А началось все с того, что госпожа Цзинь, Цзян Яньли, захотела наконец-то отпраздновать свой день рождения в семейном кругу. За все прошлые года им никак не удавалось собраться всем вместе: сперва ордена восстанавливались после войны, потом один за другим рождались дети, затем — траур по свекру и почти сразу по свекрови. Разумеется, Яньли виделась со своими братьями, но собраться всем вместе им давно уже не удавалось. Однако Цзинь Цзысюань, желая угодить супруге, очень широко подошел к понятию «семейного круга». Цзинь Гуанъяо весьма позабавился, когда ознакомился с составленным братом списком, но счел, что уж точно не в его интересах кого-то оттуда вычеркивать.
Поэтому в день торжества Башня Золотого Карпа оказалась переполнена гостями. Впрочем, здешние покои могли вместить и большее количество людей, просто большинство пожелало держаться вместе. В каком-то смысле Цзысюань все же был прав, и все присутствующие в той или иной степени являлись друг другу родственникам. Пусть иногда отдаленными, а иногда и сводными.
Сам Цзинь Гуанъяо был рад в первую очередь пообщаться со своими близкими. Если с Сичэнем ему еще удавалось встречаться время от времени, то мать и сестру он видел гораздо реже. В данный момент ему удалось совместить сразу два дела: пообщаться с другом и полюбоваться на сестренку.
Лань Шу уже сейчас обещала вырасти в очень красивую девушку. Высокая для своих шести лет, она в полной мере унаследовала все фамильные черты семьи Лань. От матери ей достались разве что теплые янтарные глаза да очаровательная улыбка. Правда, улыбалась маленькая А-Шу крайне редко, неизменно сперва строго взвешивая, достойны ли окружающие этого. Но уж если ей все же доводилось улыбнуться, то все ее лицо мгновенно преображалось. Ямочки на щеках добавляли идеальной красоте бездну обаяния.
Цзинь Гуанъяо прекрасно понимал Сичэня, боготворившего маленькую кузину так, словно она была его родной дочерью. Тот с самого ее рождения обожал носить ее на руках и, пожалуй, продолжал бы делать это по сию пору, если бы Лань Цижэнь однажды не возмутился, что таким образом его дочь вообще никогда не научится ходить. Гуанъяо и сам с удовольствием возился с сестренкой, когда приезжал с визитом в Облачные Глубины.
При воспоминании об этом он беззвучно, чтобы не огорчить Сичэня, вздохнул. Сегодня Башня Золотого Карпа полнилась звоном детских голосов, и Гуанъяо в который раз поймал себя на мысли, что хотел бы, чтобы и у него был его собственный ребенок. В конце концов, у Цзысюаня уже трое, а сам он еще даже не женился! И ведь у него был шанс вступить в брак с хорошей девушкой несколько лет назад. Все складывалось довольно неплохо: он нравился Цинь Су, и даже отец был вроде бы не против… Правда, семья девушки особого энтузиазма не выразила, но Цзинь Гуанъяо верил, что со временем сумел бы преодолеть и эту преграду. Однако его мать, едва заслышав о его планах, решительно воспротивилась. Она заявила, что он чересчур молод, и прочитала целую лекцию о том, как ненадежно и непостоянно мужское сердце в двадцать лет. Напомнила, что ее сын хотел развиваться как заклинатель, и, хотя он уже многое наверстал, работы ему на этом поприще предстоит немало. И в конце добавила, что негоже младшему брату вступать в брак вперед старшего, а раз уж ее А-Яо выбрал Сичэня себе в старшие братья, то придется ему подождать своей очереди.
Сичэнь жениться не торопился, и в результате Яо тоже оставалось только мечтать о собственной семейной жизни. На мягкое напоминание о том, что родной младший брат Сичэня все-таки позволил себе уже вступить в брак, мать ответила, что на обрезанных рукавов вообще и на Вэй Усяня в частности никакие правила не распространяются. Это признал даже Лань Цижэнь, а потому и всем остальным остается только смириться.
Вэй Усянь в принципе стал головной болью и стихийным бедствием для почти всех великих орденов. Кажется, только в Цинхэ Не избежали его тлетворного влияния — и то, возможно, лишь потому, что Не Минцзюэ однозначно заявил, что ноги этого темного заклинателя не будет на его территории, а брату запретил поддерживать с ним любую связь. Последнему содействовал и Лань Ванцзи, вообще крайне болезненно воспринимающий хоть какую-то связь Вэй Усяня с кем угодно. Он и Цзян Ваньиня сверлил подозрительным взглядом, стоило его мужу завести с ним разговор, и в Пристань Лотоса они всегда ездили вместе.
