Я вынимаю их холодильного ящика брикет льда, бросаю в чайник. Пока вода закипает, подхожу к окну, сдвигаю плотную штору. Я хочу увидеть подъезд, увидеть входящую в него леди, но открывающийся вид... Вида как такового нет, прогал шириной два метра, и стена следующего здания, окна в котором также зашторены. Нет, мне не нужно, чтобы меня кто-то случайно заметил, рассмотрел. Я задергиваю штору.

Где леди?!

Утром она сказала, что опаздывает, когда было без двадцати девять, то есть до места работы ей добираться меньше получаса. Она должна была вернуться давным давно, но ее все нет.

Ей отчетливо не понравилось, что я втягиваю ее в неприятности. Она могла взять срочный отпуск и сбежать?

Личное дело девочки я читаю на ходу, в тряском экипаже. Естественно, я не стала тащить с собой полный комплект документов, только заключение с самой основной информацией. Меня не покидает ощущение, что я безнадежно опаздываю. Может, стоило взять пару стражников в качестве сопровождающих? А как я объясню? Интуиция, увы, не аргумент.

При беглом просмотре я нашла только одну зацепку, но ее совершенно недостаточно, чтобы бить тревогу. Инспектор Опеки обязан время от времени навещать усыновленного ребенка и проверять, в каких условиях малыш живет, однако в законе не установлены конкретные сроки. С одной стороны, это правильно, проверка имеет смысл, когда она внезапная. С другой стороны, некоторые мои коллеги, и их, к сожалению, немало, трактуют закон в сторону уменьшения объема работы, проверяют ребенка на второй-третьей недели после принятия в семью и через год.

Девочку удочерили всего месяц назад. Отчет о проверке отсутствует. Черт, это даже зацепкой не назвать – сроки пока еще не нарушены.

Опять же, если я напрасно паникую, то приход стражников может напугать малышку.

– Прибыли, госпожа инспектор.

Я еще раз проговариваю про себя имена удочерителей, сверяюсь с документами и прячу папку в сумку, выбираюсь на мостовую.

Извозчик кивком показывает нужный мне подъезд.

– Благодарю, – я вручаю ему квитанцию.

Проезд для меня бесплатный, в конце месяца извозчик сдает квитанции в Дорожный департамент и получает оплату по фиксированной ставке, но главное – это налоговые льготы и бесплатное продление лицензии, так что чиновники у частников желанные пассажиры.

– Ждать, госпожа инспектор?

– Не уверена, – честно отвечаю я и вхожу в подъезд.

Семья живет в многоквартирном доме, на втором этаже в трехкомнатной квартире, не считая гостиную. Супруга домохозяйка, супруг помощник управляющего магазином тканей. Я поднимаюсь по просторной лестнице и три раза ударяю по пластинке изящным молоточком.

А я молоточком так и не озаботилась... Если я кому-то понадоблюсь, человеку придется долбить кулаком.

В ответ тишина.

Я стучусь настойчивее, но изнутри не доносится ни звука. Время – день, семья вполне могла выйти на прогулку

Ждать? Я в третий раз повторяю серию ударов, и реагируют соседи.

– Если нет никого, зачем грохот поднимать? – на пороге появляется дородная дама в заляпанном соусом фартуке. Тугие кудряшки на голове воинственно подпрыгивают.

– Добрый день. Старший инспектор Опеки Аврора Майс, – представляюсь я.

Сухой официальный тон действует на женщину успокаивающе. Она хмурится:

– Опека – это же по детям, нет?

Верно.

– Тогда к кому же вы? На нашей площадке детей нет. Вот у соседей сверху каждый вечер, как время укладываться спать, орет на весь дом.

Не поняла юмора...

Я достаю папку, сверяю адрес. Может быть, я квартирой ошиблась? Нет, все верно, я стучалась именно туда, где должна быть девочка.

– Госпожа, не могли бы вы мне помочь? Ваши соседи Олена и Ган Вито?

– Нет, не они. Впервые слышу, хотя. Вы сказали «Ган»? Пару месяцев назад видела я пару, и вроде бы она называла мужа то ли «Гар», то ли «Гам». Наверное, он был Ган. Они купили квартиру, отремонтировали. Целую неделю шумели. Но потом почему-то не переехали, а недели три назад появилась вдова Жаклин. Вроде бы она новая хозяйка. Глуха на оба уха, так что стучите в дверь, если хотите с ней поговорить.

Эм? Сначала она сделала мне выговор за то, что я шумлю, а теперь сама же советует бить еще громче?

– Менять место проживания без одобрения инспектора Опеки запрещено.

– Мне-то какое дело? – поражается женщина.

– Извините.

Она выходит из квартиры, оттесняет меня в сторону и пинает нужную мне дверь ногой. Один удар, второй.

– Вот как надо! – заявляет она, глядя на меня с превосходством, и возвращается к себе, хлопнув напоследок.

Меня на прощание обдает ароматами чего-то невероятно вкусного. Рот наполняется слюной, я сглатываю.

Из нужной мне квартиры наконец-то доносятся шаркающие шаги, замок открывается бесшумно. Соседка не обманула, передо мной кто угодно, но не приемная мать девочки. Той тридцать сем, а женщине лет семьдесят, седая, с высохшей испещренной морщинами кожей, на удочерительницу она не тянет.

– Здравствуйте, – громок здороваюсь я и показываю свой служебный значок. – Старший инспектор Опеки Аврора Майс.

Женщина смотрит на меня непонимающе:

– Опека? Но, госпожа, мне не по возрасту с детьми возиться, куда же мне ребенка-то?

Она решила, что я хочу принудительно вручить ей малыша на попечение? К счастью до такого маразма у нас еще не додумались.

– Что вы, я ищу людей. Вероятно, они проживали здесь до вас. Не могли бы вы ответить мне на несколько вопросов? – навязываться нехорошо, но орать на пороге некрасиво, тем более речь о ребенке, только вот женщина либо намека не понимает, либо игнорирует, в квартиру она меня не приглашает. – Скажите, вы являетесь собственницей квартиры или вы арендуете? Имена Олена и Ган Вито вам о чем-нибудь говорят?

– Да, я купила у них квартиру.

Надо запросить официальные данные, но пока получается, что чета приобрела квартиру, отремонтировала под требования Опеки, а затем... продала, не имея на это никакого права. Мне не понятно, как они чисто технически это провернули. Опека выдает положительное заключение и одновременно отправляет в Жилищный комитет «детское» уведомление. Департамент не мог признать сделку законной без одобрения инспектора, но никакого одобрения не было, в деле о нем ни слова.

– Простите, а когда именно? Случайно, дату не помните?

Если предположить, что господа заключили сделку сразу после ухода инспектора. Нет, все равно не сходится. Проверка законности длится не менее трех дней, «детское» уведомление успело бы поступить.

– Чуть меньше двух месяцев назад.

– Как? Месяц назад Ган Вито был собственником, – это данные из Департамента.

Вообще ничего не понимаю.

– Мы подписали договор два месяца назад, но в силу он вступил месяц назад, когда я внесла оплату.

Ах вот как.

Честно говоря, я первый раз с таким сталкиваюсь. Ничего себе дыра у нас в законодательстве. Да это не дыра, а целая дырища. Черт, похоже Блез Дагота гораздо опаснее, чем мне представлялось, ушлый тип.

Хорошая новость одна – теперь я знаю, где получить аргументы. Час в Жилищном департаменте, и я подниму тревогу.

Вниз я спускаюсь в слегка приподнятом настроении. Ситуация страшная, но я радуюсь, что поиски сдвинулись с мертвой точки, причем Крыску с Пирожком я тоже прижму. О том, что может быть слишком поздно, я стараюсь не думать. Это ведь не моя вина, правда? Хах, как будто для девочки есть хоть какая-то разница, кто виновен. Так, не о том думаю. Важнее всего правильно спланировать и собрать минимум документов, с которыми можно идти к дознавателю.

Я настолько погружаюсь в себя, что не замечаю дороги. Казалось, только тронулись, и вот уже приехали.

– Ждать? – уточняет извозчик.

– Как получится.

Час – это слишком оптимистично.

В Жилищном департаменте мне бывать не доводилось. Как инспектору Опеки. Когда я покупала квартиру, разумеется, проходила регистрацию.