— Взял чью-то голову подкрепиться? — поинтересовался Калеб.

— А это, вообще-то, обидно.

Калеб перекрестил дом, перекрестил себя и случайно перекрестил демона, которому было хоть бы что.

Отправились в путь.

Утренний переполох стих. Хоть Калеб и слышал доносящиеся сетования о сгоревших редких трудах, о двух людях, героически погибших в ходе тушения пожара, и искренние, душераздирающие сожаления о сгоревшей днем ранее церкви…

— Неужели дело рук антихриста?

— Он самый, матушка, он самый.

…в общем и целом царило спокойствие. Калеб вдыхал родной воздух деревни, в котором еще чувствовались отголоски бушевавшего пожара, и смотрел на зеленые просторы, к которым прикипел душой и телом. Выстроенные в неровные ряды деревянные дома, огороженные заборами, пастбище со скотом на юге, небольшая пивная на западе, шумная толпа ребятни, кидающая друг в друга камни, — представлялись ему маленьким оазисом безмятежности.

Демон, идущий рядом, беззаботно смотрел по сторонам, будто в первый раз…

— Только не говори, что ты в первый раз оказался здесь. Среди людей.

— Ага, да, — кивнул демон. — Все так красочно, гораздо красочней, чем то, что описывали грешники. Хотя, — он задумчиво поднес палец к губам, — возможно, они не могли описать все детали, потому что жарились на углях.

— В котлах.

— Не, — демон вскочил на небольшой булыжник, постоял на нем немного и спрыгнул, следуя дальше за преподобным. — У нас градация. На углях самые разговорчивые обычно.

Они остановились возле ворот, за которыми заканчивалась деревня и начиналась широкая дорога, ведущая в поле и в лес. Светловолосая девушка в оранжевом платье, бежавшая к ним навстречу, помахала рукой, вынуждая остановиться.

— Преподобный Андертон, вы слышали, что произошло?

— С библиотекой? Страшная напасть, — покачал он головой, изображая сожаление и горечь утраты. Демон, смотрящий на него так, будто готовился прожечь глазами (вот уж не надо), сложил на груди руки.

— Да, — сказала девушка, опуская поникшую голову. — Сначала церковь ваша, теперь библиотека… чумной год.

— Високосный.

— Но мы нашли поджигателя! — Она резко подняла голову, смотря полными обожания глазами на преподобного. — Представляете, — заговорщически начала она и встала на носочки, приближаясь, — во всем виноват Февроний. Он последний выходил из библиотеки, старушки наши видели. А еще, поговаривают, он и церковь поджег, потому что все у ворот крутился и выходить не хотел.

— Бедная, заблудшая душа, — запричитал Калеб, перекрещиваясь.

— Вы не в обиде на него?

— Обижаться, дочь моя, все равно свою душу отдавать в руки сатаны.

Девушка быстро-быстро закивала, соглашаясь с преподобным.

— И что с ним теперь будет? — поинтересовался демон, делая шаг вперед.

— Как что? — удивилась девушка. — Предадут суду божьему и казнят на рассвете.

— Пусть отпустит ему господь все грехи, — произнес Калеб и покрестил рукой дом хорошего, порядочного мужика Феврония. Девушка перекрестилась. Демон недовольно шмыгнул носом.

— Вы куда-то направляетесь, преподобный?

— В странствие, дочь моя, — ответил он. — За церковь отмолить грехи нашей деревни. Необходимо мне очистить душу…

— Вот уж точно, — пробурчал демон.

— …и приблизиться к богу, — закончил он, гневно глянув на отвернувшегося демона.

— Куда ближе, батюшка? — распахнула глаза девушка, прижимая руки к груди. — Вы с ним и так на короткой ноге.

— Мой путь лежит в вечном странствии в попытке приблизиться к спасителю.

— Батюшка, вы такой!.. Такой!.. — девушка, не вынеся переполняющих ее эмоций, вцепилась в его руку и поцеловала ее. — Пусть ваш путь будет легким! — пожелала она и, раскрасневшись от своей же дерзости, убежала.

Калеб, брезгливо посмотрев на руку, вытер ее о сутану и вышел за ворота. Недовольный демон последовал за ним, пиная попавшийся на дороге камень.

