Как бы не так.

Он застрял на проклятых семидесяти, получая штрафы за мелкие нарушения, стекающиеся к нему с центра земли. Будто стоял в центре конуса, в который несло всю грязь и мерзость, постепенно поднимающуюся к коленям, далее — к поясу, следом — к груди, готовясь поглотить и уничтожить однажды оплошавшего жителя Лэдо.

Киришима, который не видел ничего другого, кроме Трайтона, перенял мировоззрение отца, долгими ночами разглагольствующего на кухне, что не останется здесь, в этом богом забытом гадюшнике, и обязательно выберется с ними или без них. Мама Киришимы немногословно отвечала на его богатые грандиозными планами речи и с сомнением, тлеющем на дне карих глаз, смотрела на своего мужа — она-то выбираться не планировала.

И действительно — через пару лет она умерла, так и не увидев мира за стенами Трайтона.

Киришима, увлеченный рассказами отца о бескрайнем мире за пределами города, мечтал попробовать свободу, которой горел отец, на вкус. Он уделял много внимания рейтингу, не упуская лишней возможности пополнить баллы на улицах главных районов, и гордился собою каждый раз, когда это удавалось. Одобрение в глазах отца придавало смысл его действиям.

В его средней школе, расположенной на окраине второго, тех, кто лез из кожи вон, чтобы не потратить баллы, практически заменяющие драгоценности, недолюбливали. Но Киришима, старающийся особо не выделяться и быть максимально дружелюбным со всеми, никогда не попадал под раздачу. Зато то, как под нее попадали другие, игнорировал, проходя мимо. За драки, в конце концов, снижают баллы, поэтому… разочаровываться в себе (и видеть разочарование на лице старика) не хотелось.

Там же он познакомился с Бакуго, который казался настолько агрессивным и нервным, что Киришиме поначалу было удивительно то, что у него были друзья.

— Я не собираюсь просиживать задницу в Трайтоне и выберусь из него! — заявил Бакуго однажды в коридоре, полным народа, после стычки с одноклассником.

То, что после своих слов он этого одноклассника ударил, поразило Киришиму еще больше — минус три балла, вообще-то, имели мало чего общего со словом «выберусь».

— Привет, я Киришима. — Киришима протянул руку отрабатывающему наказание Бакуго, который, не до конца вымыв пол, читал статью с телефона для быстрого набора мышц. — Если хочешь быстро набрать мышцы, то ешь белок и рыбу.

Бакуго знакомство не оценил и послал его.

На второй раз тоже.

Да и на пятый.

— Да ты бесишь, отстань от меня! — сказал Бакуго, когда они столкнулись на лестничной клетке.

— Я хочу быть твоим другом, — лучезарно улыбнулся Киришима, чем ввел Бакуго в ступор.

Киришима считал, что Бакуго — классный и сильный парень, который был достоин восхищения — характер, правда, дерьмовый, но Киришима был достаточно дружелюбен для того, чтобы закрывать на это глаза. Желание добиться дружбы с ним вылетело на полосу первостепенной важности. Они оба были похожи — оба хотели выбраться и обладали одним музыкальным вкусом, так что сама судьба взывала к их дружбе.

Киришима, несмотря на желание выбраться из Трайтона, оставался простым парнем.

Бакуго тогда устало закатил глаза, вяло согласился, а после послал его.

Киришима посчитал это за прогресс.

И прогресс действительно был — Бакуго перестал орать на него 25/8 и постепенно-медленно начал открываться с других сторон.

— Меня бесят тупые слабаки, которые не могут за себя постоять, — заявил Бакуго парню младше на один год, перед этим набив морды достающим его одноклассникам.

Чуть позже, когда они сидели на обеде и обсуждали тренировки, Киришима не выдержал и спросил.

— Почему я дерусь, если страдает мой рейтинг? — Бакуго моргнул тогда забавно, потому что вопрос завел его в тупик. — Ты дурак? Ну да, я не собираюсь оставаться здесь, но и вести себя, как мудозвон, я не буду.

