Но – та же горечь, тот же пепел в их глазах, один на всех.

…я не оставлю вас, я приносил вам присягу, вы не можете отослать меня прочь!

…если кто-то и достоин уйти живым, то это вы, Грандмастер.

…мы умрём за вас.

…Конкордат не был предательством. То, что делаете вы – это предательство.

…вместе.

И Октавиан отводит взгляд.

Двадцать пять шагов до Башни.

Он не глядит ни на Тита Мида, ни на агентов Пенитус Окулатус, ни на талморского эмиссара, застывшего чёрно-золотой статуей у подножия белых ступеней. Стройный шпиль взмывает к небесам – непокорённый и несломленный, и у Октавиана перехватывает дыхание на мгновение, когда он поднимает взгляд к его вершине.

Знамя Дракона горит на ней.

Пусть сотни лет как остыл священный свет Чаши Высокого Пламени, пусть остались лишь данью прошлому красные ромбы на броне солдат и навсегда угасли Драконьи Огни – знамя Дракона горит на Башне Белого Золота. И ради этого стоило предавать, лгать и бить в спину; ради этого стоило глотать и кровь, и грязь, и позор.

Каждый из двадцати пяти шагов – ради этого.

Двадцать два – чуть поднимает голову эмиссар, настороженно, но победоносно; Октавиан не позволяет себе ответной усмешки.

Двадцать три – Марон не отводит взгляд, до выступивших от бликов солнца слёз упрямо глядит на ослепительный блеск акавирского доспеха.

Двадцать четыре – ему преграждает путь маг в чёрной робе, но Тит Мид жестом приказывает ему отойти.

Двадцать пять.

Рукоять ложится в ладонь легко, и одним слитным движением Октавиан вскидывает меч ввысь, в горящий полуденный воздух, старым военным салютом – и не трогается с места ни один из тех, с пронзенным оком на груди.

Бой окончен. В последний раз блещет солнце на стали этого клинка.

Октавиан опускается на колени перед Императором, и акавирская катана ложится на его раскрытые ладони. Последний дар уходящего на смерть. Последний долг стража Дракона. Тяжесть стали покидает его, и он знает – пусть Титу Миду служит другой меч, Император сохранит его клинок.

И теперь он готов.

Как готовы десятки тех, кто стоит сейчас за ним на Императорской Тропе – идущих на смерть.

- Согласно условиям Конкордата Белого Золота…

Приговор зачитывает императорский глашатай, и вся Зеленая Императорская Тропа слышит его голос. Кости королевских семей покоятся в земле под ногами собравшихся, и Октавиан неодобрительно щурится: им досталось немало во время войны, ни к чему тревожить предков сейчас.

Но, похоже, им придётся потерпеть.

Война окончится ещё не скоро.

- …гласит о роспуске Ордена Клинков с последующей казнью всех бывших членов этой организации…

И прах последнего Грандмастера Клинков ветер разнесёт по всей Тропе, по могилам великих. Магическое сожжение – достойная смерть. Почётная смерть.

Красивая смерть.

- Довольно, - сухо обрывает глашатая Тит Мид.

Октавиан полностью с ним согласен.

- Грандмастер Ордена, - произносит Император, крепче сжимая катану. – Октавиан.

Золотом истекают акавирские змеи на его доспехе, раскаленном солнцем, когда он шагает навстречу магу в чёрных одеждах, но горячей стали ладонь, касающаяся его груди. Пока смертельное заклинание разъедает защитную магию брони, Октавиан успевает скользнуть взглядом по эмиссару, бесстрастному свидетелю выполнения Конкордата – и остановиться на Императоре.

- Во славу Империи, - говорит Тит, и его слышат все три шеренги до самых ворот.

Когда ответным салютом взлетает ввысь сверкающее острие императорского меча, мир становится ослепительно белым, и только Башня кажется ещё светлей и ещё ярче. И до тех пор, пока заклинание палача не сжигает ему глаза, Октавиан глядит на неё и на сияющий клинок Императора, и как никогда уверен в том, что они сделали правильный выбор.