- Я думаю, последний год развеселил Ноктюрнал за предыдущую сотню и ещё десяток, - буркнул Мерсер. – Не знаю, как тебе, Галл, а мне очень тоскливо сознавать, что я всего лишь кукла в руках кого-то настолько могущественного, что ему скучно даже решать мою судьбу.
- Не думай об этом, - философски посоветовал Дезидений. – Ведь ты сам когда-то выбрал для себя путь проводника её воли, а значит… ладно, хорошо, не будем.
Темнота расползалась по краям, прячась в уголках глаз; дорога из каменных плит вырастала под ногами, сплетаясь причудливыми танцующими узорами. Мерсер внезапно осознал, что Галл здесь – не гость и не вор, а один из хозяев; он примет Забвение легко и с улыбкой. Для него не будет ни вечной пытки, ни мучений расколотой на части души – он здесь по праву, он выполнил контракт с честью, не пытаясь увильнуть от условий.
Ему, Мерсеру Фрею, никогда не прийти в Вечнотень, как в давно забытый и вновь обретённый дом. Как и очень многим Соловьям.
Мерсер зачерпнул рукой полную горсть живого тумана. Ложь. Всё это – ложь, иллюзия. Забвение не может быть домом.
Эй, - позвал он наугад, мысленно обращаясь к вору, который спас ему жизнь во время первого его визита в домен леди Тайн. Море тумана у ног заколебалось, а парой секунд позже тёмный дымок обвился вокруг предплечья.
«Обречён вечно помнить».
- Завёл друзей, м?
Мерсер не ответил. Дымок прочно приклеился к нему, не желая отпускать. Фрей поколебался какое-то время – он собирался поздороваться, а не таскать его с собой – но потом только мысленно вздохнул. Дэйдра с ним.
- Мы пришли, - Галл остановился. Впереди простиралась уже знакомая Мерсеру пустошь, беспорядочно уставленная арками и дверьми. – Чтобы открыть проход, нужно иметь, что открывать, верно?
Мерсер смотрел на каменные резные колонны, украшенные драконьими головами, и не мог поверить.
После всего, что он сделал, после всех предательств, обманов и убийств, Ноктюрнал отпускает его? Просто так?
Он подошёл к арке, приглянувшейся ему, безразлично пропуская прочие; коснулся рукой изогнутых каменных клыков – по коже потёк холод, настоящий холод. Мерсер по-прежнему не чувствовал никаких изменений.
И вдруг понял – и не должен чувствовать.
Потянулся к силе Ключа – так же, как делал сотни раз до этого, и песнь откликнулась ему, зазвучала тихо-тихо, только теперь уже не в Ключе. Дэйдрический артефакт больше не служил ему, но и не был ему нужен.
Теперь источником был он сам.
Мерсер Фрей воскрешал в себе чувство всё получится.
Мерсер Фрей воскрешал свободу.
- Мы оба знаем, что дело не в клятвах и не в чести, - тысячеголосая Ноктюрнал зазвучала в его голове – и одновременно всюду и всегда. – Достойная игра, Мерсер Фрей. Иди и помни – я позволила тебе жить.
Мерсер тяжело сглотнул иронично-звенящий отголосок бессмертного хора дэйдрического голоса. Сила Ключа пела и переливалась, зовя за собой.
Всего лишь пройти через арку.
Оставить за спиной Вечнотень, призраки прошлого, хитросплетения гильдейских интриг и проклятые артефакты. Взять с собой связку отмычек и старые мечи и никогда, никогда больше не возвращаться.
Конечно, моя леди.
- В другой раз, - ухмыльнулся Мерсер, не глядя выбросил назад руку, хватая Галла, и шагнул под арку.
========== Вопросы веры (Нереварин, Кай Косадес, Дагот Ур), Morrowind ==========
Зурин Арктус был умён, нечеловечески умён. Отличный наставник-проповедник, вроде Велота или Вивека, только на имперский манер.
Однажды он сказал очень простую, но невероятно важную вещь.
Событие зафиксировано Свитками и пророчеством, но Событию нужен тот, кто его совершит.
(Спасение гарантировано вам – найдите же того, кто спасёт вас.)
Мельи был охотником – из южан, привыкших к душным болотам близ границ Чернотопья; не одним из лучших, скорее, одним из тех, кому хватало умений кормиться своим ремеслом. Прекрасное время это было; для кагути не имеет значения, кто ты такой, им достаточно твоих стрел.
