Ситуация постепенно становилась хуже, и даже идиот не смог бы сказать, что проблем нет.

Разногласия между бандами, продолжающие маячить перед глазами таблетки на работе, проблемы с деньгами и вытекающие из них отсрочки за оплату квартиры — все это мало способствовало благоприятному расположению духа по утрам и вечерам.

Разложению разве что.

Во время смены Киришиме пришел вызов о произошедшем пожаре в северной части третьего района. В Трайтоне было открыто несколько вакансий для развозки трупов (своеобразные Хароны Трайтона) — он лично сжигал парней, с которыми незадолго до этого шутил шутки — и ни одной для пожарника.

Киришима и его напарник, прибывшие на место, оказались возле сгоревшего дома. У чудом уцелевшего подъезда сидел темноволосый парень его возраста, смотрящий в никуда.

— Охренеть, — произнес Киришима, увидевший последствия поглотившего трехэтажного дом пожара, сожравшего его и выплюнувшего наружу обгоревшие обрубки стен и мебели. — Как это произошло? Что-то взорвалось?

— Типа, — сказал подошедший напарник, закуривающий сигарету и протягивающий ему; Киришима отказался. — Родители этого парня влезли в рейтинговые долги. — Напарник показал кивком головы в сторону сидящего у подъезда. — Ну вот и последствия.

— Последствия — многоквартирный дом трупов?

— Не, все живы, кроме… — Показал на все того же парня.

Киришима был хорошо знаком с разборками между тремя бандами, но он еще не видел, чтобы их участниками становились жители; по крайней мере, не в таких масштабах — не дом же, черт возьми, сжигать.

— Я в этот сраный дом не пойду, — заявил напарник, поднося к сухим губам вторую сигарету. — Не хватало еще, чтобы меня по голове балкой огрело.

Киришима тоже не торопился пробираться под его полуразрушенную крышу, поэтому и стал свидетелем того, как двое людей облепили парня у подъезда и, что-то сказав ему, потащили за собой.

— Все нормально? — спросил Каминари, только увидев его, вошедшего в квартиру.

Оставшись здесь один, Киришима на самом деле не вывез бы периодически проскальзывающий пиздец; вроде ничего не предвещает, как случается какая-то дичь — и все. Он подошел к Каминари и уткнулся в макушку, оплетая руками шею и ничего не говоря.

С Шинсо он познакомился совершенно случайно — они с коллегами, возвращаясь с работы, спорили о растущих беспорядках в Трайтоне. Кто-то утверждал, что во всем виноваты те, кто приезжает из столиц, кто-то обвинял во всем банды, кто-то еще — вообще всех. Проходящий мимо человек с фиолетовыми волосами заявил, что во всем виновата сама система начисления рейтинга, которая работает на вышестоящих лиц, а не на простых граждан, и что им всем пора раскрыть глаза. Коллеги Киришимы высказывание незнакомца не оценили, зато вот он сам…

На старой квартире несколько авантюристов принялись продумывать планы, искать доказательства их правоты в том, что плачевная ситуация в Трайтоне выгодна кому-то очень влиятельному, и набирать людей.

Ашидо, с которой они до сих пор поддерживали связь, оказалась в их числе сразу, как только услышала невнятный разговор Каминари и Киришимы про что-то, что толком не поняла.

Мидория притащил не пышущего энтузиазмом Бакуго к ним.

И все было бы ничего, если бы не растущее напряжение из-за нехватки денег, увеличивающаяся с каждым годом, из-за сопротивления, на которое растрачивались физические ресурсы, и работы, убивающей моральные — разборки между бандами все же приутихли, поскольку те пришли к чему-то наподобие согласия, однако трупов меньше не стало.

На двадцать первом году Киришима на очередное предложение расслабиться ответил согласием и проглотил белую таблетку под одобрительное похлопывание напарника (прошлый напарник был уже год как мертв).

Расслабленность пришла через пару минут. Желание делать что-то, не важно что, захлестнуло с головой. Стало так хорошо, как не было никогда. Не было трипа с радужными лошадьми и с меняющими форму разноцветными воздушными шариками, просто мир ненадолго перестал видеться беспросветным дерьмом. Ненадолго — это, конечно, здорово, но задержаться там, где все (образно) не валится из рук, хотелось чаще и на подольше.

