— В моих как был пустым местом, так в них и остался, — сплюнула на землю Шарлота еще раз.

— Мама, ты слепая, — Люцифер потер загудевшие виски — голова болела не только у преподобного.

Йован, пришедший в себя после божественного потрясения, упал на колени перед Калебом, принимаясь целовать его руку.

— Обслюнявил всю, — презрительно пробормотал он, вытирая руку о сутану.

— Калеб, теперь ты можешь вылечить всех деревенских!

Калеб к такому повороту не был готов.

Он пропустил момент, в который оказался перед воротами церкви; к воротам его подвел (притащил) демон за руку, что привносило в происходящее еще больше фантасмагоричности. Калеб читал молитвы за здравие, крестя каждую жертву собственной глупости, и обливал ее святой водой. В ответ получал тихие слова благодарности и едва заметные улыбки, от которых становилось не по себе. Подобным Калеб не занимался с того момента, как в столице на его бескорыстную помощь умирающему мужчине его прозвали дьяволом и обещали повесить (столичный пьяница перепутал божью милость с дьявольскими кознями); все обошлось благодаря заступившемуся за своего ученика ректору преподобнического факультета, проклявшего пьяницу в назидание.

Деревенские выздоравливали один за другим, но все еще были слишком слабы, чтобы встать на ноги и поковылять к своим брошенным домам. Люцифер, поняв, что им нужна чистая вода и еда, принялся таскать ведра из колодца и поить ею деревенских.

— Убери! Убери!! — орал мужчина, для которого вода из колодца приравнивалась к маленькой версии чумы.

— Успокойся, сын мой, и не повышай голос на того, кто желает оказать тебе помощь, — сказал подошедший Калеб, увидев испуг на лице Люцифера. Он наклонился к мужчине: — Если еще раз наорешь на него, я тебя, мразь, ночью порешу, а после смерти запихну в ад, где в твой зад будут запихивать копья и вилы.

Должный эффект на мужчину был произведен — он смиренно лежал, смотрел на небо безумными глазами и думал об ошибках молодости — нужно было принимать буддизм.

Калеб, порядком устав от выполнения своих обязанностей, сел на скамейку, на которой восседала Шарлота. В начинающей оживать деревне возникала привычная суматоха: те, кто не валялся при смерти еще часом ранее, без боязни подходили к своим родственникам, помогая им тем, чем могли. Дети резвились вокруг церкви, бегали друг за другом и радовались, что их родные приходили в себя. Стая ворон, грустно взирающая на деревенских с высоких деревьев, дружно каркнула и унеслись на запад кривым клином, роняя слезы по неудавшимся смертям.

— И вот что с ним делать? Совсем испорченный мальчик, — сетовала Шарлота, смотря пустыми глазами куда-то вперед. — Сплошное разочарование.

Калеб мало понимал в демоническом воспитании (да и в человеческом, признаться, тоже — отец оказался антипримером), однако сразу же почувствовал, как в его душе поднялась волна раздражения.

Конечно, Люцифер, придерживающий женщине голову, чтобы та могла выпить воды, мало был похож на того, кто будет коллекционировать человеческие души и обрекать их на вечные страдания. Но, в конце-то концов, что это за стереотипы такие? Человечество должно было через два десятка лет уверенно шагнуть в восемнадцатый век (о нем Калеб знал только то, что экология там была хуже), поэтому стереотипы о демонах давно следовало оставить за плечами.

Короче, преподобного прорвало.

— Ваш сын взрослый и самостоятельный, — твердо сказал Калеб. — Он сам в праве решать, что ему делать со своей жизнью. Смертью. Существованием. Вы не имеете права навязывать ему свое мнение. Захочет в рай — пусть идет в рай, захочет в ад — пожалуйста.

Шарлота молчала.

— Трахнуть сына моего хочешь? — спросила они минутой позже.

Калеб подавился. Девочка с мальчиком, резвящиеся вокруг них, шокировано уставились на женщину и преподобного.

— Хочешь, — уверенно сказала она.

Калеб, вообще-то, о таком не думал… А теперь подумал, потому что не подумать было нельзя, ведь Шарлота уже произнесла, а значит, о том, что она произнесла, в любом случае нужно было подумать, чтобы ответить, а ответить, не подумав, нельзя, вот и он подумал.

