========== Третья суббота мая ==========
Тодороки вышел из метро, направляясь прямиком к высотному реабилитационному центру. В нем лежала его мать, которую он не навещал практически месяц из-за плотного графика. То тренировки, то злодеи, то тесты — стандартный набор любого ученика 3-А, в котором не хватало времени на действительно важные вещи (Каминари вот уже вторую неделю жаловался на то, что не может продолжить вести канал на ютубе, который он решил посвятить рассказам о нелегкой жизни юного героя; как утверждала Джиро: «Это рано или поздно настигло бы нас»).
Тодороки, миновав переулок, оказался на главной, шумной улице, по правую сторону которой располагался кинотеатр и Старбакс. Он повернул налево, в сторону небольшого цветочного магазина с большими окнами. Раньше он довольно часто заходил в него, покупая матери каллы — ее любимые цветы. Он помнил продавца — добродушного старика, жалующегося на то, что работать одному довольно тяжело.
— Вы не хотите взять в помощники кого-нибудь? — поинтересовался Тодороки, принимая из рук продавца букет калл. Тот пригладил длинные белые усы и помотал головой.
— Был у меня один тут работничек. Вместо того, чтобы цветы продавать, девушек охмурял и деньги из кассы тащил. Брать в помощники всяких оболтусов, молодой человек, — продолжал продавец, накручивая усы, — все равно, что сажать сорняки вместо душистых хризантем.
Тодороки сравнение оценил и согласился.
Перейдя дорогу, Тодороки почти с теплотой взглянул на неброскую вывеску «Цветы» и открыл дверь. Звонкая трель колокольчика известила о его прибытии.
В магазине практически ничего не изменилось с его последнего визита. Разве что стало просторнее, потому что часть цветов была перенесена в оранжерею, находящуюся через стеклянную стену справа (обилие всевозможных цветов — Тодороки понятия не имел, как называется и десяток из них — не могло не вызвать восхищение у истинных ценителей эстетической красоты). Слева от входа располагался небольшой двухместный потертый диван, рядом с которым находился небольшой столик с еще не расцветшими пионами в горшке, напротив входа — прилавок с кассой и приоткрытая дверь, ведущая на склад, правее стоял стеллаж с атрибутами для украшения букетов: и ленты разных оттенков, и оберточная бумага на любой вкус, и декоративные украшения в виде бабочек, маленьких игрушек и множества других мудреных вещей, — словом, магазин был полон качественного ассортимента.
Тодороки, вдыхая сладкие ароматы, от которых у особо чувствительных людей могла закружиться голова, подошел к прилавку, ожидая, когда к нему выйдет продавец, сортирующий букеты в оранжерее. Ему нравилась царящая атмосфера покоя и уединения, так сильно контрастирующая с уличной суматохой. Он, посмотрев на прилавок, увидел раскрытую и потрепанную книгу по флористике, в которой знакомым почерком были написаны заметки. Тодороки призадумался.
Дверь, ведущая в оранжерею, распахнулась, привлекая внимание покупателя.
Из оранжереи вышел Бакуго.
С огромным букетом.
И в фартуке с логотипом магазина.
Первой мыслью, проскочившей в голове Тодороки, была до идиотизма тупая: «Никогда бы не подумал, что Бакуго окажется душистой хризантемой».
Второй: «Ему очень идет фартук».
Третья не успела ворваться в его суетную голову, потому что:
— Двумордый?! — Букет гардений, который он держал в руке, едва ли не лишился лепестков — таким громким было его негодование. — Ты чего здесь делаешь?
Стоило снять шляпу перед выдержкой Тодороки хотя бы потому, что он не потерял дар речи (хотя все к этому шло):
— В цветочном магазине? Конечно же, я зашел за кофе.
Кофе, к слову, лишним бы не был. И лучше покрепче, потому что Тодороки засомневался в том, что проснулся. Наверняка каждый переживал не самый приятный сон, в котором он вылезал из кровати, одевался, направлялся по своим делам, после чего слышал звон будильника и обнаруживал себя, крепко обнимавшим подушку. Тодороки во избежание данного коллапса на всякий случай ущипнул себя.
— Смешная шутка, — процедил Бакуго, вставая за прилавок и осторожно кладя цветы на стол, чтобы не помять лепестки. Тодороки показалось это милым.
