Автобус друзей подъехал через пару минут. Мидории пришлось задержаться в ожидании своего. Он, попрощавшись с друзьями, подошел к незнакомцу и неловко приземлился на лавку. Постучал пальцами по коленям и, не выдержав гнетущую атмосферу, которая собралась над тем темной тучей, повернулся.
— Плохой день? — поинтересовался Мидория, сочувственно улыбаясь.
— А? — рассеяно спросил незнакомец, смотрящий в пустоту, и нахмурился. — Да. Наверно.
— Ты можешь мне рассказать, — беззаботно предложил он, махая ногами на скамейке. — Мы видимся, наверно, первый и последний раз, так что сработает правило попутчика.
Мальчик в замешательстве моргнул и наконец обратил на Мидорию внимание.
— Я не понимаю, — произнес он, смотря на Мидорию необычными разноцветными глазами.
— Незнакомцам проще рассказать что-то, что тебя волнует, чем близким людям.
Мальчик молчал, вглядываясь в лицо с веснушками, отчего Мидории стало неловко, после чего опустил глаза. Какое-то время он разглядывал носки своих чистых, новых кроссовок, которые были так контрастны с поношенными большими яркими кедами Мидории, что невольно наводили раздумья о районной принадлежности незнакомца.
— Не хочу идти домой из-за отца. Мою мать отправили в Трайтон за нарушение порядка, и отец теперь… — мальчик свел брови, — расстроен.
— Из-за того, что не может вернуть твою маму? — уточнил Мидория, наклоняясь вперед.
— Из-за своего рейтинга, — произнес незнакомец, сжимая пальцы на лавке; Мидория расстроенно выдохнул, не зная, что сказать. Все образуется? Она обязательно вернется? — Будто это все, что его волнует. — И добавил чуть позже, когда Мидория усиленно пытался найти слова: — Ненавижу.
— Твой отец наверняка…
— Я не про отца говорю, — произнес мальчик, сильнее сжимая края лавки. — Это нечестно. Все, — он чуть приподнял руку, чтобы обвести пространство вокруг, но почти сразу же положил ее на место, будто жест был неосознанным, отчаянным.
Мидория совершенно неуместно показалось, что он не был одинок в обиде на рейтинговую систему. С мальчиком захотелось познакомиться и обязательно подружиться, но он так и не успел назвать свое имя — подъехала темно-синяя машина, из которой вышел одетый в костюм мужчина, и открыл дверь пассажирского сидения.
— Мне пора, — произнес мальчик, вставая с лавки и направляясь к машине. Мидория убедился в том, что он не принадлежал к среднему классу. — Эффект попутчика, — произнес он, обернувшись. — Спасибо, — кивнул и сел в машину.
Мидория больше не встречал этого мальчика и вскоре забыл о нем.
Однако после случайной встречи в нем появилась уверенность, которая раньше скрывалась в потаенных комнатах его души; рейтинг — это не то, что может сделать людей счастливыми.
Он поступил в среднюю школу, в которой не нашел новых друзей из-за поменявшегося отношения к рейтингу — он больше не мог принимать его за нравственный ориентир и начинал видеть в нем завуалированный способ контроля (о чем читал на закрытых сайтах, попадающих под запрещенные). Зачастую он делал вещи, которые одноклассники, видевшие мир сквозь призму баллов, воспринимали в штыки — в том числе и вечно скачущие баллы. Мидория, поначалу переживающий из-за этого, вскоре стал меньше зацикливаться на неудавшихся дружеских взаимоотношениях и больше уделял внимания учебе — чтобы поступить в университет и изменить строгость системы ему нужно было набрать большое количество баллов (гораздо разумнее на его месте было бы не терять их каждый раз, когда он видел отголоски несправедливого отношения, но — увы).
После завершения обучения первого года в средней школе он решил навестить своего учителя Тошинори, который долгое время являлся для него единственной поддержкой.
Войдя в когда-то родные двери, он не предполагал, что учителя там не обнаружит.
Мидория попал в поезд, который ехал только в одном направлении, когда ему исполнилось пятнадцать.