Они вместе перешли в старшую школу, в которой обзавелись общей компанией. Киришима, за день до начала учебы перекрасивший волосы в красный в знак начала новой жизни и улучшенной версии себя — он все так же не видел перспектив в Трайтоне, но и превращаться в мудозвона, которым теперь иногда представлялся отец, отказывался.

А еще в старшей школе он встретил Каминари, входящего в их маленькую компанию. Он оказался настолько веселым и раскованным, что общение с ним никогда не проходило в тягость. Своей непосредственностью и порой глупыми историями из жизни, которых у него, наверно, имелось с пару десятков ящиков, он невольно заставлял слушать себя.

Через пару месяцев просто слушать Каминари стало мало; хотелось его касаться, перекидывать руку через плечо и совершенно не по-мужицки обнимать, вжимаясь носом в шею. Даже мысли на утренней пробежке, обычно пустые из-за раннего подъема, занимал одноклассник, из-за чего он пару раз чуть не опоздал на первый урок из-за долгого приема душа. Настроение в его присутствии подскакивало на несколько высоток, отчего он казался себе несоизмеримо маленьким.

И несоизмеримо странным.

Потому что он планировал встретить милую девушку, пожениться до двадцати пяти, завести детей и всей семьей перебраться в Лэдо — на протяжении всей жизни именно это талдычил ему отец.

— Иди и засоси его, — сказал Бакуго, когда они вместе шли домой. Киришима, пьющий воду из бутылки, чуть не поперхнулся. Они даже не разговаривали об этом.

— Это настолько заметно?

— Сам как думаешь, а?

Киришима остановился.

— И я не кажусь тебе… мерзким?

Бакуго тогда наорал на него, и Киришима посчитал это за отрицательный ответ.

А через полгода Киришима оказался в третьем районе, потащив за собой Каминари (тот сам изъявил желание, но он все равно не мог не думать о том, что вина за случившееся лежала на нем). Он мог быть немного расторопнее и не терять бдительность. Но, наверно, где-то подсознательно он надеялся на то, что отец не станет выгонять его из дома после заявления о том, что его сын влюблен в парня.

И вот, где Киришима оказался — в полупустой квартире, которая нуждалась в ремонте (или в подобии ремонта), починке техники с мебелью и порядке.

Простое понимание — мечты о том, чтобы переехать в Лэдо, так и останутся мечтами, бомбардировало долгими ночами, когда мысли беспокойно метались, то и дело подкладывая что-то свинское. Конечно, третий район не мог быть преградой для исполнения заветного желания, потому что выбраться можно было хоть из четвертого, лишь бы не нарушать определенные правила и не попадаться на глаза тем, кто тщательно следил за административными нормами, но все же… Киришима, все свое детство слушающий сетования отца на Трайтон и рассказы о том, что Лэдо с ним не сравнится, выбравшись из отцовского дома, постепенно охладевал к его идеям. Но все равно… все равно…

Каминари, сидящий за починкой техники для продажи, в такие моменты оборачивался к нему, будто чувствуя, что что-то не так, улыбался широченно и Киришима почти забывал о том, как не любил город.

— Так, давай честно, ты украл продукты, пока владелец сидел в подсобке и пожирал крендели? — спросил Каминари, скептично смотря на два пакета с едой. — Нельзя воровать у тех, у кого ты работаешь, это бестактно.

— Да, я пробрался ночью, укутанный в темный плащ, и похватал все с полок.

— Ночью? — Денки театрально уставился на запястье, на котором не было часов. — Уже третий час дня. Наверняка у тебя был еще один пакет, который ты умял в одиночку.

— Так и было, — улыбнулся Киришима, подходя к ухмыляющемуся Каминари и легко целующего того в висок. — У них срок годности подходит к концу, так что владелец продал по скидке.

— Эй, а я уже представил, как ты пробираешься во тьме ночи в вашу форточку, после чего твоя задница застревает в ней же.

— Поговорим о моей заднице, Денки? — Киришима задорно подмигнул ему, и Каминари звонко рассмеялся.

Через некоторое время магазин закрыли, и вопрос о том, куда пойти работать, встал ребром.

Каминари пытался затащить его на рынок, мечтательно и красочно рассказывая о том, как они могут поставить палатки рядом.