И все же сдаваться Минцзюэ явно не собирался.
— Что подумают о вас люди? — спросил он.
— Разве тебя когда-либо волновало, что они подумают? — искренне удивился его словам Сичэнь. — Не ты ли всегда шел, ни на кого не оглядываясь?
— Так то я, — повел широкими плечами Не Минцзюэ. — А ваш орден помешан на репутации и чистоте. Сичэнь, как твой дядя будет вести занятия, когда каждый из его учеников будет знать, с кем он спит?
— Для начала, — с достоинством ответил Лань Сичэнь, — у нас запрещено заглядывать в чужие постели. И сплетничать запрещено тоже. Что же касается приглашенных учеников… Минцзюэ-сюн, ты же знаешь, мы никогда и никого не зазывали специально. Это нас ежегодно просят принять юных адептов на обучение. Если кто-то не захочет приехать — что ж, это их право. Каждый может выбирать то, что ему нужнее, то, что он считает более правильным. В конце концов, разве не за это мы воевали?
— А самое главное, — после небольшой паузы, во время которой Не Минцзюэ лишь сверлил его тяжелым взглядом, продолжил Сичэнь, — ты знаешь моего дядю. Ты сам отучился у него почти год. Скажи, он похож на человека, способного потерять голову от любви?
— Вы, Лани, в принципе не похожи на людей, способных влюбляться, — проворчал Не Минцзюэ. — Ну, кроме тебя, но ты какой-то ненормальный Лань, уж прости. Однако я понимаю, о чем ты.
Он помолчал еще немного, будто перебирая в голове воспоминания, а затем вдруг усмехнулся.
— Да, пожалуй, тут ты прав, — заявил он наконец. — Я посмотрел на это с неправильной точки зрения. Если кому и сочувствовать в этой ситуации, то только бедной женщине, оказавшейся во власти сурового сухаря.
— Эй, дядя не сухарь! — возмутился было Сичэнь, однако Не Минцзюэ, направившись к выходу, уже бросил Яо краткое:
— Соболезную!
И вышел вон.
Лань Сичэнь перевел дыхание и взволнованно посмотрел на Яо. Тот до того дотеребил край конверта, что бумага надорвалась сама.
— Прочитай, — ласково попросил Сичэнь, видя сейчас борьбу эмоций, отражающуюся на бледном до синевы лице.
Яо, помедлив, дернул головой и вынул письмо из конверта. Оно было длинным, и Сичэнь, усадив друга за походный столик, занялся чаем. Он полностью сосредоточился на процессе, не желая отвлечь ненароком.
Когда Яо дочитал, в глазах у него стояли слезы. Он сделал попытку сказать что-то, однако с его губ слетел только невнятный вздох, подозрительно похожий на всхлип. Сичэнь понимающе протянул ему чашку с чаем, и Яо благодарно сделал несколько глотков. Совладав наконец со своим голосом, он произнес:
— Матушка пишет, что твой дядя готов принять меня в семью.
— Это так, — улыбнулся Сичэнь. — Мне дядя об этом тоже написал.
— Он… он же совсем меня не знает, — потупившись, пробормотал Яо. Его пальцы, уже больше не мучающие бумагу, теперь с силой вцепились в чашку.
— Тебя знает твоя мама, — Сичэнь осторожно накрыл его руки своими и мягко заставил поставить чашку на стол: та была горячей, и ему не хотелось, чтобы Яо обжег ладони. — И я тоже. Мы тебя любим, и дядя тоже готов полюбить.
— Это… невозможно, — Яо недоверчиво покачал головой. — Мой отец… Мой отец не желает признавать меня! Что бы я ни делал, он раз за разом отталкивает меня. Разве можно принять вот так, не глядя?
— А-Яо, — Сичэнь, встревоженный такой реакцией, постарался вложить в свои слова всю душу. — А-Яо, пожалуйста, послушай меня. Дядя принял нас с Ванцзи и вырастил как родных сыновей. Потому что мы — дети его брата, человека, которого он горячо любил. Сейчас он любит твою мать, и потому готов принять тебя. Потому что когда любишь, то принимаешь в любимом человеке все, в том числе и его детей.
— Но тогда, — немного успокоившись, встряхнулся Яо. Сичэня обрадовало уже то, что в его глазах засияла усердная работа мысли. — Тогда глава Цзинь никогда уже больше не сможет признать меня?
Лань Сичэнь с трудом подавил вздох. У А-Яо была какая-то навязчивая идея. Казалось бы, он уже убедился, что в ордене Цзинь не придется ко двору, что Цзинь Гуаншань не желает оценить его по достоинству — и все равно с упорством, достойным лучшего применения, жаждал именно его признания.
