А вот тому, что Не Минцзюэ умудрился восстать лютым мертвецом, Су Шэ удивился.
— Он точно поднялся сам? — спросил он, встревоженно хмурясь. — Потому что если это так… то всем заклинателям надо что-то делать с успокаивающими ритуалами.
Лань Сичэнь задумчиво кивнул.
— Глава Су прав, — произнес он медленно. — Я, признаться, об этом не подумал. Если дагэ поднялся сам, невзирая на ритуалы, то это значит, что они не имеют достаточной силы. Следовательно, каждый заклинатель рискует повторить его путь. А ведь чем сильнее заклинатель, тем сильнее будет лютый мертвец…
— Он просто был злой и вредный, — авторитетно заявил Мо Сюаньюй. — И очень хотел продолжать обижать Яо-гэ!
— Нет, молодой господин Мо, это не так работает, — возразил ему Су Шэ, хотя видно было, что ему неловко спорить с человеком, обладающим лицом Цзинь Гуанъяо. — Эти ритуалы проводятся в детстве, родителями. Никто не пожелает своему ребенку такого, и потому все соблюдается до мельчайших деталей. Могу предположить, что в ордене Не и вовсе должны с особым вниманием относиться к ритуалам, ведь дух их сабель сам по себе уже является огромным риском. Поэтому я все же предположу, что причина не может быть ни в силе заклинателя, ни в неправильном ритуале. Кто-то поднял тело Не Минцзюэ.
— Кто-то поднял… — эхом отозвался Цзинь Гуанъяо, тихонько постукивая пальцами по столу. — Кто-то, кто имеет доступ в семейный склеп. Кто-то достаточно талантливый, чтобы помочь подняться заклинателю. Кто-то настолько умный и ловкий, что сумел не стать его первой жертвой…
— Почему ты думаешь, что он не стал? — удивился Мо Сюаньюй. — Может, его бренные останки до сих пор валяются в склепе.
Он хихикнул, но Цзинь Гуанъяо было не до смеха.
— Не Хуайсан очень любил своего брата, — покачал он головой. — Он любит его и скорбит по нему до сих пор. Он часто навещает его могилу и совершенно точно заметил бы, если бы на ней лежали останки чьего-то тела.
— Ну так может, это он его и поднял? — легкомысленно хмыкнул Мо Сюаньюй, и Цзинь Гуанъяо устало вздохнул.
— А-Юй, пожалуйста, это не смешно, — произнес он, постаравшись придать голосу строгость. — Во-первых, Хуайсан слишком слабый заклинатель и… не самый умный человек. Во-вторых, даже если бы он умудрился поднять дагэ, тот разорвал бы его в тот же момент…
— Но они же братья! — возмущенно перебил его Мо Сюаньюй. — Вот я бы, если бы вдруг стал лютым мертвецом, ни за что бы на тебя не напал! На кого другого — пожалуйста, но только не на тебя!
— А в-третьих, — с мягкой настойчивостью продолжил Цзинь Гуанъяо, — все упирается именно в то, что они братья. Душа не может уйти на перерождение, пока ее тело бродит лютым мертвецом. Только злейшему врагу можно пожелать подобного посмертия, но не родному любимому брату!
— Значит, тот, кто поднял Не Минцзюэ, был его врагом? — задумчиво протянул Су Шэ. — Обречь на страдания того, кто уже умер, — это надо очень сильно ненавидеть…
О ненависти Су Миншань знал многое и, как Цзинь Гуанъяо считал, способен был оценить такой поступок. Однако…
— Не представляю, кто мог его настолько ненавидеть, — признался он, подумав. На него уставились три пары глаз, и Цзинь Гуанъяо, невольно поерзав на своем месте, воскликнул: — Даже я! Я вообще его не ненавидел! Он часто выводил меня из себя, пугал, держал в напряжении… Я был обижен тем, как он со мною обращался! Но… но ведь было и хорошее. Дагэ когда-то был добр ко мне, и я не забыл этого. Быть может, если бы не ярость, сжигающая его, и не мой отец, так желавший нашей ссоры, у нас рано или поздно бы все наладилось! И я… я хотел обезопасить себя, защитить — но не обречь дагэ на вечные муки! Напротив, я надеялся, что хотя бы в следующий раз он возродится кем-нибудь более спокойным и проживет новую жизнь счастливо…
Цзинь Гуанъяо почти не лукавил, и слезы на его глаза навернулись настоящие. Иногда — иногда — ему действительно не хватало того Не Минцзюэ, которого он узнал когда-то. Цзинь Гуанъяо было шестнадцать, когда в его жизни появился суровый великан, который одним движением руки открыл ему путь наверх, одним взглядом заткнул чужие грязные рты… ну, или хотя бы заставил их притихнуть. Цзинь Гуанъяо помнил и презрение, которым окатил его Не Минцзюэ, осознав, как сильно отличается от него юный протеже, и горькие слова, брошенные ему в лицо, и унизительный пинок, отправивший в очередной полет с лестницы… Но помнил он и человека — второго человека в своей жизни, — которому было не все равно. Таких людей у Цзинь Гуанъяо было очень немного, он мог пересчитать их по пальцам одной руки. Лишиться каждого из них было… больно.
