— Если ты не подорвал главную площадь в тот же день, то да, идиот, — Бакуго ткнул его пальцем в грудь, — тебя подставили, чтобы прикрыть этих ублюдков. За клевету не снимают пятьдесят или сколько там у тебя было баллов. Может, от тебя просто избавились, чтобы языком не трепал и не портил имидж тем мудакам, если у них были связи. — Бакуго замолчал ненадолго. — Жалеешь, что не прошел мимо?

Пару недель назад Тодороки основательно задумался бы над ответом. Провел бы заседание с тараканами в голове, обсуждая все минусы и плюсы (на обсуждение второго ушло бы не так много времени; раз и готово). Долго взвешивал бы решение. Ему наверняка понадобилось бы несколько бутылок с холодной водой, чтобы освежиться.

— Нет. Ведь в таком случае я не сменил бы прическу, — ответил Тодороки, сдувая бело-зеленые пряди со лба.

— Ха, вот уж да.

Бакуго продолжал стоять рядом, криво приподняв уголок губ, и смотреть куда-то направо, будто случайно брошенный взгляд на Тодороки мог подорвать их обоих. Тодороки захотелось сделать что-то очень глупое.

Телефон Бакуго зазвонил. Он, достав его из кармана, недовольно ответил на вызов. Тодороки не успел моргнуть, как увидел перемену в его вытянувшемся лице, отразившуюся в сведенных бровях над расширившимися глазами. Лавина беспокойства, разбившись о напряженную фигуру Бакуго, обрушилась и на него.

— Я буду сейчас, — произнес он и, сбросив вызов, сжал в руке телефон.

— Бакуго? — спросил Тодороки, пытаясь перехватить в панике бегающий взгляд.

Бакуго развернулся, практически бегом направляясь в сторону дальних домов. Тодороки пошел за ним, словно его потянуло за слабо(?) привязанные нитки.

— Киришима в больнице, — сказал Бакуго, перепрыгивая через раскиданный мусор. — Не знаю, что произошло, мудак Деку ничего не объяснил, — он говорил спокойно, но по трясущимся губам Тодороки видел, как сильно тот был встревожен.

— Я с тобой.

Бакуго смазанно кивнул.

Они оказались в больнице через полчаса, взмыленные и запыхавшиеся. Тодороки не надеялся увидеть стационар, оборудованный по последнему слову техники, но как только дверь за ним захлопнулась, и он оказался в темном коридоре, в котором запах крови и спирта, смешавшись, ударили в нос, представления о больницах в четвертом районе навернулись с башни, построенной на последней оптимистичной ноте. Бакуго и Тодороки услышали голос Ашидо, кричащей на Каминари. Материализованный страх дохнул смрадом им в лицо. Бакуго подбежал к концу коридора, открывая нараспашку дверь в операционную.

— …не уследил за ним?! Почему?! — Ашидо, вцепившись в футболку стоящего недвижимым монументом друга, смотрела ему в глаза, пока ее губы дрожали.

— Ашидо, пожалуйста. — Мидория положил руку девушке на плечо, пытаясь успокоить.

Тодороки, возникший в проходе и пытающийся отдышаться, увидел лежащего на кушетке бессознательного Киришиму.

— Где ты был все это время?! — продолжала кричать Ашидо; ее льющиеся слезы застилали глаза и падали с подбородка, разбиваясь о холодную плитку.

Бакуго, опирающийся рукой о стену, шумно дышал, смотря на бессознательное тело за ними, рядом с которым стоял Каминари и пытался привести его в чувства. Он, почти белый, трясущейся рукой подносил к его носу вату с нашатырем и стискивал свободной прутья кушетки.

— Разве вы не должны были заботиться друг о друге?!

— Что… что за хрень с ним? — спросил Бакуго, набравшись воздуха. — Эй?

Ашидо развернулась к нему, и Тодороки стало физически больно от перекошенного, отчаянного лица. Как если бы по нему самому проехался катафалк, а за ним — сама похоронная процессия, погребая его в сырой земле.

— Ашидо, не надо, — вмешался Мидория, сильнее сжимая руку на ее плече.

— Что произошло?! Он жив?!

— Бакуго. — Тодороки положил свою на его плечо, не зная, что сделать, чтобы успокоить его, сейчас готового взорваться от обуреваемых инфра-красных эмоций. Сжал крепче, почувствовав, как то тряслось.

