========== I. Синий день. 1 ==========
Двери закрылись.
Тодороки, сошедший на платформу, не слышал раздавшегося позади громового, объемного звука, не слышал громкий сигнал заблокированных дверей вагона и не слышал, как поезд, набирающий скорость, отправлялся обратно в город.
Происходящее больше напоминало дурной сон, чью-то идиотскую шутку, чем представляло из себя действительность.
Потому что еще несколько часов назад он думал над тем, какую информацию из научных материалов отобрать для написания доклада, и не планировал посещать город на другом берегу, который интересовал его в той же степени, в которой и пугал.
Трайтон не представлял из себя образец Эдема, о чем Тодороки хорошо помнил из школьной программы. Во второй половине двадцатого века новому (и старому) поколению закладывались основы изменившегося миропорядка, принятого с восторгом и рукоплесканием. Тодороки не застал период «до» (больше шестидесяти лет назад), но четко уяснил еще в школе, что «до» было хуже.
«Следите за своим рейтингом и никогда не окажетесь в Трайтоне среди деструктивных граждан с заниженной социальной ответственностью и непомерными запросами».
Тодороки следил.
Он посмотрел на левую руку. На ней был закреплен широкий белый браслет — Индикатор рейтингового состояния — с экраном, отображающим знаки вопросов вместо числа с рейтинговым баллом, который поставил цифровой крест на нем, его мечтах и планах.
Тодороки нужно было… что-то сделать. Перестать стоять на месте, потерянно глядя на запястье, поднять глаза и наконец рассмотреть город, представший перед ним во всем омерзении.
Он сошел с короткой платформы, преодолел десяток ступеней и ступил на расколотый асфальт. До него донесся гул голосов, на пару мгновений отрезвивший пребывающей в неразберихе разум, после чего он сделал неуверенный шаг вперед.
Несмотря на то, что небо над Трайтоном и Лэдо, городом на другой стороне моста, было одним, Тодороки чувствовал, будто то давило на встречных жителей, алчно косившихся в его сторону. Тодороки мог бы уделить этому большее внимание, если бы произошедшее наконец оказалось принято им и перестало сжимать голову кожаными ремнями (ему нужно было еще немного времени).
А пока невысокие дома, забегаловки с покосившимися табличками, грязные, серые улицы и такие же серые лица людей продолжали смешиваться, скручиваться в отравленный водоворот, от которого тошнило и кружило голову. Огромная тепловая электростанция, расположенная в отдалении от жилых районов на юго-западе Трайтона, была отделена высоким белым забором (Тодороки не видел, но знал); серый дым поднимался в воздух и растворялся в нем прозрачными загрязнениями.
Тодороки пришел в себя тогда, когда, не заметив переполненный мусорный бак, повалил его и сам свалился на асфальт, раздирая ладони и пачкая колени темных джинсов.
Тодороки выгнали из Лэдо, не назвав четкую причину и не прислав уведомления, сняли не пойми сколько баллов в рейтинге и отправили в Трайтон без вещей и денег в качестве наказания на черт знает сколько дней-недель-месяцев-лет.
Он сжал зубы, сжал пальцы, ощущая колкую боль от мелких царапин, и поднялся на ноги под хриплые окрики бомжа, сидящего на мокром асфальте в паре метров от него. Он осмотрелся, чтобы понять, куда забрел: узкая улочка, по противоположным сторонам которой выстроились невысокие полупустые магазины с разбитыми окнами и увеселительные заведения с горящими даже днем неоновыми и красными кричащими вывесками.
Тодороки решил зайти в одно из мест, чтобы тщательно обдумать и решить, что ему делать со всем этим (готовить веревку, лезть на крышу или покупать нож). Перспектива торчать на улице, на которой к нему было обращено много внимания (наконец он заметил шепотки вокруг своей скромной персоны; будто пребывающие из Лэдо жители здесь были в диковинку, ага, как же, может, это для них маленький спектакль, в котором ему припасена главная роль), не вселяла в него желание остаться здесь подольше. Он знал, что в первом районе находится информационное бюро, в котором тот должен был подтвердить свое прибытие и получить помощь. При вечернем поиске материала для доклада он не успел изучить карту города. Откуда он мог знать, что она понадобится ему на следующий же день?