В первый раз Ввандерфелл встретил его ошеломительно-чарующим запахом свободы, к которому примешивалась затхлая сырость залива. Позже – в Балморе – дождём и протекающей крышей дома Кая Косадеса.
Кай Косадес был пьян и без рубашки, и Мельи, с которого вода стекала на пол, больше всего на свете хотел отдать ему пакет и избавиться от поручения, полученного перед выходом на свободу. Возможно, думал он тогда, этим всё и закончится.
Он не знал одного.
Кай Косадес был пьян и без рубашки, но это не мешало ему искать того, кто спасёт их – и верить, что сможет найти.
— Было множество ложных Нереваринов, — говорит Мельи, наконец расстегнув проклятый хитиновый доспех и прислонив его к стене. Доспех прошёл буквально огонь и воду и теперь только что не разваливается на части – заменённые кожаные ремни всё ещё держат вместе изрубленные куски потемневшего хитина.
— Выброси эту дрянь и купи новую броню, — кратко говорит Косадес, собранный и сосредоточенный, словно воин перед поединком. Мельи кажется, что это если не настоящее лицо имперского агента, то маска, наиболее близко отражающая его суть.
Слишком много было тех, кого Кай Косадес отправил к предкам, чтобы верить в образ пьяного старика.
— Нибани Меса, шаман Уршилаку, сказала мне о пророчествах… и о том, что были те, кто пытался их исполнить.
Мельи ждёт ответа, но Кай только молча листает записи – свои и чужие, все собранные в один переплёт. Всё, что смогли достать информаторы – от хаджитки, прятавшейся в подземельях Вивека, до информатора Зайнсубани – в одной книге. Мельи никогда не удавалось заглянуть туда: Косадес берёг её лучше, чем свои запасы лунного сахара.
При взгляде на Кая, листающего страницы, в разуме Мельи, бывшего охотника, со скрипом встаёт на место ещё одна деталь головоломки.
— Ты знал об этом? – тихо спрашивает он, почти не надеясь услышать, что ошибся. Косадес вскидывает глаза – холодные, как льды Солстхейма или прикосновение призрака.
— Разумеется, знал. Таких, как ты, было много. Больше, чем знает Нибани Меса.
— Почему ты мне не сказал?
— Потому что ты бы испугался. Попытался сбежать, допустил ошибку и погиб раньше времени, — хладнокровно отвечает Кай. Мельи скользит по нему взглядом, вспоминая песчаные бури в пустошах эшлендеров и живых мертвецов в гробнице предков Уршилаку; он думает, смог бы выжить там Кай или нет.
В какой-то момент он понимает, что даже неспособен ощущать злость.
— Ты не худший кандидат, Мельи, — говорит имперец, прежде чем снова сфокусироваться на записях. – Мне нужно время, чтобы просмотреть записи Нибани. Займись своим доспехом. Учитывая, что тебе придётся делать дальше, я бы порекомендовал обзавестись чем-нибудь получше: это может спасти твою жизнь.
Мельи думает, что его жизнь была решена за него с момента взятия под стражу – там, у границы с Аргонией. Он потерял власть над свой судьбой, влияние на неё и право выбора.
Ему кажется, что, даже если он сбежит прочь, затеряется в пыльных бурях эшлендерских земель, наймёт корабль до берегов Истмарка и исчезнет в скайримских снегах, его и там отыщет посыльный Империи, гонец Косадеса, и выдаст новое поручение.
С ночными кошмарами об огне и пепле, разъедающими плоть, Мельи смирился уже давно. Кошмары не прекратятся, пока не исчезнет и память о Шестом Доме. Его, Мельи, преследование не прекратится, пока не исчезнет память о Нереваре и Пророчествах.
Кай смотрит на него очень-очень внимательно, не отводя взгляда, и Ложному Воплощению кажется, что сейчас имперский агент просто вышвырнет его прочь из дома. Мельи торопливо бормочет извинения и уходит, прежде чем терпение Косадеса окончательно иссякает.
Зелья Тьермэйллина, альтмера-Клинка, жглись, словно ядовитые щупальца нетчей. Золотокожий эльф обошёлся снисходительной улыбкой, когда Мельи в первый раз попробовал его эликсиры, исцеляющие болезни: самому Мельи показалось, будто проклятие Азуры ожило вторично, решив окрасить его кожу пеплом не только снаружи, но и изнутри.
