Приходите завтра, ваши фотографии будут готовы, – сказал на прощание фотограф дядя Изя и предупредил: – Денег не надо!

Все случившееся было так необычно, что мой внутренний голос несколько растерянно сгенерировал свое привычное «хм-ммм-мм!», только гораздо продолжительнее, чем обычно.

Позже мы забрали эти фотографии, добавили в семейный альбом, а их копии еще долго висели на стенде у входа фотографической мастерской на зависть всем знакомым и родственникам. Не помню уж, сколько раз всей семьей мы потом еще ходили туда, чтобы сфотографироваться.

Наконец, мы добрались до библиотеки. К ее фасаду были пристроены два высоких деревянных крыльца с перилами. Аня сказала, что налево – это библиотека для взрослых, а направо – для детей. Пройдя через крыльцо в широкую дверь, мы поздоровались с немолодой повелительницей книжных стеллажей. Сестра сообщила ей, что хочет записать своего младшего брата. На лице библиотекарши непроизвольно отразилась странная смесь недоверия и удивления. Хорошо же ей было проявлять свой скепсис, а мне опять пришлось показывать, как быстро и легко я читаю написанное даже мелкими буквами. Мой ВГ заключил: чем больше ко мне недоверия, тем быстрее я читаю и, наверное, вскоре придется перейти на скороговорки.

В конце общения библиотекарь убежденно заключила, что мы с сестрой даже сами не понимаем, какой я молодец, удивительно способный мальчик. Почему-то всем, кто занимает даже не очень высокие должности, всегда нравится думать, что люди перед ними чего-то не понимают. Видимо, это позволяет им украшать себя еще рядом дополнительных достоинств, даже если эти «добродетели» напоминают бюрократическое занудство или боязнь отступить от пунктиков и параграфов. Библиотечная дама, прежде чем записать меня в читатели, сообщила сестре:

– Вам все же придется приходить с ним, чтобы помогать выбирать книжки и следить за их сохранностью.

Сестра в ответ кивнула головой, а мой ВГ ответил желчным комментарием, который услышал только я: «Не надо сомнений, это вас не украшает». Интересно, что именно тогда я понял, что такое личная подпись или автограф. Его пришлось оставить моей сестре в специальном формуляре, где в дальнейшем отражались все мои отношения с библиотекой. В те времена автографам придавали гораздо большее значение для идентификации, чем позднее, в годы господства компьютеров и смартфонов.

Вот теперь для меня началась действительно другая, не представимая ранее жизнь. Я мог себе позволить часами бродить среди книжных шкафов и полок, читать названия, рассматривать картинки на обложках и иллюстрации внутри. Это давало возможность фантазировать и пытаться угадывать содержание книг, что было совсем нетрудно. В те времена иллюстрации и обложки выражали даже больше, чем текст книги.

Вот таким путем у меня и моего брата открылось окно возможностей через посещение библиотеки – можно было взять с собой самые интригующие из книг и запросто прочесть дома, в условиях, когда никто не мешал включать воображение. Главное, что нас с братом ограничивало и расстраивало в библиотеке, – это неизбежно возникавшие призывы сестры, которая проводила время по соседству, в читальном зале взрослой библиотеки. Она говорила, что пора идти домой, поскольку у нее еще много дел, надо готовиться к занятиям в педагогическом институте.