— Ты следил за мной?

— Мои люди. Удивлен, что ты не заметил.

Шото молчал, глотая тяжелый воздух. Теперь он понимал, что это были за взгляды, которые он периодически чувствовал на себе.

— Так кого из этих людей мне поставить под удар первым из-за твоей нерасторопности, Шото? — Энджи хмыкнул и посмотрел в ночную пустоту, просчитывая в голове всевозможные варианты. — Как насчет твоего барабанщика?

Тодороки захлопнул дверь, отчего машину тряхнуло, развернулся к отцу и хватил его за лацканы пиджака.

— Не смей лезть к нему, — прошипел Тодороки, глядя в предвкушаемые победой глаза.

— Ох, значит, все-таки уловил, — широкая, презрительная улыбка сковала его губы. — Кто бы мог подумать, сын, — понизил голос, вкладывая в слова океаны омерзения, и оттолкнул Шото от себя.

Шото ударился плечом о дверцу с глухим стуком и сжал зубы, пока приводящая в чувства боль распространялась по руке.

— Приедешь в офис во вторник и подпишешь договор.

— А если не подпишу?

Он слышал звон цепей, которые подкрадывались к его шее.

— Тогда твоему парню придется закупиться протезами для рук, — Энджи поправил сползший с плеч пиджак. — Понятия не имею, как с ними трахаться, но на барабанах играть ему явно будет затруднительно.

— Ты не…

— Посмею. Или ты на самом деле хочешь это проверить?

— Тебя посадят.

Громкий, раскатистый смех Энджи заполнил пустоту автомобильного салона.

— Разве я тебе не противен? — предпринял еще одну попытку Шото, садясь прямо и крутя плечом. — Ты так сильно старался уложиться в жизненный план, добиться высот в бизнесе, заполучить кучу детишек. А в итоге твоя надежда на продолжение компании оказалась педиком.

— Ты мне омерзителен, — признался мужчина, складывая на груди руки.

— Не боишься, что я буду омерзителен и твоим сотрудникам? — сощурил глаза Шото; внутри у него все горело и леденело, устраивая шабаш.

— Тебе придется держать под контролем свои наклонности, пока не женишься.

— Ты и мою свадьбу распланировал? — его голос поник; вопрос остался без ответа.

— Так что, сын? — Энджи напряг плечи в нетерпении; его усы приподнялись.

В машине ненадолго повисла звенящая тишина (от цепей на его шее, не иначе), прерываемая доносящимся дуновением ветра, залетающим в открытое окно.

— Я согласен.

И мир его разбился на части.

========== XI. I’m just the words You are the sound ==========

Тодороки стоял на балконе, смотрел на приносящую удачу фигурку кошки и курил, без конца топя окурки в расколотой тарелке. Он выдохнул дым в ее улыбающуюся морду и положил подбородок на сложенные локти, смотря на догорающую сигарету между пальцами и представляя, что вот, это он, тоже догорает.

Тодороки не видел выхода из ситуации (разве что через балкон — но он жил на третьем этаже, так что результат при любом раскладе не был бы удачным).

Энджи Тодороки не показал ему договор, однако в голове все равно прокручивались отцовские слова, сказанные после вырванного согласия.

Ох, он явно недооценил отца.

Конечно, можно было бы занять пост главы и закрыть к черту бизнес (при особом желании даже разнести в пух и прах), если бы парочка пунктов в договоре при передачи компании не включали в себя уголовную ответственность за ее целенаправленное разрушение, отказ от управления и назначение до определенного срока другого лица на роль исполняющего руководящие обязанности, а также все из этого вытекающее и сковывающее Шото в действиях лучше, чем любые кандалы.

Энджи Тодороки хорошо продумывал долгоиграющие планы.

Долгоиграющее рабство.

Интересно, его братьев и сестру он тоже заставил подписывать нечто подобное? Он не общался с ними несколько лет и понятия не имел, как сложилась их жизнь помимо того, что было написано в интернете. А там было немногое — вот, пожалуйста, семья Тодороки успешно продолжает строить бизнес. Работают не покладая рук. Отдают все силы ради процветая компании.

