Родители Бакуго переглянулись. Урарака заметила секундное смятение, проскользнувшее в их глазах.
— Да над хренью какой-то как всегда, — ответил Бакуго, беря кружку с кофе и едва не проливая его на джинсы после резкого:
— Ты как про мать говоришь?!! — закричала Мицуки.
— Да, Кацуки, — вступил его отец, доедающий остатки кекса, — как ты…
— Я тебя спрашиваю, а, Кацуки?!!
Определенно, Урарака обожала их семью.
Родители же самой Урараки были куда менее неординарными людьми, поэтому и семейные ужины проходили в куда более спокойной обстановке.
— Ты думаешь, что твою компанию закроют? — спросила мать Урараки, тогда как она сама, отложив столовые приборы, обеспокоенно слушала отца, только пришедшего из небольшого офиса-мастерской. На нем не было лица.
Отец потер виски, не поднимая взгляда с поверхности стола; к еде он так и не притронулся.
— Будто я им это позволю.
Урарака знала, что в последнее время частные компании в Трайтоне, которых и так было не много, начали закрываться. Рост арендной платы, частые увольнения сотрудников из-за невозможности выплачивать зарплаты, уменьшающиеся проценты с продаж в стенах Трайтона из-за жителей, многие из которых покидали свои дома из-за потерянного рейтинга и перебирались в третий, а также отсутствие заказов из Лэдо все стремительнее топили маленький бизнес.
Урарака беспокоилась, что и частную компанию отца могла ждать та же участь.
Однажды, забыв взять с собой зонт и куртку, Урарака попала под дождь, из-за чего провалялась дома с простудой всю неделю. А когда вышла на учебу, то узнала, что ее одноклассница, на выступления в которой она ходила вместе с друзьями в театр, оказалась в больнице.
— Ты не писал об этом, — произнесла Урарака, когда они сидели перед школой под навесом; на улице лил дождь, поэтому вся столовая была заполнена учениками. Бакуго, так и не притронувшись к еде, только сильнее сжал вилку.
— А тебе что, музыкальную открытку голубем посылать нужно?
— И в классном чате ничего не писали.
— Если бы написали, я бы им руки оторвал.
Урарака слышала, что в ванной с перерезанными венами Джиро нашел Бакуго, поэтому… она не знала, что следовало сказать в такой ситуации, но и не поговорить об этом не могла. Слова, правда, так и не складывались в связные предложения.
— Меня все это так задолбало, — произнес Бакуго, крутя цепочку на шее, на которой болтался подаренный родителями жетон, и крепко сцепил зубы.
За месяц до выпускного Урарака узнала о том, что родители Бакуго были ликвидированы во время рейда, а сам он, никому ничего не сообщив, перебрался в четвертый район.
Урарака окончила школу и устроилась продавщицей в магазин, чтобы подкопить денег и на следующий год (Урарака старалась не загадывать, но очень хотелось) подать заявку на перевод в Лэдо. Ее высокий рейтинг, держащийся таковым на протяжении вот уже двух лет, был красной дорожкой на пути к поезду.
Но через год, когда положение в Трайтоне позволило ей подать прошение, высветившись на экране ИРСа поздравительным уведомлением, Урарака стерла его с устройства. Проблемы на работе отца, с которыми тот смог справиться год назад, ударили вновь, убирая из-под шаткого положения фирмы последнюю опору. Хоть отец и поддерживал боевое расположение духа, она видела в его иногда становящимися пустыми глазах отголоски обреченности.
Урарака старалась не думать о плохом развитии событий, которые с каждым подходили ближе, отодвигая надежду на лучшее. На какой-нибудь подарок судьбы, раз своими руками добиться ничего не удавалось. Она провела несколько ночей за подсчетами рейтинга без учета влияния на него фирма отца, позволяющей им слабо держаться в пределах второго. Переезд в третий плохо сказался бы на матери, имеющей слабое здоровье, становящееся хуже с каждым годом из-за дыма с ТЭС.
Работая в магазине, она абстрагировалась от унылой атмосферы, царящей в доме, и старалась быть вежливой с каждым покупателем. В одном из них она узнала Бакуго, о котором не слышала почти два года.
— У тебя все такое же круглое лицо.
— У тебя все так же отсутствуют манеры.
(Ладно, хорошо, она рада была видеть его и знать, что тот не валяется с пробитым черепом в четвертом).
