Все это, конечно, было откликом на мои эмоции, но казалось, будто включается внутренний симфонический оркестр, а ВГ вдруг произнес с издевательской ноткой: «Ты думаешь, это уже все?» Его голос звучал таинственно, отчетливо и обособленно от внешнего мира. Через пару мгновений он продолжил: «Судьба у вас с Алькой не простая, не обольщайся. Скорее всего, наделаете глупостей. Потом придется кусать себе локти, а процедура эта несладкая, вкус обычно горький». «Ты что, мой персональный пророк?» – мысленно с насмешкой удивился я. Достаточно было осознать эту мысль-вопрос, чтобы голос опять откликнулся: «Ты же знаешь, я – твой alter ego. Зачем делать вид, что ты принимаешь меня за собственные размышления?» «А разве это не так? – внутренне улыбаясь, осведомился я. – Ты же не способен быть независимой личностью». «Как же мало ты еще знаешь обо мне и о том, как устроен мир». Меня поразило это замечание. А вдруг и правда, я не понимаю чего-то крайне важного… Подспудно я всегда считал, что alter ego проявляет себя, только когда я начинаю о чем-нибудь активно размышлять. Я был убежден, что ВГ не обладает личной волей и другими независимыми способностями. Однако мне все чаще предъявлялись свидетельства, что мой внутренний собеседник способен совершенно самостоятельно мыслить, как бы находясь вне моего сознания. Иногда он ошарашивал меня наличием дара предвидения, когда сбрасывал компактные информационные «бомбочки», раскрывая, что случится и чего следует избегать. Но сомнения по-прежнему копошились внутри. Может быть, все связанное с ВГ мне лишь мерещится? А не признак ли это какого-то умственного расстройства? В конце концов я счел за лучшее занять пока что выжидательную позицию.
Благодаря подталкиванию внутреннего голоса и нашим с Алинкой совместным стремлениям, мы теперь стали встречаться часто – несколько раз в неделю, а потом практически ежедневно и даже два раза выезжали за город по выходным дням с палаткой, где провели немало часов в тесных объятиях и контактах «на грани фола». После занятий я стал провожать Алину до перекрестка вблизи ее дома. К ней я зайти пока не решался, да и она не была настроена торопить события. Мне не верилось, что мы легко познакомились и сблизились за короткое время до состояния какой-то сложной единой пси-конструкции, спонтанно, без внешнего приложения сил. Было полное ощущение, что нас взаимно притягивает каким-то мощным гравитационным полем. Жизнь превратилась в пунктирную линию, замирая от встречи до встречи и вспыхивая при каждом новом соприкосновении. Я боялся только одного – какой-либо неожиданности, которая способна стать причиной разлуки навсегда. Это были путешествия, в которых мы прикосновениями исследовали только лишь наш, но все же и нам неведомый мир. Эта вселенная состояла из взглядов и касаний, но в ней были неприкосновенные области. Наверное, мы боялись что-то потерять в спешке и жажде близких отношений под действием экспансии гормонов и несдержанности.
Происходящее с нами было стремительным, но не было испытано временем. Силу взаимности мы тоже не могли измерить, хотя я быстро уверил себя, что мы созданы друг для друга. Конечно, это нашло в душе благодатную почву. Я опасался обидеть ее словами или действиями, поэтому никак не мог решиться на то, чтобы перейти деликатные барьеры отношений, хотя очень надеялся, что мы оба этого желаем. ВГ не стеснялся задевать меня в своей любимой манере иронических замечаний, касаясь «запретных тем». Они заключались в том, что мы целовались, но все-таки удерживались от близости, даже иногда оставаясь один на один во всем мире, например в палатке, установленной на опушке дремучего леса. Алина оказалась невероятно легкой в общении и контактах, она нередко подшучивала, видя мою стеснительность. Я и сам понимал, что все «препятствия» являются своего рода персональным творением, поскольку Алька ни разу не возразила против моих инициатив и попыток нарушить границы ее таинственного девичьего мира. Казалось, что она не только разрешит сделать все, в чем я проявлю инициативу, но и сама ждет этого.