Что ж, Тодороки совсем скоро тоже будет отдавать всего себя для того, чтобы семейное дело развивалось.

Снова будет ходить на светские мероприятия, заводить важные знакомства, зализывать волосы назад (ему придется вернуть свой естественный цвет).

Сотрет фотографии со всех флэшек, отправит в корзину сокровенную папку, удалит профиль в инстаграме.

Перестанет переписываться с друзьями, перестанет общаться с «Hero», добавит Бакуго в черный список контактов.

«Тодороки рассчитывал на то, что его (их с Бакуго) конец будет немного посчастливее?»

О да, счастье так и витает вокруг, только руку протяни.

Тодороки глубоко вдохнул дым и отложил зажигалку в сторону, понуро вглядываясь в начинающее светлеть небо. Сколько там до рассвета? После разговора с отцом сон, в который он мечтал провалиться всю дорогу из Нагои, сбежал вместе с надеждами на будущее.

Тодороки дернулся, услышав телефонный звонок. Он посмотрел на входящий вызов и, прикусив губу, уткнулся носом в согнутые руки.

И что он скажет Бакуго?

Наверняка лучше не отвечать на вызов, только бы не отвечать, только бы не…

— Да?

«Тащи свою задницу на Симбаси и фотоаппарат прихвати».

— Я не могу, — Тодороки посмотрел на часы, показывающие почти пять утра.

«А мне плевать, не понял еще? Я сказал, тащи ее сюда».

Тодороки нужно было ответить, что он больше не хочет его видеть. Вот так внезапно, да, будто это и не он ждал его несколько часов на вокзале, не он бежал за ним по темным улицам Токио и не он признавался в чувствах, когда снесло последние тормоза.

Бакуго, я съездил в Нагою и пришел к выводу, что тебе следует убираться из моей жизни (а теперь произнеси это вслух, Шото, и надейся на то, что тебе хватит воздуха проговорить фразу до конца).

Тодороки сжал телефон.

Ему нужно было сказать, что он пересмотрел взгляды на свою жизнь и решил пойти в бизнес по стопам отца. Это перспективнее, чем его профессия, которую ему в любом случае не удастся получить. Кому вообще нужны фотографы? Он совсем недавно говорил Бакуго, что запутался и не понимает, чего он хочет (в этом была вина отца, но барабанщик не был в курсе этого, так что какая разница). Да, все это так логично, даже врать много не придется, только не упоминать про отца, не упоминать про договор, не говорить, что ему это на самом деле не надо и…

«Эй, ты там уснул?»

Тодороки услышал в его голосе беспокойство, от которого стало так тепло и так уютно, что засаднило горло.

— Нет.

«Тогда пошли. Я типа… тут есть, эм… блять, просто пошли!»

Тодороки сломал сигарету, половина которой улетела непотушенной с балкона и затерялась среди веток, пока он пытался выдавить из себя слова отказа. От них шипами кололо глотку, из которой вот-вот должны были просочиться красно-бурые иглы. Черт, он правда настолько…

— Через полчаса буду.

Бакуго сбросил вызов.

Тодороки почти физически было необходимо увидеть его. Сколько там до вторника времени? Шото думал, что он конченный эгоист, потому что чем дольше он с этим тянул, тем хуже будет тогда, когда настанет момент отправить все в утиль (и себя в утиль тоже — себя в первую очередь).

Гори и сжигай.

Если бы дело касалось только его, Шото бы справился. Ладно, к черту уже карьеру фотографа, к черту престижные конкурсы и признание других. Он мог бы продолжать вести инстаграм, перебиваться фотосъемками в парках, предлагать фотосессии рядом с интересными архитектурными сооружениями и выезжать в другие города. Возможно, открыл бы маленькое агентство (Тодороки предполагал, что рано или поздно отец добрался бы и до его аккаунта, и до его агентства).

Но не тогда, когда влиятельный, поехавший крышей ублюдок угрожал его близким людям.

Вот тебе и социальные связи, Шото, добро пожаловать в реальный мир, в котором все превращается в элемент шантажа.

Шото вошел в темную квартиру и закрыл балконную дверь, опираясь на нее спиной.

Закусил губу.

Зажмурил глаза.