Он знал (да каждый знал), что в Трайтоне жили люди с заниженной социальной ответственностью, отправленные в него за нарушение общественного порядка и за невозможность уживаться с теми, кто тщательно следил за рейтингом.
Однако он и представить не мог, что город был настолько беден. Ни во время обучения в школе, ни тогда, когда он лично читал информацию о городе, он не находил ничего, что приподнимало бы завесу над открывшейся ему грязно-серой картиной.
Тодороки не мог разобраться в испытываемых эмоциях; он был зол? испуган? (он просто хотел закрыть глаза и открыть их в своей кровати).
Вместо глаз он открыл первую попавшуюся дверь заведения, вместо кровати он оказался в баре в тусклом свете желтых ламп.
Неопределенность пугала до дрожи, текущей по спине и терзающей грудину. Сколько у него было? Пятьдесят? Сорок? Меньше? Двое мужчин из охраны, посадившие его в поезд, оказались неразговорчивыми исполнителями (их куда больше интересовала трансляция какого-то матча по спортивному каналу). В нос ударил запах алкоголя, которым были пропитаны стены, мебель и постояльцы бара. В самом помещении стояла духота, будто хозяин понятия не имел о том, что существуют кондиционеры, или о том, что окна, на которые были опущены посеревшие жалюзи, открываются.
Несмотря на то, что шел третий час дня, половина столиков оказалась занята компаниями завсегдатаев, громко переговаривающихся друг с другом. Едва слышная музыка, доносящаяся из колонок, не отличалась новизной.
Тодороки, еще раз осмотревшись и почувствовав, что является причиной чуть стихших разговоров, направился к барной стойке. Ему нужен был стакан воды или… или что угодно, что бы помогло ему окончательно прийти в себя и понять, что делать дальше; не ночевать же на станции в ожидании поезда, в конце-то концов, и не умолять впустить его в закрытый вагон.
Он сел на высокий стул, не сразу замечая хмурого бармена — усатого мужчину с завязанным высоким хвостом и с мешками под глазами. Он, протерев бокалы тряпкой, подошел к посетителю и встал напротив.
— Стакан воды? — обратился он к Тодороки, рассматривающего яркие бутылки на невысоком стеллаже; он не знал расценок, но предполагал, что за бесплатно ему могут разрешить посидеть в углу (и то пару минут).
— У меня нет денег, — ответил он, встречаясь с внимательным взглядом мужчины, который, как и все постояльцы, практически сразу понял, что Тодороки не был местным. Мужчина отвернулся.
О том, что он родом был не из Трайтона, кричало… все. Начиная от прилежного, внешнего вида (на нем была надета белая рубашка, поверх которой был накинут темно-синий джемпер, и черные джинсы с белыми — явно ненадолго — кроссовками) и заканчивая умением держать себя: прямой осанкой, уверенными, плавными движениями и жестами, манерой речи. Ему довелось увидеть только жалкую часть города возле платформы (Тодороки решил, что это был четвертый — самый бедный район), которая не была богата на шумные толпы. Однако даже среди встречных людей он подмечал различие во многом с теми, к кому причислял себя еще несколько часов назад, когда двери вагона не были закрыты за ним; их взгляд был пронзителен и дерзок, будто пытался пробраться внутрь и отыскать потаенные страхи вперемешку с совершенными грехами (или, возможно, запальчивый разум Тодороки преувеличивал из-за стресса; в любом случае он не считал, что люди, живущие здесь, в самых богомерзких районах, могли обладать хотя бы граммами совести — информация о ее отсутствии годами вдалбливалась ему в голову не только в школе или в университете, но и собственным отцом).
Поэтому поступок бармена (Тодороки гадал, сколько баллов прячет он под своим ИРСом, на который был надет напульсник) удивил его:
