Они вышли из метро, миновали переулок, вышли на широкую улицу, в конце которого располагался реабилитационный центр, а справа — кинотеатр и старбакс.

А через дорогу находился цветочный магазин.

С широким окнами и с…

— Бакуго, — тихо произнес он.

— Бакуго? — переспросил Каминари, смотря по сторонам. — Где?

Когда Каминари собирался повернуть голову в сторону цветочного магазина, Тодороки резко схватил его за плечи, пугая одноклассника, Токоями и самого себя. Но Бакуго все еще был посреди широкого безлюдного окна. Его не прельщала бесконечная перспектива прикрывать кого-то, да и Бакуго не просил об этом (он угрожал, но это немного другое), однако Тодороки видел, как покрытая тайной подработка Бакуго была важна для него.

— Перед тем, как пойти снимать, нам следует запастись кофеином.

— Я бодр, — произнес Токоями, пытаясь забрать у задумавшегося Каминари листки со сценарием и спрятать их от него куда подальше.

Тодороки встал за спины одноклассников и ненавязчиво (но так казалось только ему; со стороны же это больше походило на насилие) потащил их к дверям Старбакса, не обращая внимания на недовольства.

Старбакс принял их радушно. Запах кофейных зерен, шоколада и десертов приятно ударил в нос, а уютная, домашняя атмосфера вместе с доносящейся из колонок ретро-музыкой заставила поначалу сопротивляющихся Каминари и Токоями сдаться. Они направились к дружелюбному бариста, чтобы выбрать напитки. Киришима, ждущий своего заказа, помахал им рукой.

Тодороки же, косясь на улицу, достал телефон, открыл чат с классом и выбрал контакт Бакуго, переписка с которым была такой же чистой, как и диск D после случайного удаления всех файлов с него.

16:58. Я:

Каминари, Киришима и Токоями находятся в Старбаксе напротив твоего магазина (ʘᗩʘ’).

Ответа он не получил.

Когда они вышли из Старбакса, из окон цветочного магазина никого не было видно.

Уже поздно вечером, когда в комнатах общежития начал выключаться свет, Тодороки спустился на общую кухню, чтобы заварить крепкий чай. Он планировал послушать несколько подкастов об абьюзивных отношениях в семье, прежде чем лечь спать.

Дневные съемки прошли… неважно как, главное, что они прошли. Токоями все же удалось убедить Каминари не использовать ток в качестве спецэффектов, однако они все равно не успели снять материал до захода солнца. Повторная вылазка была назначена на воскресенье.

Пока вода в чайнике кипятилась, Тодороки поправил спадающие беспроводные наушники, в которых играла песня Билли Айлиш «Ocean eyes». Он вслушивался в мелодичные звуки, доставая из шкафчиков кружку и упаковку чая.

Он никогда не был особенно внимательным человеком.

Однако проблем с реакцией у него так же никогда не было.

Поэтому, почувствовав тяжелую руку на плече и крепкую хватку на нем же, он перехватил ее, используя причуду и замораживая неприятеля (в том, что это был неприятель, он даже не сомневался; время было позднее, все уже спали, а вот сигнализация в самом охраняемом общежитии часто давала сбои).

Когда он повернулся к незнакомцу, то кружка, находящаяся в руке, едва не разбилась: Бакуго стоял напротив него с замороженной рукой и ненавистным взглядом, направленным на одноклассника.

В песне Билли пела про океан и горящие города в глазах.

Глаза Бакуго тоже горели.

Тодороки вытащил наушники и запихнул их в карман под начинающий закипать чайник.

— Ты охренел?! — закричал на весь первый этаж Бакуго, тряся ладонью, покрытой толстым слоем льда.

— Извини, я не думал, что это ты.

Тодороки считал, что их отношения в последнее время наконец пересекли грань безразличия и медленно тащились в сторону чего-то. И вот сейчас это что-то грозило разбиться на мелкие куски льда, просто блеск. Бакуго не привыкать попадать под способность одноклассника на тренировках, но не на кухне же, Тодороки, ты крэйзи.

Бакуго метнул взгляд в сторону столешницы. Не нужно было быть предсказателем, чтобы понять, что последует дальше. Тодороки перехватил его руку прежде, чем тот ударил по столу.

