— Дядя не старый, — возмутились братья Лань хором, а Сичэнь добавил: — Господин Вэй, даже не старайтесь. Я уже успел столько раз обсудить этот вопрос, что вряд ли вы подберете какие-нибудь новые аргументы.

— Да, но… — Вэй Усянь все еще пребывал в растерянности. — Но какая женщина согласилась выйти за него замуж? Где он нашел такое дивное, святое создание?

Сичэня после его фразы раздирали противоречивые эмоции, но умиление победило. Из всех, кто говорил с Лань Сичэнем на данную тему, Вэй Усянь оказался единственным, кто первым делом обеспокоился о госпоже Мэн.

Ванцзи же, менее склонный к чувствительности, однако, как всегда, собранный и практичный, уловил момент душевной нестойкости своего оппонента и снова настойчиво попросил:

— Вэй Ин, поедем с нами!

— Да не поеду я в… — привычно, но уже как-то мягче огрызнулся Вэй Усянь и вдруг запнулся. На его лице явственно отобразилась борьба мысли. Наконец он не выдержал и выпалил: — Проклятье! Я должен увидеть эту женщину! Иначе я ни за что не поверю, что она существует!

Сичэнь наконец получил право улыбнуться. Ванцзи даже не подумал спросить, будет ли уместен посторонний на семейном торжестве, однако он добился своего, и Сичэнь не собирался лишать его заслуженной победы.

Выступали заранее, ибо выдвигались всем орденом, и добираться до Облачных Глубин предстояло своим ходом. Не все заклинатели после изматывающего последнего боя были способны долго лететь на мече: кто-то был ранен, кто-то еще не восстановил силы, а кого-то сдерживал обоз. Ванцзи не отъезжал от Вэй Усяня, словно опасался, что тот в последний момент передумает, поэтому Сичэнь получил возможность путешествовать бок о бок с Яо. На том красовались одежды Ланьлин Цзинь — уже не простые, а своей роскошью оповещающие, что носящий их принадлежит к основной ветви семьи. Перед самым отъездом Цзинь Гуаншань вызвал сына к себе и, прилюдно признав его, осыпал дарами.

Лань Сичэнь понимал причины подобного поступка. Орден Цзинь, хоть и внес достойный вклад в военные действия, все же во многом ограничился финансовой и снабженческой стороной. Да, адепты Ланьлин Цзинь тоже воевали, и Цзинь Цзысюань возглавлял один из отрядов, но все же в боевом плане они не совершили ничего особенно выдающегося. Другие великие ордена отличились гораздо сильнее, и на их фоне один лишь Мэн Яо, официально ставший победителем Вэнь Жоханя, смотрелся наиболее достойно. Уже за одно это Цзинь Гуаншань мог бы распахнуть свои отцовские объятия, однако медлил сделать это. Причин Лань Сичэнь не знал, да и не был уверен, что желает знать. Он лишь переживал за друга, которому подобное равнодушие со стороны отца давалось слишком дорого.

Однако теперь, услышав о том, что та, о которой он отзывался с таким пренебрежением, выходит замуж, Цзинь Гуаншань подобрался. Ни сам Сичэнь, ни, как он предполагал, Яо не сообщили о возможном принятии сына невесты в семью Лань, однако глава Цзинь был достаточно умен, чтобы просчитать это самостоятельно. Цзинь Гуаншань хорошо знал и Лань Цижэня, и орден Гусу Лань в целом, чтобы понимать: хотя бы предложить подобное те будут считать своим долгом.

Упустить единственного настоящего героя, имеющего хоть какое-то отношение к ордену Ланьлин Цзинь, было для его главы невозможно. Одно дело оставлять Мэн Яо на второстепенных ролях, заодно давая понять, что по-настоящему великие ордена и героев могут держать на побегушках, — и совсем другое уступить его другому ордену. Скорее всего, лишь представив себе Мэн Яо в белоснежных гусуланьских одеждах, Цзинь Гуаншань, скрепя сердце, сделал все, чтобы перечеркнуть подобную возможность.

— Ты не сердишься, Сичэнь-гэ? — немного застенчиво спросил Яо, когда впервые показался на глаза другу в новом одеянии.

Лань Сичэнь лишь покачал головой. В душе он горячо желал, чтобы Яо вошел в их семью, по-настоящему став ему братом. Но, с другой стороны, их и так уже связывали узы прочнее братских, и никакие формальности не могли этого изменить.

