Дверь закрылась, оглушив поворотом ключа.

Запах сырости заполз в нос ядовитыми червями. Давящая духота оплела плечи, спину и грудь, отчего воздух казался похожим на тот, что стоял перед готовым обрушиться ливнем. Тусклый свет слабо освещал небольшое пространство, бывшее раза в четыре меньше бара наверху. Из-за отсутствия окон и вентиляции казалось, что вымощенные из бетона стены двигались, готовые схлопнуться, оставляя после него и Бакуго красную жижу.

Бакуго.

Бакуго сидел возле стены, раскинув ноги и опустив голову на грудь. Его испачканные в крови волосы пластами свисали на лоб, скрывая глаза. Правая рука была отведена в сторону и прикована наручниками к батарее, оставляя след на стертой коже.

У Тодороки сжалось сердце и земля ушла из-под ног, согнанная землетрясением в пошатнувшемся теле.

Бакуго поднял голову и, различив Тодороки в полутьме, широко распахнул глаза.

— Ты?.. — хрипло спросил он. Закрыл их и снова открыл. — Какого черта?

— Я пришел вытащить тебя, — ответил Тодороки, заставляя непослушный язык двигаться, а налившиеся свинцом ноги — сделать несколько нетвердых шагов. Их глухие звуки потонули в шуме собственного дыхания. Он сел рядом, рассматривая избитое лицо. Бакуго отвернулся от него, стуча зубами.

— Ты ебанулся? Ты нахрена это сделал?

Тодороки различил засохшую кровь на губах, фингал под глазом и несколько царапин на сбитой щеке. Кровь из разбитого затылка облепила лоб стертой, потрескавшейся краской.

Кровь в теле Тодороки застыла, перестав разноситься по пустой оболочке тела.

— Эй? — сказал он еще раз, не услышав ответа.

— Ты не отвечал на телефон, я ходил к тебе на квартиру. Твои друзья ничего не знали, и я… я искал тебя.

— Искал? Блять, ты сам свалил и теперь искал меня? — Бакуго сжал пальцы на свободной руке, собирая под ногти грязь с пола. — У тебя, блять, что, биполярка?

— Это психическое заболевание и я не болен…

— Да мне похер, какое оно! — Бакуго повернулся. Тодороки почудилось, будто тот мог по-звериному вгрызться в его лицо — наверно, все же существовал предел эмоциональным потрясением, и Тодороки подобрался к нему вплотную. Только стопу осталось передвинуть. — В Робин Гуды заделался?! — закричал Бакуго, затравленно вглядываясь в разноцветные глаза, в которых блеск от волнения походил на сумасшествие. За его плотной стеной скрывались выцветшие всполохи беспокойств последних дней.

— При чем здесь Робин Гуд?

— Какая разница?!

Тодороки мог рассуждать хоть о биполярном расстройстве, хоть о Робин Гуде, лишь бы тот и дальше продолжал нести всякий бред — так он больше походил на себя обычного и меньше имел общего с мертвецом.

— Как ты здесь оказался? — чуть успокоившись, глухо спросил Бакуго и сглотнул; в такой духоте его наверняка мучала жажда — несколько капель пота облепили шею, на которой Тодороки заметил полукруги от сигаретных ожогов?.. — Придурок, я с тобой разговариваю. — Бакуго ткнул его в загоревшееся от прикосновения плечо рукой, вцепляясь пальцами в плотную ткань толстовки и неосознанно притягивая к себе. Тодороки поддался, наклоняясь ближе и убеждаясь — да, от сигарет.

— Позвонил поставщице, когда понял, что дело в мотоцикле. Она сказала, что ты у Даби. Я пошел к Мику, чтобы он вытащил тебя.

Повисшая в подвале тишина раздавила головы. Опустила на них потолок. Как в популярном фильме про искателей сокровищ в древнеегипетских пирамидах, начиненных ловушками.

— Чего ты сделал? — переспросил Бакуго, уставившись в пол. — Пошел к Мику?

— Он был мне должен. Сказал, что…

— Двумордый, ты полный идиот, — произнес Бакуго. Наручники забренчали по батарее. — Я, блять, из-за Мика здесь оказался.

— Что? — Тодороки склонил голову.

— Этот ублюдок… — Бакуго стиснул зубы и нахмурил лоб, отчего кровь на лбу потрескалась. — У нас был договор с этим ублюдком, который он не хотел исполнять. Сделал так, чтобы последним моим заказом стал долбобрат Даби, который проебался и просрал баллы. Я… — Бакуго облизал пересохшие губы и повел правой, затекшей рукой, пытаясь удобнее устроить ее на весу. — Я не знаю детали, но, походу, что-то у Мика пошло по пизде, из-за чего его план задержался на месяц. — Бакуго посмотрел на Тодороки горящими ненавистью и презрением глазами — с такими обычно в ад отправляют. — Эта сука хотела убрать меня руками Даби.