Разве что смен приходилось больше брать, чтобы оплачивать рейтинг, который тянулся вниз после каждой желанной порции. В человеке, который никогда не включал свет в помещении, он не сразу узнал того парня у подъезда.

Однажды Киришима выполз на улицу зимой в одной футболке и, не чувствуя холода от наркоты, тяжело заболел. За те несколько дней, что он мучился от жара и видел, как не находит себе места Каминари, он успел возненавидеть себя. Сильно так, до дрожи.

И этот контраст между «слишком прекрасно» и «слишком отвратно» так сильно поразил его, что он пообещал себе никогда не принимать.

Обещание он нарушил в первый же день, оказавшись на работе. Смотреть в глаза Каминари стало невыносимо. Прикидываться, что все нормально, тащить деньги из дома и утверждать самому себе, что это последний раз — тоже.

Маленький круговорот ненависти, который он старательно избегал на протяжении пяти с половиной лет жизни в бедных районах, все же догнал его и посадил на детскую карусель с бегущими лошадками.

Последний раз настал(?) для него тогда, когда в квартире его, передознувшегося, нашел Каминари.

========== XII. Оранжевая ночь. 22-25 ==========

Тихое гудение работающей на полную мощность техники разбивалось о тонкие стены и мелкими осколками падало на выложенный в плитке пол. Стоящий на базе полумрак был калькой на мрачное состояние собравшихся.

Переполошенное сопротивление обсуждало события последних дней — выразимся цензурно. Иида нервно ходил от стены до стены, Серо подпирал заваленный компьютерный стол, Ашидо молчаливо пялилась в никуда, Мидория нервно крутил в руках вытащенную из шкафа тетрадь, Асуи…

Бакуго, подпирающий одну из тонких стен возле дивана, на котором сидел отстраненный от общего волнения Шинсо, и чувствующий поясницей холодный ветер, проникающий через щели, подумал, что с него «хватит».

Киришима, состояние которого после проведенной детоксикации стабилизировалось, валялся на койке в жалком подобии больницы без сознания. Каминари, проведший всю ночь в кабинете медсестры, обещал написать, когда (если) тот придет в себя. От него не поступало ни звонков, ни сообщений, что добавляло и без того обреченной атмосфере больше черных красок; как если бы полчище дементоров окружило бывшую автомастерскую, высасывая силы из собравшихся. Мраком дышали стены и потолок, создавая аквариум с трубочкой для воздуха, в который горячим дегтем запускалось бурлящее отчаяние.

Первые, вторые, третьи, четвертые районы в голове Бакуго перемалывались в щебень, превращались в грязь в блендере и вываливались бесформенной жижей в побитые тарелки. Бакуго чувствовал себя так, будто его засунули в миксер. Взболтать, но не смешивать (Бакуго и взболтали, и смешали). Отравляющий коктейль, выпущенный по собственному рецепту. Почти что блюдо от шеф-повара, использующего вместо ножей и вилок огнестрел.

Бакуго, наверно, должен был что-то сказать, пока собравшиеся о чем-то говорили — он пропускал все мимо ушей. Звуки продолжали сливаться в мешанину из споров и ругани.

Бакуго, оттолкнувшись от стены, достал из кармана пачку сигарет, не услышав, как купленный у Айзавы пистолет выпал из-за пояса на стоящий рядом диван. Он прошел мимо продолжающих спорить друзей и, толкнув дверь ногой, вышел на улицу, чтобы привести в порядок голову, в которой продолжала появляться одна и та же картина в тусклом свете больничной комнаты. Она приближалась и отдалялась, внося все новые сюрреалистичные подробности в виде мертвого взгляда или остановившегося дыхания. Бакуго втянул дым, жмуря глаза.

Психоделика высшего класса, не иначе. Когда Бакуго смотрел мультфильмы в детстве и представлял себя главным героем, мечтая о попадании во что-то такое интересное и красочное, он не это имел в виду.

Будьте осторожны со своими желаниями.