Бакуго сидел за прилавком, подпирая рукой щеку, и скучающе просматривал новостную ленту, уткнувшись в телефон. Тодороки просиял от одного его вида, и даже испытываемый холод из-за порывистого ветра заменился теплом, согревающим гусиную кожу и что-то в груди. Услышав звон колокольчика, Бакуго бросил небрежный взгляд на покупателя и без особого энтузиазма выпрямился, убирая телефон в карман на фартуке.

— Ты в курсе, что существует такая штука, как зонт?

Тодороки вытер ноги о коврик и прошел вперед.

— В первый раз слышу о нем. Наверно, это из фэнтези.

— «Тодороки Шото и Восемь метеорологов».

Бакуго не часто называл его по имени (ровно столько же, сколько джокеров в колоде карт: один раз на первом году обучения и один раз на втором), поэтому испытал диссонанс, от которого по спине побежали мурашки.

— Почему восемь?

— Сам придумай, двумордый.

Вот. Тодороки выдохнул. Вот это уже было привычнее и не заставляло сердце подрываться каждый раз.

Бакуго вышел из-за прилавка, чтобы скрыться за стеклянной дверью в оранжереи и собрать букет калл. Тодороки, оставшийся в одиночестве, пытался придумать темы для разговора, но те крутились либо вокруг цветов, либо вокруг академии. Разговоры об учебе или работе… нет, увольте. Тодороки предпочитал молчать.

После того случая в гостиной общежития, когда язык Тодороки действовал в отрыве от разума, Бакуго его не поблагодарил и не послал, позволяя однокласснику посчитать, взвесить и решить, что действия вышли в большой и ровный «ноль».

Вскоре цена была названа, деньги отданы, цветы получены, а поводов остаться у Тодороки как не было, так и не появилось. Он двинулся к выходу, как его телефон, поставленный на беззвучный режим, известил о пришедшем сообщении. Его мать писала, что процедуры, которые она проходила утром, были перенесены на позднее время. Тодороки метнул взгляд на часы, на улицу, на которой количество зонтов стремительно увеличивалось, и обреченно вздохнул.

— Ну и че встал? — спросил Бакуго, открывая потрепанную книгу по флористике.

— У моей матери перенесли процедуры на час, — ответил Тодороки, убирая телефон в карман.

— Можешь остаться здесь, если хочешь, — предложил тот, не обращая внимания на развернувшегося в его сторону одноклассника.

Тодороки предложение принял. Не то чтобы он не мог добраться до реабилитационного центра (до него быстрым шагом около пяти минут), да и ливень уже не мог представлять для него существенную опасность — он и так своим видом напоминал человека, решившего броситься в фонтан посреди лета, но все же…

Тодороки сел на диван, откладывая букет на невысокий столик, на котором росли все те же еще не расцветшие пионы. Он не помнил магазин без этого горшка, словно первоначально был заложен не фундамент небольшого здания, а посажены цветы.

— Когда они расцветут? — спросил Тодороки. Да, он решил не говорить о работе, но оно все как-то само, знаете…

— Залезь в гугл, узнай, — недовольно произнес Бакуго и, чуть подумав, добавил: — В июне.

В июне, отлично. Тодороки не знал, что делать с этой информацией, которая могла влететь в список бесполезных фактов, копящихся в голове любого среднестатистического человека. Что-то из разряда: чаще всего победителями Евровидения становились представители Ирландии или что расширенная версия всех фильмов «Властелин колец» идет больше двенадцати часов.

В магазине повисла тишина, разбавляемая уютным стуком капель по стеклу.

Тодороки нельзя было назвать интересным собеседником, да и Бакуго… наверно, тоже (по крайней мере тот упорно игнорировал присутствие одноклассника, погрузившись в чтение). Полчаса они провели в молчании, за которые Тодороки сбился со счета, сколько раз бросал на Бакуго короткие взгляды. Он подмечал, как тот зачесывал падающую на глаза челку или как прикусывал губу и хмурился, читая по несколько раз одно предложение. Ответные, упорно скрываемые взгляды он не замечал.