Тодороки молчал.

Тодороки молчал, пытаясь утрамбовать информацию в голове.

Готовился прибегнуть к молотку. Ручному катку?

— Мик упоминал, что что-то пошло не так изначально, — вспомнил Тодороки.

— Пиздец, придурок… ты придурок, ты почему здесь? — спросил Бакуго в очередной раз, будто первые ответы были благополучно прослушаны им; сильнее сжал ткань на плече, подстегивая к ответу.

— Мы договорились с ним. Пока он собирает людей и устраивает облаву, я играю роль приманки и отвлекаю Даби.

Бакуго, выругавшись, прислонился затылком к стене, жмуря глаза.

Тодороки захотел обнять его; так, что свело пальцы и перед глазами поплыла рябь.

— Он же развел тебя. — Бакуго потерянно смотрел в потолок. В красных зрачках отражалась горящая лампа, облизывающая залегшие синяки под глазами и кровоподтеки от ударов.

— Нет, я… я не думаю. — Тодороки нахмурился, нервно растирая пальцы за спиной. — Он выглядел слишком заинтересованно для того, кто хотел меня развести.

— Уже можешь представить, как сгниешь здесь.

— Я сгнию рядом с тобой, так что… все не так плохо.

— А ты оптимист, — не сразу сказал Бакуго.

— Конечно.

От оптимиста в нем было столько, сколько и воды в пустом стакане.

Тодороки, не совладав с собой, прислонился лбом к его плечу, жалея, что не мог взять за руку. Вцепиться в нее пальцами — так же, как тот цеплялся за его толстовку, — и тесно переплести пальцы со своими. Бакуго был здесь — избитый, но живой — не крыл его матом и не презирал. Тодороки чувствовал его тепло, чувствовал пот и металл крови, которым пропитался подвал и Бакуго. Смотреть на него становилось сладко и больно, поэтому Тодороки предпочел упираться в него. Упираться в его плечо лбом и носом в ключицы, вдыхать запах Бакуго и заполнять себя исходящей от него теплотой. Легкие раскалялись.

Бакуго замер. Бакуго не дышал, продолжая бесцельно пялиться в потолок.

— Извини, я… посижу так немного. — Тодороки прикрыл глаза. — Если тебе неприятно, можешь меня оттолкнуть.

— Заткнись, — глухо прошептал Бакуго.

Тодороки дернулся, потерялся и провалился — Бакуго очертил костяшками пальцев его щеку.

— Ты, блять, такой тупой, — пробормотал он, убирая за уши грязно-салатовые волосы и задевая ушную раковину.

— Я волновался за тебя, — хрипло произнес Тодороки; горло сдавило спазмом. Он сильнее зажмурил глаза, желая продлить момент, запечатлеть в памяти, возведя на большой панорамный экран в голове, в котором бы тот крутился в вечном повторе.

— Ты повторяешься. — Бакуго прикрыл глаза, завел руку за его шею и обхватил затылок, крепче прижимая к себе. Может, Тодороки показалось, но тот вроде сам чуть наклонился к нему.

— Я не виноват, что ты постоянно во что-то влипаешь.

— На себя, блять, посмотри.

— Нужно выбираться отсюда, — сказал Тодороки. Бакуго истерично усмехнулся. — У меня есть нож, — сообщил он, будто это могло решить все проблемы.

— А у долбоебов наверху есть кое-что посерьезнее.

С лестницы донесся неторопливый звук шагов, долетевший до подвала через прорезь под закрытой дверью, из-под которой лился неясный свет белой лампы. В замок был резко вставлен ключ.

Бакуго оттолкнул Тодороки, пихнув в грудь. Тот, не удержавшись, сел на задницу, с замешательством глядя на подобравшегося Бакуго, гипнотизирующего дверь. Та открылась, и высокий, худощавый силуэт появился на пороге.

Тодороки, пытаясь разглядеть черты лица, различил ожоги, ярко выделяющиеся на шее и нижней челюсти, до странности ровно очертившие линию губ. Даби из-под полуприкрытых глаз, высокомерно подняв подбородок, просканировал Тодороки. Он, закрыв за собой дверь, прошел вперед, вставая рядом с лампой, отчего его торчащие черные волосы отразились на полу иглами. Убрал руки в карманы длинного черного плаща, качнувшегося шлейфом за ним.