Остальные же хлебнули по полной. Больше всего, конечно, досталось Гусу Лань, ибо Ванцзи, раз заманив Вэй Усяня в Облачные Глубины, был твердо намерен задержать его там навсегда. Остальные оказались просто поставлены перед фактом — и именно тогда Цзинь Гуанъяо понял, почему все в этом ордене так спокойно отнеслись к женитьбе Лань Цижэня на его матери. Если Лань решал, что ему нужен какой-то человек, для него больше не существовало никаких преград.
Орден Юньмэн Цзян претерпел, скорее, моральные страдания, ибо Цзян Ваньинь так и не простил «похищения» своего шисюна — не простил, как ни странно, в первую очередь самому «похищенному». А вот за орден Ланьлин Цзинь пришлось отдуваться уже лично Гуанъяо. С того момента, как он семь лет назад получил встревоженное письмо от Сичэня насчет пленных Вэней, которые позарез понадобились Вэй Усяню, Яо на несколько месяцев забыл про покой.
Лишь много позже, когда он по просьбе брата проявил чудеса дипломатии в общении с отцом, Цзинь Гуанъяо узнал, как кстати он решил уступить семейным чувствам. А вот на самого Сичэня он даже обиделся, хотя раньше ему казалось, что на это солнце обижаться невозможно.
Простил Цзинь Гуанъяо своего брата только тогда, когда осознал и поверил, что тот действовал, полностью повинуясь настояниям своей тетушки. Мэн Ши очень тяжело носила своего второго ребенка — и это было неудивительно. Яо знал, что ивовые девушки пьют специальные отвары, чтобы не дать себе забеременеть от клиентов, а если подобное все же случается, скидывают плод. Сам он родился, когда Мэн Ши была очень молода, и ее организм не был еще ни отравлен, ни измучен. С тех пор многое изменилось, и пришлось приложить немало усилий, чтобы в первые месяцы беременности сохранить жизнь ребенка, а в последние — жизнь матери. Целители Гусу Лань оказались бессильны: они больше привыкли работать с ранами, нежели с обычной телесной слабостью. Тогда-то и влез Вэй Усянь, вспомнив об одной очень талантливой девушке из Вэней. По его словам, та могла творить чуть ли не чудеса, но Лань Цижэню, доведенному до отчаянья, уже не нужны были подобные подробности. Однако он знал, что прямая просьба к Цзинь Гуаншаню, забравшему себе всех выживших в битвах Вэней, ничего не даст. Тот не подал бы руки той, что не просто поставила его в неловкое положение перед всеми орденами, но еще и посмела быть счастливой без него.
Вэй Усянь просил за Вэней, Ванцзи — за мужа, Лань Цижэнь — за жену, при этом настаивая, что причину надо сохранить в тайне, а Мэн Ши умоляла не пугать ее Яо раньше времени. Сичэню ничего не оставалось, как засесть за письмо к Цзинь Гуанъяо, в котором он постарался быть как можно убедительнее. За лесом удалось спрятать дерево, и Вэнь Цин вместе с ее братом и остатками выживших Вэней в конце концов смогли переправить в Гусу. Самого Яо все это время совместными усилиями держали на расстоянии от Облачных Глубин, и о подоплеке этого «ланьского заговора» он узнал лишь после рождения сестры. Доведенный почти до сердечного приступа Лань Цижэнь заявил тогда, что это их первый и последний ребенок, и с тех пор оберегал супругу как зеницу ока.
А родившаяся с таким трудом Лань Шу тут же стала главным сокровищем своей семьи. И даже заслужила особое уважение от Вэй Усяня, повторив и закрепив «подвиг» его матери. Дело в том, что в младенчестве А-Шу засыпала, только когда ее держали на руках, и при этом вечно норовила намотать себе на пальчики волосы державшего, — Яо предположил тогда, что в этом проявилась ее истинно ланьская страсть к собственничеству. Все родные и близкие, удостоившиеся подобной чести, быстро научились следить за тем, чтобы их волосы были откинуты за спину, вне пределов досягаемости маленьких ручек. Однако бороду девать было некуда, и Лань Цижэнь несколько раз оказывался в ситуации, что он не мог уложить свою дочь обратно в кроватку, не потревожив. Бородой пришлось пожертвовать, а затем Мэн Ши удалось мягко убедить мужа, что тот и без нее выглядит достаточно представительно.