— А-Яо, никто не собирается тебя неволить, — Сичэнь постарался успокоить своего взволнованного друга. — В отличие от нас с Ванцзи, ты сейчас — взрослый человек. Тебе не нужна опека, и ты сам можешь решать, чего именно ты хочешь. Ты можешь принять наше предложение и взять нашу фамилию, можешь остаться у нас просто на обучение, можешь покинуть Облачные Глубины сразу после свадьбы… Главное — помни, что этот выбор у тебя есть.
Мэн Яо улыбнулся ему — наконец-то настоящей улыбкой, — и у Лань Сичэня отлегло от сердца.
Перед отъездом домой осталось решить только одну задачу: как-нибудь оторвать Ванцзи от Вэй Усяня. Сичэнь понимал и даже уважал беспокойство брата, однако их дядя женился отнюдь не каждый день, и к семье следовало проявить почтение.
Чтобы найти Ванцзи, пришлось отправиться в расположение ордена Юньмэн Цзян. Здесь людей было меньше и клановые цвета преобладали, поэтому долго искать не пришлось. Белое ханьфу Ванцзи выделялось на темно-фиолетовом фоне и было заметно издалека. И, разумеется, брат обнаружился в непосредственной близости от Вэй Усяня. Выглядел тот достаточно паршиво, даже хуже Яо, хотя с момента последней битвы прошло уже некоторое время. Вэй Усянь тогда, конечно, выложился по полной, однако с тех пор он ничем особенным не занимался.
— Да отстань от меня уже! — застал на подходе окончание разговора Сичэнь. Вэй Усянь говорил не столько зло, сколько с усталым раздражением. — Никуда я с тобой не поеду, тем более в Гусу!
Ванцзи собирался что-то ответить, но, завидев брата, промолчал.
— Ванцзи, молодой господин Вэй, — поприветствовал их Сичэнь и добавил: — Боюсь, я вынужден вас разлучить. Сборы окончены, и мы выезжаем немедленно.
— Брат, я нагоню, — бросив взгляд на своего прежнего собеседника, предложил Ванцзи.
— Выезжаете? — воодушевился Вэй Усянь. — Лань Сичэнь, не позволяй своему брату задерживаться! Обязательно забери его с собой!
Сичэнь с трудом сдержал улыбку, понимая, что брат был бы ею обижен. Ему было почти жаль разлучать этих двоих: впервые в жизни Ванцзи сам, по собственной воле хотел общения с кем-либо. Правда, по иронии судьбы, именно этот «кто-то» отчаянно не желал его компании, однако Сичэнь чувствовал, что Вэй Усянь не испытывает настоящей неприязни к его брату. Скорее, того терзала собственная усталость и, возможно, нечто тяжкое на душе. Если бы была возможность, Лань Сичэнь предпочел бы оставить этих двоих разбираться в своих взаимоотношениях: он предполагал, что подобное пойдет на пользу обоим. Однако сейчас…
— Ванцзи, мы должны прибыть все вместе, — как можно мягче произнес он вслух. — Нас ждет слишком важное событие, а ты даже еще не знаком с госпожой Мэн. Ты же не хочешь, чтобы дядя подумал, будто ты не желаешь этого брака?
Каким бы взвинченным ни был Вэй Усянь, информацию он умудрялся выхватывать на лету. Вот и сейчас его усталое раздражение вдруг сменилось легкой заинтересованностью.
— Брака? — переспросил он. — В ордене Лань намечается свадьба? Поздравляю! А кто женится?
— Дядя, — кратко ответил Ванцзи, не отводя от него своего по-прежнему пристального взгляда.
— Эм… — немного растерялся Вэй Усянь. Он, казалось, что-то прикидывал в уме. — Да нет, быть не может! Лань Чжань, я думал, у вас только один дядя?
— Один, — Ванцзи был традиционно немногословен, и, несмотря на то, что время поджимало, Сичэнь понял, что он просто обязан досмотреть этот спектакль до конца.
Глаза Вэй Усяня в мгновение ока округлились и стали такими огромными, что Сичэнь вынужден был прикусить щеку изнутри. Сейчас грозный и опасный темный заклинатель выглядел даже младше, чем тот мальчишка, что приехал когда-то учиться в Облачные Глубины.
— Вы меня разыгрываете! — наконец сделал заключение Вэй Усянь, чуть надувшись. Он перевел взгляд с Ванцзи на Сичэня, а затем обратно. — С чего это старик надумал жениться?
