Подошел к нему Киришима, когда они задержались в классе из-за дежурства. Подошел к нему, пока он, привалившись к парте, смотрел что-то в телефоне, забыв про стоящую рядом швабру. Мялся некоторое время неуверенно, переваливаясь с ноги на ногу, не зная, что сказать и куда себя деть. Каминари только поднял на него глаза и сразу почувствовал тепло на своих губах.
— Я давно хотел… но. Мда. — Киришима улыбнулся смущенно и открыто, заводя руку за шею и смотря в сторону. Каминари подумал, какого черта он смотрит в сторону, а не на него. Схватил его за пиджак и потянул на себя.
— Неужели, — сказал вошедший за забытой кофтой Бакуго.
— Закрой дверь, — произнес Киришима, обхватывая тянущегося к нему Каминари.
— Я сам знаю, что делать! Не сожрите друг друга. — И Бакуго на самом деле закрыл дверь, но так, что от разнесшегося грохота Каминари и Киришима могли бы вздрогнуть, если бы не привыкли к этому.
У Каминари начался период, когда во всем Трайтоне (мира за его пределами он не знал), был только он и его парень. Долгие прогулки по второму району, походы в единственно работающий кинотеатр, чтобы смотреть не тупые комедии, а целоваться на задних рядах, забывая про осторожность и возможность лишиться баллов, прогулки допоздна, когда приходилось бежать до квартиры, чтобы успеть до комендантского часа, переглядывания за обедом, при которых друзья уже синхронно закатывали глаза (Бакуго научил Джиро закатывать их так, чтобы не были видны зрачки; зачем, зачем ты сделал это, Бакуго) и вообще все-все-все, что заставляло с утра вставать с улыбкой, чтобы прочитать сообщение с пожеланием доброго утра.
— Бакуго, сделай лицо попроще, — сказал недовольному другу Киришима, когда тот не смог удержать свою мимику при виде флиртующих средь бела дня друзей.
— Да вы задолба-а-али.
— Он просто завидует. — Каминари откровенно лыбился, потеряв страх перед оплеухой. — Не переживай, у тебя тоже когда-нибудь появится человек, за которого ты… — Каминари хотел сказать что-то глупо-шутливое, за которым бы скрывались отголоски искренности; что-то наподобие «отдашь полмира» или «дашь по роже всему району», но не успел:
— Заткнись! — перебил Бакуго.
Каминари был потерявшим от влюбленности голову дураком, как и Киришима.
Поэтому то, что их, сидевших в комнате Киришимы и счастливо целующихся, застал отец Киришимы, удивительным не было.
Удивительным было то, что оторваться их друг от друга заставила вибрация на ИРСах, посланная с легкой руки отца — за антисоциальное поведение полагался штраф, а отец Киришимы всегда был заинтересован в том, чтобы антисоциальное поведение сходило на «нет» (а еще он очень хотел выбраться из Трайтона, но об этом позже).
Следующие три дня пролетели для Каминари быстро.
В первый день Киришима ругался с родителями,
во второй он ушел из дома,
а на третий ушел Каминари.
— Денки, ты совсем дурак? Какие вещи? Иди домой!
— Ты в третьем районе и недели не протянешь, потому что твой уровень кооперативности уступает моему. — Каминари ухмылялся, сверкал глазами, глядя на него, хотя внутри все шло рябью, дробясь на части. — А у меня еще остались свя…
— Нет! Возвращайся домой! — Киришима схватил его за плечи, встряхнул раз, совсем не сильно.
— Я так решил! — заявил Каминари, отцепляя от себя его руки и, будто бы не зная, то ли оттолкнуть в порыве гнева, то ли… Он сцепил их пальцы, поднимая в душе Киришимы бури и тайфуны. — Я не останусь там без тебя.
Киришима вместо ответа притянул его к себе.
Переезд на новую квартиру состоялся гораздо быстрее, чем они думали: нашли первую попавшуюся в третьем, оплатили аренду за месяц с накопленных денег и завалились в нее с сумками. Квартира встретила их стенами с обоями в голубой цветочек, наполовину нерабочей техникой в маленькой кухне и качающейся мебелью в единственной комнате.
— Ого, здесь нет тараканов, — восхитился Каминари.
И через пару часов звал чинящего холодильник Киришиму убить скарабея.
— Да не скарабей это.
— Скарабей!
— Скарабеи не летают.
И уже в один голос: «Оно летает!»
(Вообще-то, скарабеи летают, но не будем об этом — все же это был не скарабей).