— Ты имеешь полное право выбирать свой собственный путь, А-Яо, — ответил Сичэнь с улыбкой. — Ты достоин всего самого хорошего в жизни.

И, взяв друга за руки, он добавил тепло:

— Но все-таки помни, что у тебя есть и другой дом, в котором тебя всегда будут рады видеть.

— О да! — губы Яо вдруг растянулись в очень живой и яркой улыбке. Торжествующей. — А главное, об этом всегда будет помнить отец!

Они подъехали к лестнице, ведущей в Облачные глубины, и до Сичэня донесся горестный стон, изданный Вэй Усянем. Ему даже показалось, что он уловил и отчаянный вопль:

— А я-то думал, что больше никогда не потащусь по этой лестнице!

Лань Сичэнь бросил встревоженный взгляд на Яо: у того, кажется, с лестницами тоже связаны не самые лучшие воспоминания. Однако тот оглядывался с любопытством. И то сказать, изящная, вписанная в ландшафт так, словно была создана самой природой, лестница, ведущая в Облачные Глубины, не имела ничего общего с прямой помпезной лестницей Башни Золотого Карпа, помимо своего прямого назначения. Упасть отсюда, правда, было бы гораздо опаснее — но, с другой стороны, в Облачных Глубинах никому бы и в голову не пришло спихивать отсюда ни одну живую душу.

Поднимались неторопливо, и с каждым шагом Сичэнь все ярче и ярче ощущал, что он возвращается домой. Работы предстояло еще много, но это будет мирная работа по восстановлению дома. Они уже защитили все самое главное, и теперь впереди их ждут только радостные дни.

Дядя вместе со старейшинами и младшими учениками ждал их почти у самого входа. Сичэнь и Ванцзи, который наконец оторвался ненадолго от Вэй Усяня и встал рядом, поклонились ему, а затем и миниатюрной женщине, стоявшей рядом с ним. Госпожа Мэн, казалось, стала еще красивее и даже как будто моложе. Если бы Сичэнь не знал, то ни за что бы не счел ее матерью Яо — разве что старшей сестрой.

Едва официальные приветствия закончились, госпожа Мэн подалась вперед, протягивая руки к сыну. И тот, тоже уже больше не в силах сдерживаться, устремился в ее объятия. Сичэнь успел заметить, как дядя на мгновение возвел глаза к небу, однако — о чудо! — не то что ничего не сказал, но даже не поджал губы и не нахмурился.

У Лань Сичэня отчаянно зазудели ладони. Он с силой стиснул их за спиной, но острое желание, вспыхнувшее в нем, никак не желало проходить. И в тот момент, когда госпожа Мэн наконец выпустила Яо из объятий, ее глаза встретились с глазами Сичэня и зажглись пониманием. Продолжая улыбаться, она вновь протянула руки, и глава Лань, прикрывшись негромким восклицанием:

— Тетушка! — счастливо нырнул в распахнутые ему объятия.

========== Эпилог ==========

Семь лет спустя.

Цзинь Гуанъяо и Лань Сичэнь стояли на галерее, с которой открывался прекрасный вид на парк, буквально тонущий в море распустившихся пионов. В любое другое время друзья с удовольствием любовались бы этим чудесным видом, однако сейчас их внимание было обращено отнюдь не на цветы. Мальчик лет шести что-то настойчиво предлагал девочке, выглядящей чуть постарше него. Та упорно отказывалась, но он не сдавался и продолжал подносить к ее лицу свою раскрытую ладошку.

— Не возьмет, — не отрывая взгляда от этой сценки, прокомментировал Лань Сичэнь. — Никаких перекусов между приемами пищи.

— Да неужели? — с насмешкой протянул Цзинь Гуанъяо и выразительно посмотрел на сладкий шарик в руке своего друга. Если он не ошибался, мальчик предлагал девочке то же самое лакомство.

— Я неправильный Лань, — Сичэнь, к своей чести, не попытался скрыть следы преступления. — А А-Шу — образцовый ребенок.

И он с видимым удовольствием положил шарик себе в рот. Гуанъяо покачал головой.

— И все же А-Лин весьма настойчив, — заявил он. — Если он чего-то хочет, то обычно добивается своего.

— Сегодня у него достойный соперник, — не согласился Сичэнь.

Они переглянулись с улыбкой. Цзинь Гуанъяо знал, что азартные споры запрещены, — как и Лань Сичэнь знал, что пари между ними уже заключено.