Он понимал, что такое развитие событий возможно в связи со стремительно ужесточившимися требованиями новых внесенных законов, однако… однако он не думал, что это на самом деле произойдет с ним. Мидория не мог точно сказать, за что и почему у него слетели баллы (и как он умудрился не уследить за ними) и надеялся, что об этом ему сообщат в бюро.
В бюро ему сообщили, что в связи с возникшими ошибками в системе не все его совершенные нарушения были учтены вовремя и — вот, пожалуйста, они дали о себе знать. Девушка в бюро принесла извинения за сложившуюся щекотливую ситуацию и тактично выставила нервно улыбающегося Мидорию за стены заведения. Мидория был слишком подавлен и ошеломлен для того, чтобы разбираться и требовать пересмотра дела, поэтому, оказавшись на главной площади, он опустился на лавку и потерянно уставился на собственные ладони.
Вот и изменил рейтинговую систему, думал тогда Мидория, пока внутри поднимался истерический пожар из не воплощенных мечт и надежд.
Когда Мидория был маленьким и в нем еще томилась вера в непогрешимость развивающейся рейтинговой системы, они вместе с друзьями не раз представляли, как бы вели себя, оказавшись в Трайтоне. Детские фантазии из разряда «если бы начался зомбиапокалипсис, я бы расстреливал зомби из ружья, стоя на крыше автомобиля». В реальности все прозаичнее — расстреливали бы из ружья как раз-таки его.
Мидория понял эту истину в центре первого района среди толп мельтешащих людей, чувствуя себя далеким от них и совершенно одиноким. Снова.
И не забывай улыбаться, Мидория.
Кое-как собрав себя в горку из пепла, Мидория отправился на поиски квартиры, напоминая устаревшую модель робота-андроида, слепо следовавшую программе — он знал, что ему нужно где-то жить, где-то работать, пока он не сможет набрать необходимое количество баллов для того, чтобы вернуться в родной дом. Мидория, плутая по третьему району, который, как он и предполагал, не был столь развит, как об этом говорилось на информационных порталах, думал об оставленной в городе маме и содрогался от мысли о том, как она, не раз предупреждавшая его об осторожности, отреагировала на известие о его отправлении в Трайтон.
Ему повезло, поскольку в третьем районе он смог отыскать небольшую квартиру, подходящую по цене, которую хозяйка обещала не взимать сразу; Мидория боготворил женщину, сказавшую, что у ее умершего сына были такие же веснушки.
Мидория устроился грузчиком на железнодорожной станции. На нее два раза в неделю на поезде прибывали продукты и вещи, которые невозможно было создать в стенах города. Практически каждодневный разъезд по Трайтону помог ему выучить карту, а взятые подработки — что ему еще делать-то здесь, только самобичеванием заниматься — позволили накопить денег.
Мидория невольно сравнивал Трайтон и Лэдо, отмечая, что здесь, в первых районах, витал дух родного города, который последние годы был так ему ненавистен. Все те же волнения за баллы, стремление выбить как можно больше без чуждого напряга — мини-версия столицы во всей красе.
Он не носил глазную повязку, поэтому и вечно творимые беспорядки в бедных районах не могли не бросаться ему в глаза, но он отчетливо принял ряд вещей за правило: если особо не нарываться и держаться подальше от странных компаний, выживание в Трайтоне перестает быть «выживанием» в прямом смысле этого слова (никто, конечно, не застрахован от камня по голове, но…).
Ему нравилось отсутствие контроля как такового (проходимые рейды смущали его и, хоть ему ни разу не бросились в глаза нарушения рейдеров, он так и не смог отделаться от мысли, что что-то с ними не так). Мидории казалось, что он впервые за всю свою недолгую жизнь почувствовал свободу. Как сделать глубокий вдох перед прыжком в бассейн и осознать, что у тебя есть жабры.
Мидория не хотел оставаться в Трайтоне, но также он не хотел вечно трястись за цифры на ИРСе.
В семнадцать лет, достигнув семидесяти баллов, он смог связаться с мамой под бдительным надзором бюро. Мидория Инко говорила, что скучает по нему и ждет его скорейшего возвращения. После разговора Мидория долго наматывал круги по районам, пока не наткнулся на магазин во втором.