«Чертов позер», — подумал Калеб.
— Преподобный Фиргусон, — поздоровался он с давним приятелем, с которым проходил обучение в священники.
Человек, выпускающий огонь, встал рядом с ними и дыхнул в пространство между, после чего удалился к другим.
Почти что красочное обозначение напряжения между двумя божьими руками.
Линус Фиргусон был тем человеком, которого Калеб предпочел бы никогда не встречать. Все начиналось нормально — они познакомились на курсах для получения сана в столице и сразу же невзлюбили друг друга. Людей по природе своей зачастую отталкивают те, кто похож на них самих. Так сказать тщательно игнорируемые недостатки предстают в полном свете и стремятся стать еще ярче.
Линус стал его главной проблемой на пути к вечному блаженному существованию в греховной жизни. За их соперничеством следили всем курсом, периодически делая ставки и используя в качестве валюты просфоры. Все начиналось безобидно: сначала они соревновались в том, кто больше выучит молитв, затем в том, кто дольше простоит на коленях. Вскоре в ход пошли случайные души, за которые нужно было помолиться и отправить на небеса. Калеб тогда лидировал на одну проведенную панихиду, пока их учебу в преподобные не покинули два брата-близнеца, которых по удивительному стечению обстоятельств Линус первым обнаружил мертвыми.
На последнем году обучения Линус с отличием сдал экзамены, тогда как Калеб и вовсе перепутал «Pater noster*» и «Gaudeamus*», что было на него совершенно не похоже. Линус получил отличные рекомендации, а его церковь, доставшаяся в наследство от скоропостижно умершего отца в тот же момент, в которой Линус вернулся в отчий дом, стала пользоваться популярностью в округе. Калеб слышал (и видел), что некоторые столичные жители отправлялись к нему в деревню на воскресную службу и игнорировали его, Калеба, церковь, которая располагалась ближе.
Калебу не помогали даже визитки, которые он специально писал днями и ночами и раздавал каждый раз, когда покидал родную деревню, чтобы предаться балагурству и кутежу в столице. Его жизнь была беззаботной, но от понимания того, что она могла быть еще беззаботнее, становилось душно и приходилось вдыхать ладан, чтобы успокоиться (ладан вскоре помогать перестал и его место заняла чудо-трава).
— Рад видеть тебя, брат мой, — произнес Линус и поклонился ему, отчего темные растрепанные волосы попали в такие же темные глаза.
— Я рад видеть тебя больше, мой брат, — сказал Калеб и поклонился в ответ.
Оба преподобных посмотрели по сторонам и убедились, что никто не обращает на них внимание.
— Чего это ты решил пожаловать в мою скромную деревню? — Линус не улыбался; саркастичность плавилась в его душе, не находя запасного выхода. — Все-таки понял, что держать церковь тебе не по уму и пришел ко мне просить помощи? Могу предложить тебе выносить поднос с просфорами, ведь больше ты ни на что не годен.
— Не меряй всех по себе и не унижайся. В чем дело, брат мой? — Калеб картинно прислонил руку к груди. — Так ведешь себя, словно боишься, будто я переманю твоих прихожан.
— О тебе слухи ходят в столице, брат, — Линус подошел ближе, позволяя ухмылке появиться на тонких губах (очень уж Калебу захотелось окропить их кровью); темные брови, под цвет отросших волос, пакостно изогнулись. — Говорят, что с демонами хороводы водишь да с ведьмами спишь. Кто же к такому пойдет в паство?
— Ну к тебе же пошли несмотря на то, что ты на зачет по ветхому завету насосал, — хмыкнул Калеб.
Линус от обиды вспыхнул, не находя слов для ответа.
— Калеб, вот мог бы перестать строить из себя недотрогу и пойти со мной в движущийся круг, — сказал подошедший Люцифер, вставший рядом с ним. — Здравствуйте! — поздоровался он. — Я Лю… Люций!
Линус смерил демона пронзительным взглядом.
— А ты, я смотрю, личным демоном обзавелся, — произнес Линус.
— Да, — Калеб снял с плеча сумку и всучил ее в руки Люциферу. — Вещи мои таскает.
— Заключил договор ради того, чтобы этот ничтожный приспешник таскал твои пожитки? Это слишком даже для тебя, — Линус картинно прикрыл глаза.