Калеб закрыл лицо руками.

Провал.

Посмотрел сквозь щелки на Люцифера, дающего радостному ребенку притащенные черт знает откуда фрукты. Тот, заметив, что за ним наблюдают, повернулся к Калебу. Улыбнулся солнечно — даже теплым ветерком повеяло — и помахал преподобному рукой.

Определенно провал.

— Как он у вас таким…

— Уродился? — спросила она, недовольно кривя носом — дети, пережившие шок, вновь начали носиться вокруг них.

— Да.

— В семье не без урода.

Шарлота, не выдержав непоседства вокруг своей скромной персоны, щелкнула пальцами. Девочка, мгновенно прекратив бег, подняла тяжелый камень и ударила себя по голове, после чего мгновенно потеряла сознание. Мальчик взял камень, выпавший из ее рук, и заехал по своей макушке. Калеб вытер со щеки попавшую на нее кровь.

— Если так подумать… в этом есть часть моей вины.

— Плохо воспитали? — усмехнулся Калеб и на всякий случай засунул руку в сумку, поближе к крестам.

— Знала бы от кого воспитываю, все было бы проще.

— От Люцифера, что ли? — пошутил Калеб.

— Может, от Люцифера, — неопределенно ответила она, склоняя голову в одну сторону. — А может, от Михаила, — склонила ее в другую и пожала плечами.

Калеб потрясенно уставился на Шарлоту, ловя маленький кризис веры.

— Что? — кривовато усмехнулась демонесса. — Молодость бурная была.

Повисло молчание.

— Ты уж позаботься о нем, — сказала Шарлота и поднялась с лавки. — С тобой он точно в рай не попадет.

— Это почему? — нахмурился Калеб.

— Ты себя видел вообще?

— А вы себя? Буквально. Глазами.

— Тебе только в ад дорога, засранец, — произнесла Шарлота. Однако в ее речи не было ни ненависти, ни желания устроить ему экскурсию по аду в качестве главного мученика. Будто Калеб, который, вообще-то, должен был бесить ее своим преподобническим статусом, вызывал извращенное уважение…

Стоило задуматься…

— Я преподобный, — твердо произнес Калеб, крепче сжимая крест.

— Тем более! — заявила она и, щелкнув пальцами, начала медленно опускаться под землю; зрелище было странным. — Следи за Люцифером и не смей давать моего сына в обиду, — ее слова отдались вибрацией в теле Калеба, который прочитал парочку молитв после исчезновения Шарлоты; лишним не будет.

С информацией о том, что дорога в рай ему заказана, нужно было как-то жить.

Калеб посмотрел на лежащих без сознания детей, только чудом оставшихся в живых. Действительно, на что он вообще рассчитывал? Без шансов.

Ну ад так ад, подумал он. Там есть какой-то странный вай-фай. Наверняка все не так плохо.

Калеб пытался храбриться. Относиться к этому философски. Бог дал, бог взял, как говорится…

К вечеру, когда практически все жители деревни смогли подняться на ноги, диакон, отсидевшийся всю болезнь в стенах храма божьего, пригласил всех в церковь, чтобы помолиться о пережитом кошмаре и поблагодарить высшие силы.

— Так ведь тебя нужно благодарить или я чего-то не понимаю в вашем мироустройстве? — поинтересовался Люцифер, косясь на крестящихся выздоровевших деревенских, приклоняющих колени перед церковью.

Калеб и Люцифер сидели возле входа; день порядком измотал их обоих, напоминая проехавшуюся по ним телегу с кочанами капусты.

— Помог руками божьими.

— А, то есть ты помог, а лавры богу? У нас в аду справедливее.

Калеб подумал, что фразу «у нас в аду» скоро можно будет отнести и к нему.

Да, Калеб храбрился, но котлы, угли и вилы мало располагали к душевному спокойствию и поднятию настроения. Во всем этом был единственный плюс — с отцом, попавшим на небеса по блату, он все-таки не увидится. Маленькие кресты-плюсы в больших минусах.

— Надеюсь, мама больше не появится здесь, — поделился своими переживаниями Люцифер, опирающийся о лавку руками и смотрящий на начинающее темнеть небо. — О чем вы с ней говорили? — И уже тише: — Обо мне?