Тодороки сглотнул и заставил себя нажать на затвор, запечатляя выразительные эмоции выступающих. Он с трудом удержался от того, чтобы навести объектив на барабанщика.

Тодороки наблюдал за тем, как ловкие пальцы, держащие палочки, парили в воздухе и ударяли по барабанам, пока растрепавшаяся челка скользила по маске.

Он редко слушал музыку подобного жанра, отдавая предпочтение гранжу и (в качестве исключения) Тейлор Свифт. Поэтому сейчас, перебираясь к барной стойке под сильный вокал, чтобы сменить ракурс съемки, он сожалел, что не может себе позволить слиться с танцующей толпой, качающей головой в такт ритму.

Урарака оказалась права, потому что вот уже четвертая песня, играющая в маленьком клубе, расположенном в не самом благополучном районе города, отдавалась трепетом в сердце, заставляя его подстраиваться под удары барабанных палочек.

Конечно, ему следовало делать фотографии группы, но, в конце концов, если ее участники хотели привести в порядок свой инстаграм (да, он все еще не видел их страницу, но услышанное им от Токоями, сейчас ловко перебирающего струны, заставляло темные тучи сгущаться над их профилем), то реакция толпы на их выступлении — отличное средство для его разнообразия.

Тодороки хотел, чтобы фотографии получились хорошими,

потому что эта группа, всецело отдающая себя музыке и сливающаяся с ней, явно заслуживала их,

потому что другие люди должны были узнать о том, что происходит на их концерте,

потому что строчки песен отзывались в его душе, отчего он желал поделиться застывшим моментом времени через цифровое изображение, способное сохранить эмоции и чувства внутри кадра.

И, кажется, Тодороки, давно не испытывающий таких сильных эмоций за своим любимым занятием, вполне мог составить компанию архангелу Габриэлю на небесах.

Тодороки без конца суетился, прошерстив весь клуб несколько раз (не без мыслей о том, что нужно непременно заняться делом, пока взгляд вновь не успел приковать к себе Бакуго, во время начала новой песни вытирающий пот со лба) и наступив на ноги, наверно, десятку посетителей, которые его успели люто возненавидеть.

К концу выступления, когда на его фотоаппарате накопилась чуть ли не половина тысячи материала (удачного и не очень), Тодороки устал настолько, что ему требовался если не футон в съемной квартире, то хотя бы стакан воды.

Вернувшись к столику, за которым все так же сидела Урарака (ее глаза светились восторженными огнями), он увидел протянутую ему бутылку воды и благодарно взглянул на подругу. Тодороки взял бутылку и отвинтил крышку вспотевшими от напряжения пальцами, прикладываясь к горлышку.

— Как все прошло? — спросила она, с любопытством глядя на висящий на шее фотоаппарат.

Тодороки поднял большой палец вверх, не отрываясь от горлышка бутылки и позволяя Урараке взять фотоаппарат, чтобы посмотреть снимки.

Урарака не любила делать фото сама (кроме селфи, которых накопилось в ее телефоне достаточно, чтобы приложения не могли быть обновлены в связи с недостатком памяти), однако она не могла отказаться от просмотра снимков Тодороки и была чуть ли не первой поклонницей его творчества. Она делилась ими во всех соцсетях (конечно же, с сохранением авторства) и была тем, кто помог Тодороки набрать часть своей аудитории.

Урарака видела в его снимках только красивые кадры.

Тодороки, осушив почти всю бутылку, поставил ее на столик и снял с шеи фотоаппарат, чтобы подруге было удобнее просматривать снимки. Он сел напротив, сцепив пальцы, чтобы унять колотящие внутри эмоции, которые подбирались к горлу и вставали в нем колючим комом невысказанных слов (лицо Тодороки, тем не менее, не выражало ничего, кроме усталости от долгого пребывания среди локтей-спин-коленей).

В его голове все еще крутились ускользающие мгновения выступления, часть которых сохранилась в памяти фотоаппарата. Он с нетерпением ждал момента, когда же вернется домой и сможет открыть программу на ноутбуке, чтобы их обработать.

А еще он с нетерпением глядел на стол перед собой, ожидая возвращения группы.