— Меня пару лет назад повысили, вообще-то, — нахмурился Люцифер.
— До кого? — иронично изогнул губы Линус.
— До приспешника третьего уровня, — гордо произнес Люцифер, приподнимая нос. — Поэтому я не могу называться «ничтожным».
Линус засмеялся.
Калеба учили, что насилие — это плохо и вредно, но иногда…
— Святой отец, не поможете? — обратилась к Линусу девушка.
— Прошу прощения, преподобный Андертон, — он поклонился и развернулся, уходя вместе с девушкой. — Надеюсь, вы останетесь в нашей скромной деревне и посетите праздник.
Калеб не ответил ничего. Он, забрав свою сумку и повесив ее на плечо, направился к выходу, желая как можно быстрее убраться отсюда.
— Калеб, — Люцифер вцепился в его руку, заставляя остановиться, едва он сделал шаг. — Давай подождем конца праздника. — И сложил руки в молитвенном (это законно? демоны за это не получают удары плетью?) жесте. — Пожалуйста.
— У нас нет времени.
А еще Калеба тошнило от одной мысли провести здесь вечер и ночь.
— Я никогда не был на таких мероприятиях. У нас, конечно, тоже есть праздники… всемирный потоп, поедание яблока в Эдеме или разрушение Содома и Гоморры, но здесь… — Люцифер посмотрел по сторонам и развел руки в стороны: — Такая атмосфера!
Калеб мог покляться, что почувствовал, как его сердце кольнуло от появившихся около зеленых глаз лучиков и счастливой улыбки, ради которой наверняка когда-то кого-то прибили.
Калеб выдохнул, судорожно читая «Pater noster».
— Ты же понимаешь, что это праздник по случаю ненависти к сатане? К вашему главному. Что он скажет-то?
— Поржет? Ну пошли, пожалуйста, ну месье преподобный.
— Я же просил не называть меня так, — Калеб скривился. И, посмотрев в умоляющие глаза (одна ошибка и ты ошибся, Калеб), сдался. Люцифер в данный момент был воплощением своего имени — он так же ярко сиял. У Калеба от яркости заболели глаза и что-то явно ударило в голову; рассудок помутился — никак иначе объяснить то, что перед ним еще долгое время стояло улыбающееся лицо дьявольского отродья, было нельзя.
Калеб не любил подобные мероприятия. Народу много, все лезут, просят благословить и взвалить на плечи свои проблемы, чтобы услышать в ответ ложь о том, что бог все простит (может быть и простил бы, если бы Калеб не забывал иногда — все мы люди — отправлять мысленные прошения в небесную канцелярию). Поэтому оказываться в таких местах он предпочитал, не нося сутану. Не бежать же переодеваться… да и не в чего было. Да и Линус, будь он проклят, прости господи, маячащий неподалеку, явно не оценит его преображения и наверняка донесет до столицы, что поведение преподобного Андертона не соответствует его сану (еще и рисунок в качестве доказательства прикрепит, с ублюдка божьего станется). Калеб и так подозревал, что слухи о нем не могли взяться из воздуха…
Хороводы с демонами, что за глупости…
Разве что с одним, который улыбался, носясь туда-сюда, и с любопытством глядел на устроенные деревенскими конкурсы. Люцифер старался поучаствовать в каждом, будто если он пройдет мимо одного, то праздник обязательно испортится (плюс в этом был — Люцифер выиграл ему новенькую флягу с изображением сатаны).
Калеб мотался с ним (и присматривал — опять докатился), периодически благословляя людей на удачную охоту, рыбалку, убийство и поступление в столицу.
— Калеб, — позвал его Люцифер, когда солнце готовилось зайти за горизонт, а на главной площади возле церкви собралась толпа в ожидании, когда же установят чучело сатаны. Демон держал в руке выигранную в армрестлинге деревянную фигурку козла, прислонялся спиной к стволу дерева и плечом к сидящему рядом преподобному.
— Что?
Демон, открыв рот, тут же его закрыл и смущенно отвернулся.
— Хотел сказать «спасибо». Еще раз.
…Калеб был тронут. Его неустанно благодарили прихожане, но отчего-то слышать это почти детское «спасибо» было немножко… тепло. Калеб поднял глаза к небу; не хватало еще ко всяким демонам, не похожим на демонов, привязываться.