Тодороки было тяжело. Здравый смысл подсказывал ему (громко кричал «let me in», пока ворота к мыслительному процессу запирались на замок перед его носом) перестать изображать из себя стеснительного подростка, боявшегося пригласить кое-кого на свидание.

Оп.

Ворота закрылись.

Когда ливень начал стихать, дверь цветочного магазина распахнулась, пропуская покупателя, сложившего зонт и поправившего пиджак. Тот походил на офисного работника, только пережившего важную встречу; в руках он держал папку с документами. Несколькими минутами позднее он проследовал за Бакуго в оранжерею, чтобы в красках описать, какие именно цветы ему нужны в качестве подарка на годовщину. Через приоткрытую дверь Тодороки чувствовал насыщенные ароматы цветов и слышал отрывки диалога:

«…красные — это пошло, что-то более…»

«…герой? Где?»

«…все это несерьезно, глупости сплошные…»

Тодороки, чуть наклонившись вперед и приглядевшись, заметил, как Бакуго напрягал плечи, сжимал пальцы в кулаки и боролся с явным желанием подорвать раздражающего покупателя.

— …убытка от героев больше, чем от любого злодея, — распинался мужчина, выходя из оранжереи впереди продавца, возле пальцев левой, свободной руки которого Тодороки замечал вспыхивающие искры. Тодороки напрягся (и умилился тому, как тот старательно защищал цветы, не позволяя искрам вспыхивать в той, в которой он их держал).

— Статистика говорит, что разрушения инфраструктуре наносят не злодеи, а герои. Я, конечно, не хочу сказать, что ваша работа… бесполезна, — рассказывал мужчина, поправляя галстук, — но вам следовало бы стараться гораздо, гораздо больше.

Тодороки был довольно спокойным человеком, которого вывести из себя было так же тяжело, как и заставить монетку упасть ребром.

Подкинутая монетка застряла между трещинами в бордюре, копируя сцену из фильма про футбол.

— А ведь налоги простых граждан идут куда? — Покупатель, явно вошедший во вкус, распалялся все больше, покачиваясь на пятках, пока Бакуго скрипел зубами, обматывая герани белой лентой. — Моя мать не может добиться медпомощи уже несколько лет, но, конечно же, давайте отдадим существенную часть бюджета на очередной ремонт вашей академии. Что вы, что вы, — затараторил он, заметив, как ярость блеснула в глазах продавца, — конечно, я ни в коем случае не обвиняю вас, но подобное распределение бюджета заставляет меня хвататься за голову.

Тодороки знал, что не все люди, обладающие способностями, разделяют желание бороться с преступностью не только с помощью полиции, но и с помощью специально обученных героев. В интернете можно найти множество плещущих яростью высказываний в сторону героев (забавно, что злодеи удостаиваются меньшим вниманием), но интернет — это одно. Тодороки не планировал встречать кого-то столь агрессивно настроенного в реальной жизни.

— Или вот, к слову, недавний случай…

Тодороки не заметил, но почувствовал, как сдерживаемые искры в ладони Бакуго продолжали нарастать — да, он за последние два года стал более сдерживаемым в проявлении эмоцией, но не настолько, чтобы случайно не подорвать магазин.

Ладно-ладно, Тодороки утрировал.

Или нет.

Тодороки помнил, что камер в магазине не было, поэтому предположил, что если покачивающийся с пятки на носок мужчина поскользнется на не пойми откуда взявшемся льду, это останется тайной для многих поколений.

Мужчина упал на спину и крякнул. Документы и зонт, который тот держал в руках, разлетелись по помещению.

Бакуго подавил смешок и наклонился, чтобы собрать документы в папку. Тодороки прищурился: альтруизм, направленный в сторону раздражающих его людей, явно не был тем, чем тот промышлял по выходным. Поэтому то, что мужчина мгновением позже выходил из магазина потрепанный и злой, он оставил без внимания. А вот слабо идущий от черной папки серый дым — нет…

Дверь за мужчиной закрылась. Тодороки поднялся и подошел к прилавку.

— Ты только что подорвал его документы.

— А ты только что уронил этого уебка. — Бакуго ткнул его пальцем в грудь и потянулся к стоящей сбоку бутылке воды.