— Что с А-Суном? — повторила она наконец свой вопрос, и Лань Сичэнь против воли неуютно повел плечами. Если бы подобным тоном спрашивали его, он не сумел бы не ответить.

— А-Су… — измученно вздохнул А-Яо. — Поверь мне, ты не хочешь этого знать. Ты отплакала свое, успокойся, пожалуйста.

— Я сама решу, чего я хочу знать, а чего нет, — низко, с угрожающими нотами в голосе произнесла А-Су. — Хватит решать все за моей спиной! Я допускаю, что все эти годы ты продолжал видеть во мне ту беззащитную девочку, которую спас когда-то, однако не смей становиться между мною и моим сыном!

А-Яо прикрыл на мгновение глаза. Он колебался, и Цинь Су поторопила его:

— Хватит подбирать слова! Я знаю, что ты мастер играть ими. Скажи как есть!

— А-Сун… не должен был жить, — с трудом выдавил из себя А-Яо и тут же вскинул руку, не давая жене гневно возразить. — Он рос, и с каждым месяцем становилось все заметнее, что он сильно отстает от своих сверстников. А-Лин в его возрасте уже вовсю бегал и говорил связными фразами, а А-Сун даже не пошел и едва мог произнести слово-другое…

— О да, А-Лин, золотой мальчик! — обиженно фыркнула Цинь Су. — Главное достояние ордена Цзинь! Он всегда был тебе дороже собственного сына!

— Ты знаешь, что это не так! — возмутился А-Яо. — А-Лин лишился родителей… А орден он все равно когда-нибудь унаследует по праву.

— А у А-Суна были только мы… — глаза Цинь Су наполнились слезами, и губы ее задрожали. — Мы должны были его защищать!

— Я защитил, — А-Яо вновь закрыл глаза, то ли окончательно растеряв все свои силы, то ли не желая видеть ее слез. — Так, как мог. А-Суну не было бы жизни в Башне Золотого Карпа. Даже если бы — если бы! — никто не заподозрил в нем плод кровосмешения, его ждали бы ежедневные насмешки и унижения. Того же А-Лина никто не щадит, хотя он вполне способен дать сдачи, а что было бы с А-Суном? Ты не могла бы держать его вечно подле своей юбки, и он бы познал всю силу людской злобы!

— Ты его не убил? — тихонько спросила Цинь Су, не отводя от него пристального, почти зачарованного взгляда.

А-Яо поколебался немного, собираясь с духом.

— Я не смог, — признался он. — Хотел — да. Потому что не верил, что у А-Суна может быть нормальное будущее. Думал, что так будет милосерднее…

Цинь Су издала протестующий вопль, и А-Яо вскинул на нее больной взгляд.

— Но я не смог! — повторил он. — Это и мой сын тоже. Я просто хотел, чтобы его жизнь, какой бы она ни была, прошла спокойно и беспечально.

— Где он? — Цинь Су наклонилась к нему, ее глаза сияли почти безумным блеском. — Куда ты спрятал моего ребенка?

— Он в безопасном месте, — продолжал удерживать последние бастионы А-Яо. — В тихом и безмятежном. Таком, где его никто не побеспокоит.

Лань Сичэнь внезапно обнаружил, что взгляд Цинь Су уперся в него. Он недоуменно сморгнул, не сразу поняв, отчего она смотрит на него с такой укоризной. Однако А-Яо, проследив за взглядом жены, покачал головой.

— Нет, А-Сун не в Облачных Глубинах, — заявил он. — А-Су, ты же понимаешь, что я не мог попросить эргэ о подобном… Кроме того Облачные Глубины отнюдь не являются таким уж уединенным местом. Там много учеников, и своих, и приглашенных, и время от времени собираются конференции. К тому же…

Он слегка замялся, но потом все же закончил с едва заметной горечью в голосе:

— К тому же у ордена Гусу Лань жесткие требования к адептам. У них не должно быть ни физических, ни умственных недостатков.

Лань Сичэнь потупил взор. Все, что сказал А-Яо, было правдой, однако от осознания, что тот не доверил бы ему своего сына — не счел бы даже возможным попытаться доверить — стало неожиданно больно. А-Яо с отчаянностью укрывал от своего названого брата все, что могло бросить на него тень, так боялся малейшего пятна на себе, что не мог поделиться даже своим горем.

— Где бы он ни был, я хочу видеть моего сына! — отрезала Цинь Су, которой не было никакого дела до душевных метаний Лань Сичэня. — И ты немедленно отведешь меня к нему!