— Калеб, — произнес он через несколько минут, когда по правую и левую сторону от них простилалось чистое поле; деревня осталась позади, постепенно превращаясь в маленькие кубики в виде домов. — Я вот, что понял.

— Просвети.

— Ты лицемерный сукин сын.

— Чем богат.

На том диалог и завершился.

После того, как они пересекли поле, они вышли на тропинку густого леса, за которым находилась соседняя деревня. Калеб не хотел бы появляться там и видеть старого недоброго знакомого, но на то, чтобы спуститься к оврагу и обойти ее, пришлось бы потравить половину дня (растягивать времяпрепровождение в компании демона он не желал) и встретиться лицом к лицу с чертополохом и крапивой (божья помощь, конечно, и способна на многое, но она явно не рассчитана на то, чтобы уберечь белые руки преподобного от порезов).

Первые несколько часов они шли молча. Разве что демон то и дело таращился на все, что видел, проявляя непомерный любознательный интерес ко всему живому. Калеб относился к этому… понимающе. Он вел бы себя так же, поднимись он из ада, в котором есть непонятный вай-фай и котлы с грешниками. Такая себе обстановочка.

Когда солнце начало клониться к горизонту, они сделали привал на небольшой поляне, усеянной одуванчиками, из которых демон принялся плести венок. Калеб снял с плеча сумку и посмотрел на развалившегося на траве демона, осторожно скрепляющего стебли и любующегося получающимся украшением. Он подумал, подумал да решил, что надо бы узнать имя дьявольского отродья. Достав флягу с водой и отпив немного, он спросил:

— Тебя как зовут-то?

— Люцифер, — ответил он, чуть высунув язык.

Калеб подавился святой водой и во все глаза уставился на расслабленного демона, в непонимании приподнявшего голову. Он хлопнул пару раз глазами, пока преподобный пытался собрать в кучу свои и в срочном порядке вспоминал молитву, подыскивая что-то, где упоминается изгнание сатаны.

— Нет, не этот. — Люцифер, отложив венок, сел и скрестил ноги, ероша волосы на затылке. — Мать назвала в его честь. Сказала, что у нас глаза похожи. Сейчас покажу. — Он достал из заднего кармана штанов медальон на черной цепочке и протянул его. Калеб, расслабивший плечи и спину, открыл медальон и увидел искусно выполненный портрет самого дьявола.

Дьявол, признаться, выглядел статно. Утонченные копыта, пара блестящих рогов (судя по всему, натираемых по нескольку раз в день), нос с очаровательной горбинкой и горящие красные глаза с зауженными кошачьими зрачками, в которых отражалось пламя преисподней с мучающимися в вечной агонии грешниками.

Калеб посмотрел на Люцифера, который с любопытством следил за его реакцией, слегка приподняв брови в ожидании комментария.

Люцифер был похож на Люцифера настолько же, насколько луна была похожа на помидор.

— Мать у тебя слепая, что ли?

— Ага, — Люцифер вздохнул, забирая медальон, — слепая.

Вопросы, возникшие в голове Калеба, отпали сами собой.

Калеб, прислонившись к стволу дерева, взял в руки флягу и покрутил ее. Все же, стоило признать, свалившийся ему на голову демон меньше всего походил на, собственно, самого демона. Он начал подумывать о том, что в адской канцелярии произошел сбой, какие-то бумаги перепутались и — вот, пожалуйста, результат.

Результат сидел напротив, подперев щеку рукой, и смотрел на то, как муравей полз по желтым цветкам. В представлении Калеба тот должен был не смотреть на муравья, а сжигать его и отплясывать на его маленькой могилке.

— Тяжело, наверно, с таким именем?

«И с таким сатанинскоотступническим взглядом на ад», — хотел продолжить он.

— Не, у нас много Люциферов. Одно время вообще волна была. В тринадцатом веке, когда вера в вашего ослабла, люди начали обращаться к нашему. Ну и возросла его популярность. О! — Люцифер убрал медальон в карман. — А у вас много Иисусов?

— Нет.

— А Христосов?

— …ты же в курсе, что «Иисус Христос» — это имя бога?

— Да ладно!

— Я смотрю, уроки истории ты прогуливал, — усмехнулся Калеб, сложив на груди руки.