Звание подлеца и предателя – не столь большая цена.

— Я могу спасти Империю, — продолжает Тит Мид, бездумно глядя мимо белокаменной статуи дэйдрической леди обмана и предательства. – Но я не могу защититься от каждого, кто захочет убить меня. Мне нужен твой голос, чтобы обратить на свою сторону тех, кто предаст меня, тех, кто предаст Империю.

Боэтия смеётся – властно и торжествующе одновременно; они оба знают, что будет ценой.

— Позже, — говорит Император, — я заплачу сполна.

Над Имперским городом знамя Дракона окрашено красным, и при свете заката кажется, что розовый оттенок белого камня – всего лишь лучи Магнуса-Солнца. Пусть в это верят.

Люди должны верить. Пожалуй, Талмор оказал бесценную услугу Империи, запретив поклонение Талосу: вера в вознёсшегося смертного-бога никогда прежде не была так сильна.

Тит Мид Второй знает, что будет наречён предателем: так Империя провозглашает его верность.

Он знает, что стоит по колено в крови: так Империя нарекает его достойным.

Он знает, что голос Боэтии однажды обернётся против него: так Империя одарит его бессмертием.

Ему не о чем молиться Акатошу и Талосу, ибо он уже получил все божественные дары, в которых нуждался. Поэтому, преклоняя колени перед алтарём Бога-Дракона, он говорит только: славься, моя Империя.

Славься вечно.

========== Переходами снов (ученик Мейлина Варена, Азура), Skyrim ==========

Комментарий к Переходами снов (ученик Мейлина Варена, Азура), Skyrim

Вполне допускаю (но не полностью уверена), что это АУ.

Написано на флэшмоб леди Мыши по ключу “Хогитум”. :)

Рекомендуется к прочтению перед прочтением драббла: http://vk.com/feed#/tes.lore?w=page-41697900_48652949

В пустоте, окружающей мир, ярко горели звёзды.

Всё так же ярко, как и тысячи лет назад.

Риссен Авири спешил, несмотря на усталость; восхождения по горным тропинкам не давались легко тем, кто проводит большую часть времени за письменным столом или в беседах с учеными. Его лошадь осталась в конюшнях Винтерхолда после долгой скачки по заснеженным предгорьям севера, и сам Риссен с удовольствием потратил бы несколько десятков монет на горячий ужин и ночлег в городском трактире, но ночь неумолимо подходила к концу. Темнота на горных склонах неторопливо рассеивалась, возвещая зарю двадцать первого дня третьего месяца года.

И поэтому Риссен упрямо шёл вперёд по петляющей тропе, ведущей на вершину горного хребта к югу от Винтерхолда; поэтому он нёс в своей дорожной сумке звезду, потемневшую от древней и осквернённой магии, но всё так же теплеющую в ладонях.

К Леди Рассвета и Заката следовало обращаться с первыми лучами зари, когда стихийная мантия Магнуса затмевает пустоту Обливиона золотистым отблеском еще не пришедшего дня, ещё не погасив иллюзией небесной синевы острый, словно лезвие, блеск путей в Этериус.

Когда рассветные звезды еще видны в тающей дымке ночи.

Винтерхолд казался блеклым и тихим по сравнению с Виндхельмом — в городе ярла Ульфрика было достаточно темных эльфов, и даже за время короткой остановки Риссен успел ощутить стелящийся праздничной дымкой по мостовым Хогитум. Празднество начиналось в полночь и длилось несколько часов до рассвета, где наконец достигало кульминации — пирующие зачитывали торжественную молитву и приносили дары Азуре. Когда-то дары были богатыми и щедрыми, но здесь и сейчас… Риссен знал, как живут чужеземцы в северных краях, по-прежнему раздираемых гражданской войной, и у большинства меров в Виндхельме едва хватало серебра на еду и взятки страже «за надежную защиту от недоброжелателей».

Празднующие Хогитум говорили — каждый приносит жертвы, которые ему по силам.

Что же.

Риссен Авири собирался пожертвовать больше, чем кто-либо за последнюю сотню Хогитумов.

Он верил: это ему по силам.

