Тодороки крутил в руках телефон с открытым чатом с Бакуго, в последнем сообщении которого говорилось о том, что они добрались; сообщение об их местонахождении осталось недошедшим из-за проблем как с интернетом, так и со связью. Иида предположил, что дело в расставленных по парку глушилках. Часы показывали второй час дня — Урарака хотела приехать раньше, чтобы послушать всех исполнителей, но из-за проблем со сборами они опоздали к началу.

Наконец, когда долгая очередь за яблоком была стоически отстояна, Урарака и Иида подошли к Тодороки.

— И где мы будем искать ваших друзей? — спросил Иида, смотря на непрекращающийся проходить через рамки поток людей.

— Я не могу дозвониться до Джиро, — Урарака смотрела на телефон, как на заклятого врага, не отрываясь от карамели.

— Сообщения тоже не отправляются.

Иида вздохнул.

— В любом случае, если будем стоять на месте, то, во-первых, ничего не услышим, — он показал на далекую сцену; несмотря на то, что музыка разносилась по всему периметру проведения фестиваля, слов было не разобрать, — во-вторых, никого не найдем.

Друзья двинулись к сцене, не обделяя вниманием поставленные в рамках фестиваля небольшие закусочные, очереди к которым, кажется, только увеличивались.

Несколько компаний оккупировали единственный работающий фонтан, используя его и в качестве места для съемок, и в качестве маленького оазиса. Дежурившие машины скорой помощи выстроились в ряд неподалеку от входа; медперсонал, к счастью, пока никому не требовался. Шумные и веселые голоса пришедших разносились со всех сторон, вторя музыке выступающих групп и пронзительным голосам их солистов.

На фестивале царила атмосфера праздника, отпечатывающаяся на радостных лицах пришедших.

Тодороки же чувствовал себя взволнованным.

После осознания своих чувств к Бакуго с ним он больше не встречался. Именно поэтому от желания увидеть барабанщика его одновременно бросало и в жар, и холод (если бы он был каким-нибудь супергероем из вселенной Марвел, то обладал бы этими способностями в равной мере). Принять то, что он испытывал вполне определенные чувства к Бакуго, оказалось так же просто, как и залезть на двухколесный велосипед и съехать с крутой горы (адреналин вроде как зашкаливает, страх упасть тоже, но ты все равно едешь, не сбавляя скорость, пока трясутся руки, стынет кровь, а встречный ветер готов выбить тебя из сиденья).

Тодороки не отказался бы сейчас от встречного ветра, но за неимением оного приложился к бутылке с яблочным соком. Он пытался отгородиться от недвусмысленных мыслей, выстроить стену безразличия, потому что чувства чувствами, а Бакуго отвечать взаимностью не торопился.

Так что…

К трем часам дня друзья обошли весь парк и, уставшие, сели на бордюр, с которого можно было смотреть на происходящее на сцене через установленные большие экраны; на них скакали исполнители, пытаясь завести и раскачать толпу.

«I tear my heart open, I sew myself shut, my weakness is that I care too much*».

Слова песен наконец доносились до ребят, чему обрадовалась Урарака, завороженная атмосферой и поддавшаяся всеобщему веселью. Иида был полон энтузиазма, поэтому они на пару увлеченно слушали исполнителей, пока их глаза заманчиво переливались бликами в свете солнца. Они еще несколько раз попытались связаться с «HERO», но, решив, что это гиблое дело, оставили телефонную книгу в покое. Зато сняли несколько видео, чтобы по прибытии домой отправить их работающему Мидории.

Тодороки находился далеко, за пределами фестиваля (за пределами Млечного Пути, где-то рядом с Андромедой, не ближе) и как бы он ни хотел сосредоточиться, он попросту не мог. Он достал фотоаппарат и, почувствовав уверенность, оплетающую его руки и ноги, поднялся с бордюра, чтобы прогуляться еще раз и сделать снимки.

Тодороки пытался представить, сможет ли он подобраться к сцене, чтобы заснять выступление группы, но… по большей части он был реалистом (склонным к излишней драматизации и пессимизму, но все же реалистом). Если бы они подоспели к самому открытию (судя по количеству посетителей, приезжать стоило рано утром — прошлым утром), ему бы удалось занять место ближе к сцене. Сейчас же это не представлялось возможным. Однако он не оставлял попытки и тщательно высматривал, как можно сократить расстояние.