Цинь Су недаром вот уже почти десять лет была хозяйкой в Башне Золотого Карпа. С тех пор, как она взяла заботу о внутренних делах на себя, А-Яо смог полностью сосредоточиться на работе и с орденом, и со всеобщими вопросами. В управленческих талантах Цинь Су не уступала мужу… точнее, брату.

Именно она занялась организацией предстоящего путешествия. Ее совершенно не волновало, какие еще у них могут быть дела: с тех пор, как Цинь Су узнала о сыне, ее не интересовало даже то, что мужа у нее теперь получилось как бы два, и оба — не совсем настоящие. Про восстановление тела Не Минцзюэ не рискнул заикнуться даже Лань Сичэнь, не то что А-Яо. Им обоим, а с ними заодно и Мо Сюаньюю, пришлось просто принять как данность, что все их планы откладываются до лучших времен.

Правда, А-Яо все же попытался предложить подождать хотя бы до Совета кланов, чтобы потом полностью сосредоточиться на поездке, однако Цинь Су наградила его таким взглядом, что А-Яо счел за лучшее умолкнуть и больше никогда не произносить при ней вслух ничего подобного.

Если бы у Цинь Су была такая возможность, она бы просто заставила А-Яо отвезти ее к сыну. Однако ситуация осложнялась тем, что в нынешних условиях А-Яо держаться на мече не мог. Сама Цинь Су достигла приличных результатов в самосовершенствовании и летала неплохо, но все же она никогда не путешествовала на дальние расстояния и уж тем более никогда не брала пассажиров.

— Мы возьмем паланкин, — заявила Цинь Су, когда А-Яо, смирившись с ее настойчивостью, осторожно указал ей на предстоящие сложности. — И долетим до Облачных Глубин.

У Лань Сичэня никто не спрашивал, согласен ли он принять у себя ланьлинскую «делегацию». Впрочем, протестовать он тоже не видел никаких резонов. Цинь Су была права: для всех визит Цзинь Гуанъяо в Облачные Глубины не станет ничем удивительным, а те, кто был в курсе «нездоровья», поймут как желание старшего названого брата помочь младшему, так и желание самой Цинь Су сопровождать мужа. Адепты, которым предстояло нести паланкин, наверняка не задержатся в Облачных Глубинах: Цзини неизменно там отчаянно скучали. Если А-Яо и приезжал в чьем-то сопровождении, то отпускал своих адептов развлекаться в Цайи.

Расчет был верным, и план разыгрался как по нотам. Единственной проблемой, как позже узнал Лань Сичэнь, стал Мо Сюаньюй, который всю дорогу норовил выглянуть из паланкина наружу, и А-Яо пришлось удерживать его силой.

В самих Облачных Глубинах все тоже сложилось как нельзя лучше: Ванцзи еще не вернулся, занятый курированием юных адептов, а все внимание дяди поглощал очередной поток приглашенных учеников. Сичэнь любил такие ситуации, когда объясняться надо было постфактум. Во-первых, до объяснения дело вообще могло не дойти — и это был наилучший вариант. Во-вторых, Сичэнь не сомневался в силе своей обезоруживающей улыбки, которая на подавляющее большинство людей действовала успокаивающе. И в-третьих, Лань Сичэнь с детства знал, что аргументированно доказать, что сделал что-то правильно, гораздо проще, чем заранее выпросить на это разрешение.

Например, дядя совершенно точно был бы не рад, если бы увидел, кто встречает их возле самых стен Облачных Глубин. Сам Лань Сичэнь достаточно спокойно отнесся к тому, что один из бывших учеников Гусу Лань организовал свой собственный орден. Ему было не слишком приятно, что многое в этом «новом ордене» было скопировано у Гусу Лань настолько, что доходило почти до нелепой пародии, но все же это не шло ни в какой сравнение с возмущением Лань Цижэня. Впрочем, дядю Лань Сичэнь тоже понимал: тот каждого неидеального ученика считал своим личным провалом, а Су Миншань по меркам Лань Цижэня идеальным считаться никак не мог.

Су Миншань радостно просиял при виде Мо Сюаньюя и поклонился ему так низко, словно не был главой пусть нового, но все же собственного ордена. Перед госпожой Цзинь он тоже склонился почтительно, выглядя при этом слегка растерянным. А-Яо достался удивленный взгляд, а Лань Сичэню — строго выверенный этикетом поклон.