Мы готовились к выпускным экзаменам, но при малейшей возможности устремлялись друг к другу, чтобы проводить время вместе. Ничего лучшего я не мог вообразить. Так пролетело много дней и встреч – иногда урывками, изредка – в полном радости общении. Часто фоном служила подготовка, а потом и сдача экзаменов. Эти выпускные испытания Алина проходила блестяще, она уверенно продвигалась к получению золотой медали. Я же намного отставал от нее и сдавал экзамены в основном на «четверочки». Конечно, сказался пресловутый пофигизм в отношении к учебе, который стал частью моего существования в старших классах школы. Решение пойти в науку породило равнодушие ко всему, что не сулило стать полезным на пути к профессиональному изучению нейронных сетей и структур мозга. Я был уверен, что без владения точными науками я не достигну своих целей, хотя и сам не слишком ясно их представлял. Вероятно, именно поэтому из всех предметов на «отлично» я сдал только физику, химию и математику.
Иногда ВГ с непомерным энтузиазмом «скребся» мне прямо в эмоциональную сферу и призывал к решительности. Случалось, что он намекал на острую необходимость познакомить Алину с родителями, но избегал пояснений, как это сделать. Казалось, он предвидит что-то темное и тревожится из-за этого. Конечно, я понимал его правоту и несколько раз порывался сообщить Альке о необходимости познакомиться с родителями, но внутри неизбежно возникал невидимый барьер. Преодолеть его я долго был не в состоянии. К моим незрелым колебаниям ВГ добавлял еще и свои «бзики», согласно которым я мог одним неосторожным, грубым движением вызвать лавину фатальных событий в наших отношениях с Алькой, то есть ненароком все и навсегда разрушить.
Впереди где-то в тумане рисовалась сдача вступительных экзаменов в вуз. Алина пока еще не решила, куда двинется сама, но одобряла мое увлечение нейронауками. Конечно, мы могли договориться о поступлении в один университет, и это помогло бы избежать многих недоразумений, а самое главное – избавить от грозящего, как темная арктическая ночь, расставания. Мне очень хотелось «расставить точки над i», однако вначале требовалось расставить сами буквы. Суматоха сдачи экзаменов не давала сосредоточиться на чем-то еще. Однажды все же наступил этот день – мы освободились от груза выпускных экзаменов, и перед нами предстала перспектива вылета в открытый бесконечный мир. Тут-то мы и сыграли в эти треклятые «гляделки» – уставились друг другу в глаза, и хотя это было далеко не в первый раз, во взглядах обнаружилось много нового.
Мой друг детства, одноклассник Толик, уже неоднократно хвастал, что в его распоряжении есть ключи от квартиры деда, пустовавшей два летних месяца в году, когда хозяева уезжали к младшей дочери куда-то на Урал для возни с внуками. Поколебавшись, я решился и попросил у него эти столь желанные для меня «ключи от счастья». Были ли они таковыми для Алины, я точно не знал, но тем не менее сразу же показал их моей любимой подруге, которая прониклась пониманием. Таким образом, все должно было произойти в последнюю неделю накануне выпускного бала. Не было никаких сомнений, что Алина должна быть прекрасна без одежды. Однако мы так много обнимались, что в моей памяти жила ее объемная трогательность. Мой самонадеянный ВГ неожиданно заявил: «Зачем тебе ее видеть без одежды? Наивные люди! Вы думаете, что оболочка важнее содержания. Вы не замечаете, когда приходит время думать о душе, а вы все еще заняты телом». «Жаль, что тебе это недоступно», – ответствовал я.
Конечно, и нам, плотным созданиям, прикосновения и даже объятия не позволяли создать образ завораживающей женской фигуры. Похоже, именно поэтому мужчины любят глазами. Все же я никогда не стремился раздеть ее взглядом всего лишь потому, что когда она была поблизости, меня охватывало какое-то почти религиозное чувство. Я смотрел на нее, и мне нравилось это делать без всяких задних мыслей, потому что одежда, какой бы она ни была, сразу же становилась для меня дорогой и милой частью Альки.
