— Я не прогулял ни одного урока. Просто в соседнем зале грешников в смоле купали, они орали постоянно, ничего разобрать нельзя было. И еще сидел я в самом конце класса, — уже тише произнес он. Калеб заметил перемену в его настроении, которая отразилась в опустившихся бровях. — Ха-ха, нет, я там сидел потому, что мест больше не оказалось, а не потому, что меня чморили, — Люцифер широко улыбнулся, заводя руку за шею и почесывая ее.

Калеб понял: пиздел.

Такого, как Люцифер, чморили бы и в его церковно-приходской школе, и там, где он получал сан преподобного.

— Че еще расскажешь? — спросил Калеб, меняя болезненную тему, потому что смотреть на разочарованного Люцифера было немножко грустно и самому ему (богобоязненный отец, если бы узнал об этом, умер бы второй раз).

Слушать россказни дьявольского отродья запрещалось на законодательном уровне еще два столетия назад, когда придворная дама, поддавшись чарам одного из них, зарезала всю королевскую свиту ножом для разрезания бумаги. Но Калеб никогда не отягощал себя следованию законов — всегда можно было помолиться и устроить себе исповедь со всеми вытекающими. Поэтому, стараясь не показывать интереса (много ему чести), расспрашивал Люцифера о строении ада. Он узнал, что Данте в своей «комедии» не приблизился ни на йоту к истине.

— Наш главный разозлился, когда прочитал ее, — сказал Люцифер, свободно раскинувшись на поляне; законченный венок он крутил в руках. — Ну еще бы — этот дурень засунул Люцифера в самый низ, так еще и в лед запихнул. Да у Люцифера свой особняк с прислугами!

— Неплохо устроился.

— Так правитель ада же. Данте, кстати, он запихнул в самый низ. Уже четвертое столетие уголь сортирует, сдохнуть второй раз хочет.

Общаться с Люцифером оказалось до странности легко, словно он не с демоном беседу вел, а с соседским парнем, взгляды с которым по контрасту могли дать фору черному и белому, но при этом не выводили из себя и не вызывали желание послать к чертовой матери. За обычной, непринужденной беседой Калеб не заметил, как уснул.

Проснулся он от того, что настырные лучи солнца плясали на его лице. Он поднялся с земли, отряхнул сутану и увидел Люцифера, лежащего на поляне на животе и трясущего в воздухе ногами. На его голову был криво напялен венок.

— Поднимайся.

Люцифер вздрогнул и, свернув деятельность (Калеб предполагал, что тот либо писал что-то, либо рисовал — впрочем, ему было все равно), резво поднялся, запихивая предметы в мешок, и в спешке не уследил за тем, как явно полюбившийся венок упал. Калебу пришлось его поднять и нацепить на курчавую голову, получив в подарок теплую благодарственную улыбку, от которой пробила дрожь. Калеб выпил святой воды.

Путь продолжился. Вскоре лес поредел, и они вышли на дорогу, ведущую прямиком в соседнюю деревню. Калеб держал в руке флягу, в которой осталось совсем немного святой воды, поэтому он хотел как можно быстрее добраться до источника или колодца, чтобы пополнить запасы.

На дороге, расположенной поперек их пути, показался седой дед, катящий телегу, в которой находились коробки с фруктами. Он, выйдя на главную дорогу, повернул и направился в сторону близлежащей деревни. Какое-то время Калеб и Люцифер следовали за ним, пока не обогнали еле тащащегося старика, уставшего от жары и тяжело дышащего в такт скрипучей телеге — почти что дуэт, в котором у двух участников отсутствует слух.

— Может, ему помочь? — тихо спросил Люцифер, наклоняясь к Калебу.

— Страдания и тяготы закаляют дух и усмиряют плоть, — ответил Калеб, и бровью не поведший.

— Да ты просто напрягаться не хочешь, — Люцифер прищурился.

У Калеба в доме хранился прописанный список действий на множество ситуаций, в которых его высокопарные речи могли принять за знакомое каждому прохвосту вранье. В данном случае ему следовало ужаснуться и простить в молитве того, кто так нагло клевещет на правую руку господа. К слову, таких ситуаций с ним происходило не так уж и много. Возможно, поэтому разыгрывать спектакль перед Люцифером хотелось меньше обычного. Он и так разгадал его двойственную натуру, так что, как говорится, хрен с ним, прости господи.