Они же вернутся? Их вещи здесь? У них вообще были вещи?

Шото засуетился, рассматривая диван, и облегченно выдохнул, заметив небрежно брошенные куртки и сумки.

Тодороки не собирался говорить о том, в какой восторг он впал во время выступления (потому что он хоть и умел красиво и правильно формулировать мысли, но обращение переживаемых чувств и эмоций в слова было его ахиллесовой пятой), поэтому, возможно, следовало уйти и…

О каком уходе он вообще думает, если ему не заплатили за съемку?

Тодороки потерянно вздохнул, зачесывая пальцами растрепавшиеся волосы.

Он довольно давно не чувствовал себя таким потерянно-счастливым (примерно с того момента, как закончил первый курс обучения).

— …с ног валюсь.

— Да-да, до сих пор гул в ушах стоит.

— Все согласны с тем, что сегодня было одно из лучших выступлений?

— Да! — отвлеклась Урарака от просмотра, заметив подошедших участников. — Почему у вас все еще не берут автографы?

— Этот парень всех распугивает, — Каминари ткнул нахохлившегося Бакуго, держащего маску в руке, локтем в бок, за что получил смачную оплеуху.

— Фотографии получились очень хорошими, — широко улыбнулась Урарака, показывая их подсевшей к ней Джиро.

— О, дай-ка глянуть, — потянулся Каминари к фотоаппарату, едва ли не ложась на стол и в очередной раз получая кулаком по голове.

— Тебя, блять, еноты вырастили или что?! — скривился Бакуго, перекрикивая ударившую по ушам поставленную музыку. — Спроси сначала, идиот, — и небрежно указал большим пальцем в сторону замершего фотографа, не отводящего взгляда от кожаных браслетов на запястье, которые тот застегивал.

— Ой, черт, — нахмурился Каминари, мгновенно выпрямляясь и сконфуженно глядя на Тодороки. — Можно?

— …Да, — не сразу ответил тот (потому что ему потребовалось время на то, чтобы проанализировать вопрос, задействовав весь потенциал своих мозгов; Тодороки не был глупым парнем, но сейчас, когда он глядел на фыркнувшего барабанщика, его мыслительный процесс стопорился, будто его посадили на нейролептики).

Он винил в столь острой реакции на каждое действие барабанщика еще не прошедший мандраж от съемки.

— Как тебе наше выступление? — поинтересовалась подошедшая Яойорозу, держащая в руках несколько бутылок с водой из бара, которые мгновенно оказались разобранными.

— Впечатляюще.

— Я же сказала, что тебе обязательно понравится, — радостно хлопнула в ладони Урарака и счастливо улыбнулась, отчего в уголках ее глаз возникли солнечные лучики.

— Уже готов стать нашим преданным фанатом и купить альбом на айтюнс? — усмехнулся Каминари, просматривая фотографии; увидев на них себя, сощурил глаза и подумал, что настало время сменить аватары в соцсетях.

— Какой айтюнс, боже, — Джиро отстранила ото рта бутылку с водой. — Для начала нужно хоть один концерт провести, на котором мы будем не развлекать пьяных…

— Да-да, дай хотя бы помечтать, не порть настрой.

— Вы не даете свои концерты? — приподнял бровь Тодороки.

— Мы в процессе.

— В стагнации, — бросил Бакуго и оперся бедром о спинку дивана, скрещивая руки на груди и сверху вниз заинтересованно глядя на бело-красную шевелюру фотографа, за которой он следил во время выступления.

Тодороки не принимал дальнейшего участия в разговоре, пытаясь унять продолжающий накатывать морок. Хотелось скорее выйти на улицу, окутанную холодом, и закурить, чтобы успокоить нервы. Возможно, ему давно уже следовало находиться в поезде, который вез бы его к съемной квартире, но заставить себя встать и уйти было выше его сил. Будто его к дивану пригвоздили да скотчем обмотали.

Наконец фотоаппарат оказался в его руках, а деньги за съемку переведены на счет. Тодороки пообещал, что отправит фотографии на почту в ближайшее время, и вместе с Ураракой направился к метро, пока участники группы забирали инструменты со сцены и обсуждали с владельцем клуба цену за выступление.