— Это из-за меня, — дрожаще произнес Каминари, начиная паниковать из-за того, что нашатырь не помогал; он кинул вату на пол, бережно похлопывая Киришиму по щекам. — Я…

— Не говори так, — произнес Мидория, прижимая к себе плачущую Ашидо. — Ты ни в чем не…

— Почему ты не заметил, что он принимает? — перебила Ашидо, кусая губы. — Вы же… вы же вместе… почему… — Она сжала зубы, пытаясь успокоить рыдания.

— Принимает? — Бакуго сглотнул; постепенное понимание происходящего подползало к нему, держа в руках самодельный окровавленный топорик.

Тодороки застыл, неверяще смотря на Киришиму.

— Да! — крикнула взволнованная Ашидо, и ее ответ был подобен пуле, прострелившей висок. — Да! Уже черт знает сколько!

— Выметайтесь отсюда, — произнесла зашедшая врач, натягивая на руки перчатки и бесцеремонно отталкивая Каминари. — Мне повторить еще раз?! Выметайтесь!

Они вышли из операционной. В полутемном коридоре повисла глухая тишина, прерываемая беззвучными рыданиями Ашидо на плече Мидории и жутким гудением мигающих ламп. Каминари съехал по грязно-зеленой стене, садясь на пол и утыкаясь лицом в согнутые колени.

Тодороки пришел в себя от резкого звука захлопнувшейся двери — Бакуго вылетел из больницы. В его голове все равно продолжала стоять неразбериха; в нее верить не хотелось, словно та была с другой планеты. Путешествовала по галактическим империям, не обращая внимания на земную расу. Летала на неопознанных объектах. Забрала бы кого-нибудь из них, что ли. Лучше бы всех, конечно, но настолько счастливых концовок не бывает.

— Иди за ним, пожалуйста, — сказал Мидория, обращаясь к Тодороки, и продолжил успокаивать подругу легкими касаниями по содрогающейся спине. Каминари сильнее вцепился в рукава кофты, комкая ткань в кулаках.

Тодороки кивнул и, развернувшись, бросился за Бакуго.

Бакуго он нашел за поворотом.

Он нервно чиркал зажигалкой, пытаясь зажечь засунутую в рот не той стороной сигарету. Бакуго был похож на собирающийся взлететь в небо механизм и подорвать к чертям солнце, галактику и все за ее пределами. К черту космический хаос, к черту все. Его руки тряслись, и сам он весь трясся тоже.

— Бакуго? — Тодороки понятия не имел, что делать и что говорить. Только перекошенное в горечи лицо хотелось сжимать в ладонях.

— Черт, — произнес Бакуго, переставая чиркать зажигалкой и делая глубокий, судорожный вздох, набивающий горящие легкие, чтобы заполнить расползающуюся внутри пустоту.

Тодороки стоял в паре метров от него и не шевелился, боясь сделать что-то не так. Смотрел на то, как Бакуго срывается в личный ад. Ощущал себя как никогда маленьким и бесполезным. Таким никчемным, что…

— Это же я виноват, — произнес Бакуго спустя некоторое время, глядя на заволоченное тучами небо пустыми глазами.

Сдерживаемая из последних усилий маска Бакуго треснула.

В самом Тодороки тоже что-то надломилось.

— Я же продавал… я продавал их! Толкал по всем районам, чтобы что?! Чтобы… — Бакуго зажмурил глаза, вдавливая затылок в твердый пласт кирпичной стены, — чтобы мой лучший друг начал принимать?! Сдох от передозировки?! Я… я даже не заметил… Блять!! — он ударился затылком о стену до звона в ушах. — Блять! Я…

Тодороки шагнул к нему. Прижал к себе и закрыл глаза, чтобы справиться с нарастающей болью. Она текла по венам Бакуго и передавалась ему через крепкие объятия, от которых раздиралась на части грудь.

— Отцепись от меня! Отцепись нахрен! — кричал Бакуго, обхватывая его руками и сжимая в пальцах толстовку; прижимался сильнее, пряча горячее, мокрое лицо в ее вороте. — Отцепись.

========== Красная ночь ==========

Комментарий к Красная ночь

экстра про киришиму.

Отец Киришимы, родившийся в Лэдо и отправленный в Трайтон в двадцать восемь лет, никогда не прекращал мечтать о возвращении на свою родину. Тщательно следил за баллами, не допуская их понижения, и постепенно подобрался к заветным семидесяти — а оттуда уже рукой подать до другого рубежа.