Калеб ухмыльнулся Люциферу и прошел мимо старика.

— Я могу вам помочь? — спросил Люцифер. Калеб закатил глаза.

— Ты что же, думаешь, я не справлюсь с такой легкой ношей? — обиделся старик.

Ноша могла иметь любое определение, кроме легкой.

— Нет-нет, я просто так, мало ли, — Люцифер завел руку за голову, почесывая макушку.

— Лучше воды-ка мне дай, если помочь желаешь, а то свою в доме оставил.

Люцифер радостно кивнул и выхватил у преподобного флягу с водой.

— Держите, — протянул Люцифер флягу, не обращая внимания на тяжелый взгляд, направленный в его затылок.

— Спасибо, добрый человек. И вам спасибо, святой отец. — Старик открутил крышку.

— Не меня благодари, а господа, что свел наши пути, — монотонно сказал Калеб и остановился в ожидании, когда ему вернут флягу, и понадеялся, что старик не осушит всю воду.

— Спасибо, господи, — перекрестился мужчина, приложился к фляге и упал замертво.

— Он умер! — ужаснулся Люцифер, закрывая широко раскрытый рот руками.

— Неужели нельзя аккуратнее, — посетовал Калеб, смотря на разлившиеся остатки воды.

Старик, растянувшийся на земле, не дышал. На его лице застыло выражение всемирного покоя. Покоя, который заслужили все честные трудяги, такие же, как и мужик Февроний, распрощавшийся с головой часом ранее.

— Эй-эй, Калеб, что это такое? — Люцифер склонился над мужчиной, поджимая трясущиеся губы.

— Воля господа.

— Калеб!

— Откуда я знаю? — Калеб вздохнул и подошел ближе. — Может, сердце прихватило. Ты посмотри, что он тащил.

Телега, нагруженная доверху коробками с яблоками и грушами, разом будто бы стала меньше, словно разделяла скорбь Калеба по ушедшему в иной мир хозяину. Калеб посмотрел на коробки, протянул руку и принялся перебирать яблоки, выискивая те, что повкуснее. Протер фрукт о рукав сутаны и откусил, чувствуя во рту растекающуюся сладость.

— Яблоко? — протянул Люциферу второе. Тот обреченно взглянул на спелое яблоко и нехотя взял его.

Калеб наклонился, чтобы поднять пустую флягу, и, почувствовав неладное, принюхался к горлышку.

— Пахнет чем-то странным, — ответил Калеб на брошенный в замешательстве взгляд Люцифера.

Люцифер взял у него флягу и принюхался, широко разводя крылья носа; Калеб посчитал, что это выглядело комично.

— Сера, — обреченно сказал Люцифер и отдал флягу Калебу. — Я этот запах везде узнаю.

Возникла тишина. Только пение проснувшихся птиц разбавляло гнетущую атмосферу.

Не нужно было спрашивать у тополя, чтобы понять, что святая вода во фляге преподобного приобрела запах серы не из воздуха и не из рук божьих.

Из рук сатанинских.

— Это я его так, да? — Люцифер выглядел совершенно потерянным; яблоко в руке готовилось выпасть в любой момент.

— Если тебя это успокоит, он бы умер в любом случае.

— Так можно обо всех сказать вообще-то.

Калеб пожал плечами и кинул флягу на телегу, избавляясь от средства непреднамеренного убийства. Он достал крест, достал четки, принимаясь читать молитву об упокоении. Не просто же так он носит сутану (да и Люцифер, увидев его в работе, чуть приподнял поникшую голову).

Не то чтобы его волновал Люцифер.

Закончив чтение молитвы, он убрал свой арсенал в наплечную сумку.

— Мы так его и оставим? А вдруг его… волки там? Или кролики?

— Кто-нибудь подберет, — Калеб махнул рукой; он сделал все, что мог, прочитав молитву и попросив об упокоении души. — Не отставай.

Они продолжили путь, оставляя мертвого старика и брошенную телегу позади, и вскоре оказались возле информационного столба, предназначенного для новостей из деревни «Самодуровка». Он увидел на табличке прикрепленный листок с информацией о том, что сегодня будет проводиться праздник — «Проклинание сатаны».

Калеб покосился на демона, все еще расстроенного внезапной смертью старика; яблоко в его руке было не тронуто, да и венок на голове словно бы начал увядать. Люцифер выглядел так, будто не человек умер, а был пропущен сытный ужин.