Бакуго выпрямился, и Тодороки убрал руку, положив на стол.

— Можем посмотреть фильм, — предложил Тодороки, когда Бакуго поднялся и, схватив несколько продуктов, принялся расставлять их в гудящем холодильнике.

— Ты что, пытаешься меня отвлечь? — Бакуго поставил молоко на верхнюю полку.

— Нет.

Бакуго подозрительно покосился на него, но все же пожал плечами — давай, мне плевать, делай, что хочешь.

— Посмотрим «Матрицу»? — спросил Тодороки и поднялся, направляясь в комнату. — Монома говорил что-то про культовый фильм.

— Первая часть разве что. — Бакуго закрыл дверцу холодильника, оставив на столе макароны и овощи. — У него что, хватило мозгов оценить его?

— Он вспомнил о нем после того, как его ударили по голове. — Тодороки принес на кухню ноутбук, сразу же ставя его на зарядку; в последние дни он начал садиться за считанные минуты.

— Помутнение рассудка, — фыркнул Бакуго, доставая кастрюлю и наливая в нее воду. Монома раздражал его еще больше, чем Деку (хотя, казалось бы, быть более невыносимым, чем он, невозможно).

Что бы там Тодороки ни планировал и каким бы интересом к фильму ни прикрывался (если он у него вообще был), Бакуго смог отвлечься от гнетущих мыслей не только о друзьях, но и от тех, которые касались двухцветного идиота, смиренно убравшего руки подальше от кухонного стола.

Третий фильм они досматривали с включенным на кухне светом и уже вымытой Тодороки посудой. Бакуго сидел на подоконнике, упираясь ногами в стену, и курил, стараясь не пускать дым в помещение. Изредка поглядывал на Тодороки, так по-дурацки вспоминая пальцы в волосах, и затягивался сильнее (и очень жалел, что от сигарет уже давно не становилась пустой голова). Тодороки, развалившись на стуле и закинув ноги на другой, сцепил на животе руки и внимательно смотрел фильм, изредка комментируя происходящее. От того испуганного лица, когда Бакуго впервые показал ему то, что было запрещено в Лэдо и пугало до дрожи, не осталось и следа.

— Ну че как? — спросил Бакуго, когда начались финальные титры.

— В целом? — Тодороки выпрямился. — У меня есть претензии ко многим вещам. Начиная от главного героя и заканчивая… — Тодороки чуть развел руки в стороны, — всем? Возможно, я устал, потому что первая часть была хороша. Однако любовная линия вызывала вопросы даже в ней. Герои начали испытывать чувства друг к другу на пустом месте.

— Когда мы смотрели этот фильм еще учась в школе, Ашидо была… э-э восхищена. Судьба свела и далее. — Бакуго потряс сигаретой, отчего пепел посыпался на его джинсы.

— Тринити полюбила Нео, потому что он избранный, а не потому, что он Нео. Эм… — Тодороки стушевался и нахмурился, собирая мысли в кучу. Непредвиденный марафон трилогии грузил сильнее, чем работа в ночную смену. — Если бы она не знала, что он избранный, появились ли у нее тогда чувства? — Тодороки вздохнул, вновь прислоняясь к стулу. — Я недостаточно хорошо разбираюсь в этом, но все же… все же это показалось мне непродуманным.

— Ага, — хмыкнул Бакуго, раздумывая над тем, почему Тодороки нихрена не смыслит в этих дурацких чувствах; не то чтобы он сам смыслил… Бакуго запутался и разозлился на себя. — Там в конце вроде как планировалось показать, что они так и не вышли из симуляции. Что мир вне симуляции, — Бакуго стряхнул пепел в кружку, — на самом деле еще одна симуляция.

— Вот как. — Тодороки задумался. — Это жестоко по отношению к героям. Осознание того, что все, что они делали, было зря… морально давит. Они могут попытаться выбраться из следующей симуляции, если им хватит сил, но, возможно, они никогда не перестанут думать о том, выбрались ли они на самом деле. — Тодороки поднял на него глаза. — Но тем не менее это неплохой сюжетный ход.

— А ты любишь хреновые концы, да?

— Они реалистичны. — Тодороки пожал плечами.

— Есть теория, что избранным на самом деле был не Нео, а мистер Смит, — добавил Бакуго, затягиваясь и с удовольствием отмечая, как лицо Тодороки вытянулось.