— Ты бы мог продолжить ходить в школу с текущим рейтингом, — сказал ему Киришима, когда они обедали полуфабрикатами, купленными в ближайшем магазине.
— Нафиг надо, — Каминари беззаботно помахал вилкой, чуть не попадая себе в глаз. — Я в любом случае не собираюсь подавать в бюро прошение о переводе.
— А я бы хотел. Выбраться отсюда, — произнес Киришима, ковыряясь ложкой в тарелке.
— Значит, я за тобой на край света, а ты от меня?
— Что? Нет, я не это имел в виду!
Каминари задорно засмеялся, упираясь подбородком в собранный кулак и смотря на серьезного Киришиму, у которого волосы без привычной укладки едва не попадали в тарелку.
— Да шучу я, шучу.
Жизнь на новом месте постепенно складывалась.
— Вообще, я бы хотел, чтобы наш первый раз был на нормальной кровати, но… — Киришима укусил его за мочку уха.
— Да замолчи ты, — судорожно произнес Каминари, выгибаясь в его руках, потому что зачем вообще акценти… акцен… у него буквы в слова не складывались из-за языка Киришимы, облизывающего ушную раковину. — Какая разница где. И лучше займись делом, пока я не сказал что-то сопливое.
— А мне нравится, когда ты говоришь сопливые вещи.
— Это как dirty talk, только наоборот? — пошутил Каминари, пробираясь руками под темную футболку; они уже видели друг друга без одежды в той же школьной раздевалке и касались друг друга в комнатах, но его пальцы все равно дрожали от предвкушения.
— Flaff talk? — Киришима поцеловал его у виска, вытянул руки, чтобы стащить футболку и повалить Каминари на жесткий диван.
Каминари хотел сказать что-то в ответ, но уже не помнил что, да и какая уже, господи боже, разница, что он там вообще говорил?..
Как-то к ним забежали Ашидо и Джиро, рассказавшие последние новости (будто интернета и соцсетей не существовало), скептично осмотревшие квартиру и заявившие, что «сойдет».
— А Бакуго психует, — сказала Джиро, евшая купленный с Ашидо пирог. — Бесится, что вы свалили. Он сейчас вообще нервным стал. Еще более нервным. — Джиро опустила взгляд на тарелку, которую держала в руке мозолистыми от игры на гитаре пальцами.
— Из-за чего? — спросил Киришима, делая вид, будто не замечает, как Каминари тащит из его тарелки маленькие куски.
— Из-за всего, — пожала плечами Ашидо, отрезая себе еще.
Когда они уходили, Ашидо настоятельно требовала, чтобы они заботились друг о друге и держали квартиру в чистоте.
— Ага, я позабочусь о нем, — улыбнулся Каминари, перекидывая руку через его шею.
— Он обо мне позаботится.
— А ты обо мне?
— Зависит от того, будешь ли ты мыть посуду.
— Эй!
Каминари нашел работу практически мгновенно, поскольку сумел сохранить несколько знакомств на черном рынке. Он, сначала работающий в качестве помощника, вскоре смог открыть свой небольшой магазин нелегальных товаров, привозимых из Лэдо. Родители просили его вернуться, но вскоре, когда отказы стали звучать в каждом телефонном разговоре, прекратили настаивать, но не перестали узнавать, как обстояли дела у сына, и помогали ему деньгами по мере возможности.
На рынке Каминари познакомился с Асуи — девушкой, что продавала и чинила технику через две палатки справа от него. Как-то он обратился к ней, чтобы одолжить детали для починки, а там уже пошло-поехало, и обеды на работе уже не были такими скучными; даже с общительностью Каминари невозможно было найти общий язык с угрюмым коллегой слева и ничего не смыслящим в играх и сериалах коллегой напротив.
— И в эту ты играла? — спросил Каминари, рисуя на огрызке листа монстра из игры и жуя булку. Асуи, оскорбившись вопросом, отвернулась.
И все было бы ничего, если бы не изменения, произошедшие с четвертым районом за те два года, в которые дорога ему была заказана после случая с несостоявшимся исключением из школы. Раньше он, когда был еще ребенком, не чувствовал тревогу, плутая по бедным улицам — на них не совершались нападения и грабежи. За те несколько месяцев, что Каминари провел в третьем и четвертом, неутешительные картины беспредела и совершаемых преступлений успели отложиться в памяти, создав нехитрую хронику; зато периодически отправляемые штрафы прекратились, поскольку были взяты под контроль главарей трех действующих банд.
