Каждый из них знает, на что идёт.
— За Империю, — коротко цедит сквозь зубы Тит Мид, и сила Обливиона струится в его голосе дэйдрическим могуществом.
Тридцать второй день Руки Дождя.
Под ногами – всё ещё слякоть, но скоро, очень скоро Император будет ступать по крови и камню. Имперский город снова пропитается ею – так, что залы под Ареной будут полны доверху. Остатки поставок из Брумы – партии целительных эликсиров – увеличены почти вдесятеро, разбавлены так, чтобы едва-едва сохранить щепотку магии.
Два дня назад Коловианское нагорье ощетинилось мечами легионеров и копьями рыцарей Хай Рока: Дециан повёл армию на прорыв, через западный мост, единственный надёжный путь в Имперский город.
Два дня назад легионы Джонны двинулись на юг вдоль Красной Кольцевой, пересекая Нибен, стеной закрывая пути к отступлению из Имперского города, чтобы объединиться на западе с людьми Дециана – и встретить атаки альдмерских подкреплений с юга.
Два дня назад Наарифин понял, что недооценил Империю – что генерал Дециан, предположительно завязший в песках северного Хаммерфелла в битвах с армией леди Араннелии, уже в Сиродиле; что скайримские легионы Джонны, ещё не истощённые войной, готовы встретить и выдержать натиск Доминиона; и, наконец…
И, наконец, что он недооценил Императора.
Тит Мид Второй стоит на возвышении перед многотысячной армией, перед Имперским Легионом вперемешку с Клинками, наёмниками и фермерами, и по правую его руку стоит генерал Летилий, вместе с Императором ведущий войско на Имперский город.
Сегодня багряные знамёна Империи, вновь поднявшиеся над армией, больше не кажутся лишней роскошью – как и вычищенные до блеска доспехи военачальников, как и гордость, и смелость, отчаянно-безрассудная гордость и смелость тех, кто сумел дотянуть до этого дня.
— Сегодня, — кричит Тит Мид, и неслышный шёпот Боэтии вторит ему послушным эхом, — Империя вернёт своё величие!
Эту битву Альдмерский Доминион запомнит надолго – и нескоро ещё решится бросить вызов наследию Тайбера Септима. Наарифин будет повержен, и эльфийской кровью будет омыт каждый камень осквернённой столицы.
Мы отомстим за Восьмой легион, звенит в застывшем предгрозовом воздухе. Мы отомстим так, как никогда ещё не мстила Империя.
Чёрные драконы на гербах изгибаются резкими ломаными линиями, щерятся острыми клыками: Акатош с нами. Талос с нами. Император, истинный наследник его, ведёт нас в бой, беззвучно нашёптывает Боэтия солдатам; искусством Боэтии в каждом из них просыпается неумолимая ярость, неистощимая сила, несломленная доблесть.
Вскидывая в салюте дэйдрический клинок, Тит Мид не знает, ведёт ли их Акатош, или Талос, или Боэтия. Их боги остались безучастны, и он заплатил за право на победу другим богам.
Неважно, сверкает ли на его груди Амулет Королей или горит в руке беспощадным пламенем Забвения Золотой Меч.
Он ведёт своих людей в бой во имя Империи – во имя её и во славу.
***
Даже с северных берегов Румара можно услышать далёкий лязг оружия, рёв битвы, грянувшей на западе. Все силы Наарифина оказались стянуты к единственной дороге в Имперский город – к войску Дециана.
Румар надёжно защищает остров, а у легионов Тита Мида больше нет кораблей. Имперских кораблей вообще больше нет в водах Румара и Нибена – только их покорёженные и сожжённые остатки на дне.
Летилий отдаёт приказ – Тит не слышит, что он говорит, но знает, что произойдёт дальше.
Шеренга магов выступает вперёд, к самой кромке берега. Многие – спасшиеся из Университета Магии, некоторые – удачливые беженцы со всех уголков Сиродила. Почти никто из них не умеет сражаться.
Но им и не нужно сражаться.
Воздух чуть подрагивает, когда шеренга озаряется светом – изумрудным, перетекающим в лиловый; будто кто-то незримо и беззвучно перебирает струны, так, что остаётся только предчувствие.
Ощущение.