— Я об этом не думал. — Тодороки посмотрел в окно, за которым виднелся исходящий из ТЭС дым, уносящийся ветром. — Теперь я понимаю, почему фильм запретили показывать у нас. Я благодарен тебе за то, что… я могу посмотреть его. С тобой.

Бакуго затушил сигарету о стенку кружки и слез с подоконника, чтобы закрыть окно, толком не понимая, что чувствует по поводу всего. Только подобравшееся к нему спокойствие успело спрыгнуть с пятого прежде, чем он закрыл окно.

— Я типа… местный культуролог, — хмыкнул он, вставая напротив приподнявшего голову Тодороки, у которого челка опять оголила лоб; и все-таки этот двумордый засранец красивый. — Плату беру едой.

— О, хорошо, что я заполнил холодильник.

— Это я заполнял холодильник, пока ты сидел на жопе ровно.

— Я выполнял возложенную на меня ответственную миссию и не мешал.

— Придурок. — Бакуго закатил глаза. — Тебе есть, чем гордиться.

Тодороки улыбнулся, и у Бакуго внутри что-то перевернулось.

Верх-низ, право-лево. Диссонанс на диссонансе.

— Я в душ, — сказал Бакуго. — Выруби здесь все. — Он вышел из кухни, оставляя Тодороки, смотрящего в его спину, одного.

========== XIII. Синий день. 26 ==========

В клубе стояла обычная суета. Тодороки, ходящий вокруг столов с тряпкой и опрыскивателем, протирал их от грязи, готовя помещение к приему клиентов. Кендо стояла за стойкой, начищая бокалы до блеска, пока Монома отлынивал от мытья полов, треща с охранником возле входа. Ничего, в принципе, нового.

Мик спустился на первый этаж. Обычно надетые очки оказались повешены на ворот черной футболки. Тодороки остановился и выпрямился, с недоумением глядя на задумчивого владельца, всегда бывшим одним из самых самоуверенных людей, которых он знал. Однако каким бы взволнованным он ни был, Мик всегда оставался Миком. Поэтому, следуя свойственной ему пафосности и уживающейся вместе с жестокостью веселостью, он подошел к новенькому диджейскому пульту, к которому все так же никого не подпускал, и поставил сирену.

Кендо зажала уши, чуть не выронив бокал. Монома, стоящий в обнимку со шваброй, едва не свалился вместе с ней. Тодороки нахмурился. Остальные люди Мика сбежались со всего клуба, преданными глазами взирая на владельца и прижимая к ушам руки. Мик выключил сирену, и все благодарственно выдохнули, опуская руки.

— Все валите из клуба, — заявил он, не отходя от пульта. — Быстро, быстро!

— Мик, что произошло? — решилась узнать Кендо, тогда как все остальные лишь удивленно взирали на него.

— Очень хреновая хрень произошла. С какого-то черта послали меня и все договоренности, какая беспросветная жалость. — Мик стучал по диджейскому пульту; люди не двигались, ожидая объяснений, что встревожило Тодороки. Ситуация опять была… нестандартная? — Рейд, который должен был состояться послезавтра, обрушился на нас сегодня. Со станции позвонил мой человек и сказал, что вагон с лэдовскими псами уже здесь. Чего встали? Или проблем захотели, а? — Мик повернулся к Кендо, бросая ей ключи.

Люди зашептались и направились (понеслись) к выходу. В голове Тодороки пронеслась абсурдная для сложившейся ситуация мысль о том, что он, видимо, без приключений так и не поработает.

Кендо поспешно вышла из-за барной стойки, за которую Тодороки положил опрыскиватель и тряпку.

— Эй, вы там долго? Шевелитесь! — крикнул им Монома, выглядывающий из-за двери, готовый вот-вот пуститься в бег.

— Тодороки, пойдем. — Кендо схватила Тодороки за локоть, утаскивая его за собой из зала. — У Мика есть убежище, в которое никто не сунется.

— Зачем ему убежище? — спросил Тодороки, подходящий к раздевалке.

— Разборки с другими крутыми парнями иногда не заканчиваются использованием моего пистолета, — произнес Монома.

— Почему все в такой панике? — спросил он, глядя на переполох в раздевалке, перед которым даже тот, царящий на рынке, почтительно снимал шляпу. Кишащая свора обеспокоенных взрослых людей, обычно на раз-два отправляющих в нокаут тех, кто вел себя в клубе неподобающе, заставляла Тодороки быстрее перебирать конечностями, чтобы протиснуться к своему шкафчику.