Урарака разместила свою кандидатуру на сайте знакомств внутри Трайтона (так, на всякий случай; просто выражение лица отца становилось все более хмурым с каждым днем) и через неделю получила предложение встретиться от незнакомца из первого. Урарака оставила его без ответа.
После того, как Бакуго познакомил (фактически, это сделала сама Урарака) ее с Тодороки, отец за ужином заявил, что они почти банкроты. Гром среди ясного неба, комета в солнечный день — нет, это было ожидаемым, хоть и не желаемым событием, о котором они с матерью говорили еще месяцы назад.
Поэтому и предполагаемая кандидатура мужа в лице мужчины за тридцать из первого, у которого недавно умерла жена, перестала быть предполагаемой. Тот был согласен объединить фирмы (его фирма не только уверенно держалась на плаву, но и успешно развивалась, сияя приветливыми огнями для уходящего под землю отцовского дела) при условии скорой женитьбы — ежемесячная потеря семи баллов в качестве налога за отсутствие пары плохо сказывалась на его привычном укладе.
Когда Бакуго резко хлопал дверью, покидая магазин, Урарака хоть и старалась держать себя в руках, все равно не могла перестать злиться на него. Им ведь уже не семнадцать, когда можно было гордо заявлять о своих принципах во всеуслышание, потому что те не влияли ни на кого напрямую — например, на родителей, которые могли закончить жить в бедности в четвертом районе или на ТЭС, где ее отец слег бы от нагрузок.
Бакуго, прежде чем орать, мог бы хотя бы попытаться ее понять.
========== XV. Оранжевая ночь. 28-32 ==========
Следующий день Бакуго начался со звонка поставщицы, которой очень, очень не понравилось, что развозить товар курьеру было не на чем.
— Что значит ты его разбил, мой дорогой? — обманчиво любезно спросила она.
Бакуго, лицо которого перекосило от одного обращения, ответил:
— Значит то, что я сказал.
На том конце телефонной связи повисло молчание.
— Ты можешь больше не разъезжать по городу, не ты один хочешь заработать денег. И ты, я надеюсь, не так туп для того, чтобы не понимать, что таких мальчиков, как ты, у меня полно. И, поверь, я не так сильно дорожу каждым, — сказала она, выдыхая в динамик сигаретный дым; от услышанного Бакуго тоже захотелось закурить (все-таки он вырос из возраста, когда телефоны разбиваются о стены). — Но ты обязан вернуть транспорт или деньги за него. Можешь облазить все помойки в городе или обчистить дома первого, какая, впрочем, мне разница?
— Эта рухлядь нихрена не стоила, пока я сам его не починил! — громко ответил Бакуго и разбудил недавно вернувшегося со смены Тодороки. Тот, полусонный, повернулся к нему, выныривая из-под одеяла с шухером на голове.
— Ты думаешь, это волнует меня? — Женщина крепко затянулась сигаретой. Бакуго не заметил, как сильно сжал одеяло, отчего правую ладонь закололо острой болью от напомнившего о себе пореза. Ноздри раздулись от вспыхнувшей ярости, которая была сравнима с разрастающимся пожаром в сибирских лесах, не оставляющих после себя ни живого, ни мертвого. — Либо мотоцикл, либо деньги за него. Даю тебе срок до новой поставки.
В трубке раздались гудки, отпечатавшиеся на висках Бакуго трубопроводным стуком дождевых капель. Предвестники скорого ливня, от которого сорвались бы крыши домов.
— Что-то серьезное? — спросил Тодороки, протирая заспанные глаза. Бакуго вылез из кровати, сразу надевая джинсы и переодевая футболку. Проверил бинт на руке, который только чудом не окрасился красным.
— Походу. — Бакуго кратко передал суть разговора. — Надеюсь, эту рухлядь не растащили на запчасти.
— Тебе нужна моя помощь?
Бакуго, надевая ботинки, замер, так и не завязав шнурки. От представления о том, сколько транспорт (если его все еще можно было им назвать) придется толкать до гаража, шнурки затрещали. Не так Бакуго планировал провести этот день (планировал навестить Киришиму и Каминари). Все же его жизнь и так была полна иррациональности, так что… одной случайной херней больше, одной меньше. Подальше от новоявленной головной боли и ладно.