Обычно, он знал это из чужих рассказов, до которых был жаден, словно хаджит до лунного сахара, обычно у древнего святилища находится всего одна жрица, а сама исполинская статуя, укрытая устилающими горные вершины облаками, лишена присутствия незримой силы — чуждой, неправильной. Дэйдрической.

Сегодня всё было иначе.

Облака, призрачной серебряной дымкой разливающиеся в ледяном воздухе, неохотно отступали от света пламени — магические огни в тяжелых каменных чашах взвивались ввысь, озаряя площадку перед статуей. Риссен замер поодаль, у конца подъёма, вне круга огней; всмотрелся в людей, собравшихся у святилища, позволил негромким мелодиям песнопений влиться в сознание — слова на древнем языке принесли образы, полные ароматов цветов и теплых красок, согрели изнутри, растворили усталость.

Больше дюжины паломников стояли в светлом круге, перекликаясь голосами и магией; много, очень много для провинции, скованной холодом, войной и бдением Дозорных Стендарра. Страх гонит верующих прочь от дэйдрических святилищ, но сегодня был Хогитум, и в Хогитум у святилища Азуры приветствуют любого, пришедшего почтить её.

Жрецы и паломники, конечно же, заметили его, замершего в предрассветных густых тенях на широких ступенях подъёма к статуе, но никто никогда не поторопил бы его и не позвал ближе, в сверкающий круг пламени. Каждому требовалась своя доля уединения и своя доля общего празднества. Риссен не опустил взгляда, шагая ближе, вступая в пространство света и искр — и склонил голову лишь перед эльфийкой в темной робе.

Арания Иенит легко и изящно поклонилась ему в ответ.

— В сумерках рассвета и заката да осветят твой путь огни Хогитума, странник. Ты пришёл возложить дары или призвать Королеву Ночного Неба?

Риссен Авири посмотрел ей в глаза, и багровая тьма вспыхнула тревожными искрами — не то знамением, не то отражением вихря магического пламени за его спиной.

— Я пришёл сделать и то, и другое.

Она скользнула ближе к нему — опасно ближе, но теперь лишь он мог услышать её шёпот:

— Ты изучал колдовство, ненавистное леди Азуре; ты помогал тому, кто осквернил её артефакт; я видела тебя в предрассветных снах, Риссен Авири, ученик Мейлина Варена, и ты посмел явиться в круг священных огней Хогитума — чем ты оправдаешь своё преступление и свою дерзость?

Риссен не отвёл взгляда.

— Звездой чёрного цвета, своей жизнью, своей смертью и бесконечностью, принадлежащей мне.

***

Риссен Авири всегда был жаден до чужих рассказов. И рассказы Неласара, старого альтмера, поселившегося в Винтерхолде после изгнания из Коллегии, не стали исключением.

Им было о чём говорить.

Неласар был другом Мейлина, Риссен — его учеником. Риссен помог Мейлину заполучить бессмертие, а Неласар — забрал это бессмертие чужими руками. Неласар отказался от Чёрной Звезды и предпочёл не вспоминать о ней, Риссен же заставлял себя помнить.

Каждое мгновение.

Не ради погибшего сумасшедшего некроманта, разумеется.

Хотя…

…в конечном итоге даже Мейлин Варен — один из тех, ради кого Риссен собирается умереть.

История, которую рассказывает ему Неласар, ведёт его длинными тропинками сомнений, вероятностей, возможностей и догадок, и тропинки ведут его к босмеру-чародею Энтиру, торговцу Коллегии, к рифтенским закоулкам и подземельям, к вайтранскому хускарлу-без-тана, в Дом Тёплых Ветров, обратно в Рифтен, потом вновь на север, к виндхельмским докам, и оттуда — на Солстхейм. По Солстхейму Риссен бродит недолго. Заброшенный дом, отданный некогда во владение помогавшему жителям Вороньей Скалы эльфу-лучнику, не интересует никого из живущих здесь.

А Риссена — интересует.

То, что он находит внутри, обогатило бы любого вора на десятилетие вперёд, но Риссен Авири не опускается до воровства, пусть и терзается вопросом, почему владелец бросил столь ценные вещи без присмотра, словно ненужный мусор, в собственном доме, в котором не появлялся годами.