Если и есть что-то страшнее японского метро в час пик, то это японские фестивали.

Тодороки прогуливался по местности, пытаясь остудить голову; он не мог избавиться от ощущения прилипшего к его спине взгляда, но не видел среди толпы никого необычного и ничего странного. Он же не стал параноиком после встречи с отцом? Нет? Фотографирование всегда помогало ему справиться с проблемами как в семье, так и в учебе, привнося мнимое ощущение порядка и иллюзорное чувство безопасности.

Шото сел на освободившееся место возле дерева и оперся макушкой на его ствол, слушая разносящиеся по парку слова песни: «I know I can’t survive, walking on the line, i have to deal with all the things in my life, listen to the words, spoken in my mind*».

Проблем у него, конечно, все еще было выше крыши. Ему едва хватало денег до окончания учебы (он начал сомневаться, что вообще сможет окончить университет), отправленная переделанная теоретическая часть оказалась забракована (о чем ему сообщили через двадцать минут после отправки), да и отец, собирающийся рано или поздно нагрянуть, к веселью особенно не располагал. Энджи Тодороки звонил несколько дней назад, но Шото, едва услышав его голос, от которого свело от злости челюсть, ограничился тем, что сбросил звонок и добавил номер в черный список. Он не хотел ничего о нем знать, не хотел его видеть и слышать. Он был бы рад забыть о его существовании (и лучше бы Энджи Тодороки сделал то же самое по отношению к нему).

— Охереть, я тебя нашел, — Бакуго стоял слева, сложив руки крест-накрест на мятой футболке, и внимательно глядел на Тодороки, закрывшего глаза.

— Бакуго? — Шото мгновенно поднялся.

Бакуго был в темной футболке с черепом, подвернутых джинсах и легкой черной кепке с эмблемой фестиваля — круглой музыкальной колонкой, из которой раздавалась музыка — на голове, спасающей глаза от слепящих лучей.

Внутри у Тодороки взорвалась парочка солнц.

— Нет, блять, Тейлор Свифт, — закатил глаза Бакуго. — Тупая, мать ее, связь. Какие идиоты только ставят глушилки на такие мероприятия?

— Полагаю, те, которые заботятся о безопасности отдыхающих.

— Я чуть не словил солнечный удар и чуть не сдох, так что это нихрена не безопасно.

— Герои не умирают, они превращаются в легенды*.

— Они превращаются в пыль*.

Тодороки постарался придать голосу максимальную степень осуждения:

— Это жестоко, Бакуго.

Бакуго ухмыльнулся и, неловко почесав нос, направился в сторону сцены.

— Поднимай задницу, проведу тебя за сцену.

— Ты стал моим личным гидом? — вроде бы простая фраза, ни к чему не обязывающая, но у Тодороки заалели щеки; он радовался, что Бакуго не смотрел на него, натянув на глаза кепку.

— Много чести, кретин. Я иду один, ты идешь один, просто нам идти в одну сторону.

— Мне нужно найти Урараку и Ииду, — вспомнил Шото и остановился, судорожно оглядываясь по сторонам.

— Джиро их уже нашла. Сидел бы, блять, на месте, — Бакуго гневно стрельнул взглядом из-под козырька, — и тебя бы нашли.

Тодороки не ожидал, что Бакуго будет его искать по всему парку вместо того, чтобы… знакомиться с другими музыкантами? Повторять партию? Веселиться в компании друзей?

Что вообще делают на таких фестивалях музыканты?

Тодороки не мог справиться с накатившими эмоциями, вылившимися в широкую, искреннюю улыбку. Бакуго споткнулся.

— Нужно воды купить, — произнес тот, когда они проходили мимо палаток. — Токоями сказал, что сдохнет, если не получит ее.

— Сомневаюсь, что он так и сказал.

— Я тебе не цитатник, чтобы дословно повторять.

Очередь они стоически отстояли, несмотря на то, что Бакуго успел продумать план, включающий в себя кражу бутылок с элементами отвлечения. Тодороки на это покачал головой и сообщил, что его поймают быстрее, чем он успеет пробежать десять метров по такой жаре. Бакуго это не оценил, ударил его по плечу купленной бутылкой, едва не уронив остальные шесть, и направился к сцене. Тодороки, потирая плечо, последовал за барабанщиком.