— Ты перебудишь всех, — объяснил Тодороки.

Бакуго скривился, но руку из крепкой хватки не вырвал.

— И что ты предлагаешь? Подорвать ее?!

— Ты все равно перебудишь всех. — Он нахмурился и перехватил его замерзшую ладонь, больше похожую на глыбу льда, своей левой, медленно нагревая лед.

Бакуго шумно вздохнул, скептично наблюдая за тем, как лед начинал таять.

— Ну мы здесь надолго. — Бакуго оперся боком о стену, чувствуя, как холод от льда перетекал к его локтю, и поежился.

Тодороки стыдливо опустил глаза и увеличил жар, но так, чтобы тот не причинил вреда однокласснику.

— Не стоило подбираться ко мне со спины.

Бакуго скрипнул зубами.

— Нехрен меня игнорировать.

— Я не слышал тебя.

— И что?

Вопрос поставил Тодороки в тупик. Пока он размышлял над его ответом, Бакуго задумчиво кусал нижнюю губу (к счастью же для Тодороки, он этого не видел, потому что был сосредоточен на ликвидации своей же оплошности; и да, может, он чуть больше придавал значение тому, что они практически держались за руки).

— Вообще, я хотел… типа сказать «спасибо». — Бакуго перевел взгляд на темноту за окном. — Насчет того сообщения.

— Не за что, — кивнул Тодороки и сам не заметил, как увеличил давление огня, отчего тот принял форму столпа пламени. Но, стоит отдать ему должное, исправил он это быстро; Бакуго стоило отдать должное за то, что тот даже не вздрогнул.

В тусклом освещении кухни Тодороки видел острые черты лица и искусанные губы, будто тот провел последние дни в глубоких переживаниях. Сам Бакуго выглядел сонным и ужасно уставшим; его и без того непослушные волосы стояли торчками. Домашняя футболка была растянутой и мятой.

Тодороки поджал губы, потому что такого домашнего и полусонного Бакуго хотелось крепко-крепко обнять и затащить в кровать до позднего обеда. Он сам поражался возникающим в голове уютным картинкам, от которых все плыло перед глазами; в конце концов Бакуго — явно не тот, кто без громких возмущений позволит себя обнять и далее по списку.

От списка у Тодороки закружилась голова.

Лед растаял. Тодороки с легким мороком, расползающимся по груди и ниже, почувствовал в своей ладони холодную ладонь Бакуго; его пальцы, на которых заживали тонкие порезы от бумаги, подрагивали. Он, тихо сглотнув, крепче обхватил его грубую, мозолистую ладонь, пытаясь настроить комфортную температуру для своей, чтобы случайно не обжечь. Бакуго не дергался, стоял, будто коркой льда покрылись его ноги, и смотрел на тесно переплетенные пальцы, опустив ресницы.

Обычный жест, убеждал себя Тодороки, ничего ведь такого, простая помощь однокласснику, только он все равно боялся, что удары сердца могли грохотать на кухне ударами молота.

И то, что у Бакуго покраснели кончики ушей, никак не связано с ним, что вы, это от холода, и Тодороки вообще дурак, потому что не разморозил его руку быстрее.

Двери лифта открылись.

Бакуго одернул руку, Тодороки выпрямился, будто они были нашкодившими детьми.

— При-вет? — произнесла Урарака, с любопытством посматривая на одноклассников. Тодороки мог поклясться, что видел в ее глазах и полуулыбке толики довольства.

— Ты время видела? — возмутился Бакуго, показывая рукой на висящие на стене часы. — Иди спи!

— О, ну извини, что я помешала вам наслаждаться обществом друг друга. — Урарака покачала головой и направилась к холодильнику, чтобы достать из него шоколад.

— Каким, нахрен, обществом? — процедил Бакуго, так и замерев с вытянутой рукой.

Урарака, выглянув из-за дверцы холодильника, состроила комично задумчивое выражение лица.

— Приятным?

— Иди в зад!

Тодороки никак не реагировал на ставшие привычными перепалки между Ураракой и Бакуго. Эти двое необъяснимым образом смогли найти общий язык и стать в довольно извращенной форме друзьями.

Бакуго захлопнул дверцу, но было поздно — плитка шоколада уже была в руках у Урараки, победно вскинувшей подбородок.