От количества магии, брошенного в общее заклинание, щедро разлитого вокруг, теплеет рукоять Золотого Меча. Тит Мид иронично думает, что век божественных чудес, должно быть, закончился. Теперь они сами создают необходимые им чудеса.
Впрочем, разве не так поступали все правители Империи?..
Свет расползается лиловой дымкой над водой; неслышен, но ощутим слабый треск, неявная дрожь, и, Тит Мид готов поклясться, сейчас алинорские маги бросаются прочь от центра сражения к северному побережью Городского острова. Сейчас Наарифин поймёт, где просчитался.
Но будет уже поздно.
Рябь проходит по озёрной глади, словно лопается натянутая струна. Лиловое свечение врастает в поверхность Румара – и вода становится плотной, как камень.
Плотней, чем камень.
Дороги, проложенной магами через озеро, достаточно, чтобы Городской остров оказался открыт и уязвим с севера, и Тит Мид не медлит. Лучше не испытывать продолжительность чуда.
К тому же, Дециану требуется подкрепление.
Солдаты Доминиона сражаются неистово, как загнанные в угол звери, но им не поможет хвалёное взращённое совершенство. Разграбленный Торговый квартал достаётся легионам Летилия практически даром – но на подступах к Башне Белого Золота стоят маги, элитная гвардия Наарифина, и их намного больше, чем полуобученных волшебников Университета.
Их магия сожгла две сотни человек в неполную минуту – атака, что должна была смять укрепления у Императорского дворца, захлебнулась почти мгновенно.
Тит Мид ухмыляется: ничего, Красное Кольцо уже смыкается, и скоро сомкнётся окончательно. Мы можем подождать.
На пятый день его предсказание становится явью.
Имперский город залит кровью, грязью, магией, отсвечивает золотом и багровой чернотой, задыхается гарью пожарищ, запахом железа и мяса. Потом, когда Наарифин будет повержен, настанет время скорби и похорон павших, сейчас все едины – эльфы, люди, твари. Мясо убитых сенче идёт в пищу, всё остальное – на костры. Столица кажется сплошным пылающим факелом.
Последний бой идёт у стен Башни, и Тит Мид усмехается под забралом шлема, глядя, как подаётся назад потрясённый Наарифин, узнав безжалостное пламя меча в руках Императора. Воздух дрожит от творящихся заклятий, от звона оружия, но громче предсмертных криков направляющий шёпот Боэтии. Боэтия ведёт его, защитника и правителя сиродильской Империи, и смертная магия алинорского лорда неспособна противостоять им.
Когда Наарифин падает на колени – когда Имперское знамя вновь поднимается над столицей – Боэтия говорит о плате.
Тит Мид смеётся, остро и счастливо: забирай, дэйдра.
Сиродил возвращён Империи – Доминион убирается прочь, а тех, кто не успел сбежать до прихода отрядов Легиона, не берут в плен. Империя платит за голову каждого Клинка десятком трупов.
Скавен взят, и войска Араннелии отступили через Алик‘р, преследуемые воинами пустыни – это достойная расплата за Марш Жажды.
Золотой Меч покоится в ножнах, спящий и пока ненужный. Слепящим золотом распят Наарифин на шпиле Башни, и это – тоже достойная плата.
Тридцать три дня, зло усмехается Тит Мид, помня условия сделки; тридцать три дня, и я постараюсь, чтобы ты запомнил их лучше пыток в Обливионе, ублюдок. За Восьмой легион. За Имперский город.
За Империю.
***
— Наарифин – цена победы в Великой Войне, — сухо говорит Император, собранно-уверенный, и шелест голосов Боэтии подтверждает его слова. – Но Великая Война – это только начало.
— Так и есть, смертный, — иронично усмехается тысячеголосая дэйдра. – Но каждая победа имеет свою цену. Тебе не понадобится больше мой меч, Император.
— Но понадобится твой голос.
Он подписал Конкордат, согласившись на беспощадно-унизительные условия, согласившись стать предателем и подлецом в глазах собственных людей. Империя была обескровлена, опустошена, разорена; они не могли продолжать войну сейчас.
Позже, знал Тит Мид, позже Империя встанет против Талмора вновь, и он – её Император – должен дать ей время. Должен дать ей силы.