— Спасибо.
— Это был сарказм, кретин, — огрызнулся тот, скрещивая на груди руки и чуть отклоняясь назад; на него были надеты белая рубашка с закатанными по локоть рукавами и свободные темные джинсы.
Тодороки подумал о том, что встреча в магазине была неловкой не только для него. Поэтому он не стал сообщать, что его «спасибо» тоже представляло из себя чистейший образец сарказма.
Как сказал мудрый человек из интернета: «Не стоит нервировать продавца, к которому чуть позже вы обратитесь за помощью».
Да и в конце-то концов, их отношения за последний год… улучшились? Из тупого игнорирования и редких, едких комментариев в сторону друг друга они перешли к подобию нормального общения. Оно не включало долгих ночных посиделок в комнатах друг друга, полотен сообщений в соцсетях и совместных обедов (Тодороки, к слову, об этом частенько думал — мечтал, — но об этом чуть позже), но, например, Тодороки мог обратиться к Бакуго за конспектами и получить тетрадку с каллиграфическим почерком не в лицо, а в руки.
— Мне нужен букет калл.
Бакуго постучал пальцами по столу, придирчиво окидывая Тодороки взглядом (будто решал, продавать ему букет или магазин все-таки переживет потерю одного клиента), и развернулся в сторону оранжереи.
Тодороки многое повидал за свою короткую жизнь (тот факт, что его отцом был Старатель, уже о многом говорил). Он учился в академии ЮУЭй (очень интересно, но довольно травмоопасно), сражался со злодеями (примерно та же ситуация), участвовал в школьных мероприятиях (здесь Тодороки стоило задуматься над тем, что его жизнь состояла из травм)… то есть жизненным опытом он мог поделиться с любым пожилым пожарным, отошедшим от дел.
В плане…
Он был готов ко многому, но не к тому, что увидит Бакуго в качестве работника цветочного магазина. Это сочеталось примерно так же, как картошка-фри с мороженым — в принципе неплохо, но не без туманных отголосков того, что что-то не так.
Тодороки из-за стекла наблюдал за тем, как Бакуго придирчиво рассматривал цветы. Ему пришлось отвернуться, потому что смотреть на разноцветные ленты оказалось менее волнительно, чем на продавца. Будем честны — Тодороки предполагал, что тот возьмет первые попавшиеся, закрутит их в оберточную бумагу (или оберточную бумагу закрутит цветами) и всунет ему. Более того, он рассчитывал на это, потому что тогда справиться с кое-чем безответным было бы проще. Но Бакуго умел удивлять.
Тодороки помнил долгие разговоры одноклассников о появившейся подработке самого шумного ученика их класса. Они начались две недели назад и закончились тогда же — Бакуго, угрожающий оторвать голову любому, кто полезет «копать под него», был убедителен (подпольно же они продолжались и ставки на угаданную профессию возрастали). Над подработкой Бакуго нависла тайна, сравнимая с тайной Моны Лизы — позовите, пожалуйста, Роберта Лэнгдона.
Тот факт, что Тодороки знал о подработке Бакуго… ох, Тодороки вздохнул.
(И совершенно не важно, что он узнал об этом случайно; кого вообще волнуют такие нюансы; явно не Тодороки).
Бакуго вышел из оранжереи с букетом цветов и положил на прилавок, чтобы обмотать его лентой.
— Оберточная бумага нужна или так сойдет? — Исподлобья посмотрел, кольнув красными глазами. — Хотя нет, забей, тупой вопрос.
— Можно и без бумаги.
— Идиот? — Бакуго развернулся к стеллажу с украшениями, принимаясь искать необходимые материалы. — Ты же его матери собрался дарить. Пусть выглядит нормально, а не так, будто ты сорвал его с клумбы.
Тодороки не помнил, чтобы его мама возмущалась отсутствию бумаги, но с Бакуго он спорить не стал (советы мудрых людей в интернете гласили, что не нужно идти против продавца, который знает толк в своей работе).
Пока продавец упаковывал цветы, Тодороки терялся и спорил сам с собой: стоило спрашивать о том, почему Бакуго устроился именно… сюда или нет? (здравый смысл кричал ему держать рот на замке).