— Да при чем тут враги этого урода? — разбивая повисшую было неловкую паузу, встрял Мо Сюаньюй. — По-моему, во всем замешаны враги Яо-гэ! Ведь именно к нему пришел лютый мертвец, а потом эта мертвецовая рука напала на мою деревню!
— Вот, кстати, тоже вопрос, — доселе молчавший Лань Сичэнь, казалось, обрадовался возможности хоть немного сменить тему. — Откуда взялась рука?
— Руку прятал я… — все еще хрипловатым голосом произнес Цзинь Гуанъяо. — Поэтому я бы лучше спросил, кто ее нашел, освободил и доставил к деревне Мо.
— Доставил? — переспросил Лань Сичэнь, и Цзинь Гуанъяо кивнул.
— Да, — подтвердил он. — Место упокоения было далековато от деревни Мо. Если бы рука дагэ каким-то образом освободилась сама и передвигалась в произвольном порядке, то мы бы наверняка услышали о ней раньше. Монстр подобной силы — о нем очень скоро прознали многие ордена и кланы.
— Тогда я склонен согласиться с молодым господином Мо, — в задумчивости кивнул Су Шэ. — Пусть он и настаивает, что провел ритуал по доброй воле, но появление столь темной и однозначно враждебной сущности одновременно с возвращением Старейшины Илина не может не быть подозрительным.
— Дополнительная жертва? — неуверенно пробормотал Мо Сюаньюй, почесав переносицу. — Но зачем? Ритуала было вполне достаточно… Яо-гэ, ты же сам видел, я все правильно сделал!
— Да, А-Юй, — машинально кивнул Цзинь Гуанъяо, сосредоточенно обдумывая возможные варианты. — Я бы подумал на остатки ордена Вэнь, если бы не знал точно, что он уничтожен под корень.
— Извините… — вдруг замялся Су Шэ. — Я просто хотел уточнить…
Получив одобрительный кивок от Цзинь Гуанъяо, он спросил чуть бодрее:
— А почему вы так уверены, что Старейшина Илина все же вернулся? — и торопливо добавил: — Да, я помню, что вы рассказывали о ночных событиях… Но ведь это же было всего один раз? Быть может, это просто совпадение?
Лань Сичэнь посмотрел на Цзинь Гуанъяо с такой надеждой, что тому очень захотелось его приободрить, однако привычки врать самому себе за ним не водилось.
— Первый раз я поспал немного в деревне Мо, — начал он разбирать свое прошлое в чужом теле по дням. — Однако я был заперт в доме А-Юя, поэтому, даже если Старейшина Илина пробудился вместе со мною, он никуда не мог оттуда деться. Ночью я не спал, потому что вместе с юными адептами Гусу Лань бегал то за рукой дагэ, то от нее.
— Затем, — продолжал он, — я два дня провел в пути. Ночевал в придорожных трактирах и всегда запирал свою комнату. Судя по наблюдению А-Юя, Вэй Усянь не пришел толком в сознание, поэтому его действия в основном чисто механические. Он не всегда может просто найти сразу дверь, не говоря уж про то, чтобы отпереть ее.
Мо Сюаньюй согласно кивнул, и Цзинь Гуанъяо загнул следующий палец:
— Четвертую ночь я провел без сна. Мешочек цянькунь с рукой дагэ подгонял меня обратно к Башне Золотого Карпа, и я не мог позволить себе остановиться. А пятую…
Цзинь Гуанъяо почувствовал, как к его щекам приливает краска. Пятую ночь они провели втроем в одной постели, но вспоминать про это при Су Миншане было несколько неловко. Зато Мо Сюаньюя вопросы стыда никогда не беспокоили.
— Я же говорил, что ты ворочаешься и пихаешься со сне! — радостно возопил он. — Наверное, ты, то есть Старейшина Илина, пытался встать и уйти, но мы с главой Лань не дали ему этого сделать!
