— Ну никто никого не поймал пока. А че? Уже ждешь, когда заголовки интернет-статей наполнятся информацией о тех недоумках?

— Никто не будет пропускать такую информацию. — Тодороки застегнул толстовку выше. — На всех каналах и сайтах говорят о том, как у нас… вас… нас все идеально. Никаких недовольств быть не может.

Бакуго недовольно цыкнул и, убрав руки в карманы, ускорил шаг.

В третьем районе они оказались тогда, когда начали работать магазины.

— Урарака раньше девяти не откроет, — пожаловался Бакуго, смотря в сторону пройденного второго района.

— Купи в любом магазине здесь, — предложил Тодороки.

Тодороки перестал обращать внимание на то, что не высказывает недовольство из-за пристрастий Бакуго и даже поддерживает его посягательства на чистоту воздуха и здоровье окружающих людей.

— Здесь продается паленая херня, которую курить невозможно. — Бакуго нахмурил нос, скользя пальцами по лямке рюкзака, и, чертыхнувшись, направился в ближайший магазин.

Тодороки простоял один недолго: двое уличных пьяниц, шатающихся из стороны в сторону, не упустили возможности привязаться к нему с неуместными расспросами о деньгах и лишней бутылке. Тодороки смотрел на них, надменно сжав губы, и пытался придумать, как от них отвязаться без потери баллов; они, еле стоящие на ногах, вряд ли могли причинить ему вред, потому что даже языком ворочали с трудом, но все же иметь с ними…

Тодороки пришлось отскакивать назад, уклоняясь от появившейся из рукава ржавой наждачки.

— Карманы… наружу, — пробормотал тот, кто держал в руке сомнительное оружие.

Тодороки мог бы свалить от них куда подальше, но, во-первых, ему не позволяла гордость, во-вторых, Бакуго, который продолжал торчать в магазине, и, видимо, поторапливаться не собирался.

— Вы-во-ворачивай.

Тодороки было нечего выворачивать, но говорить об этом пьяницам он находил ниже собственного достоинства.

Он почувствовал тяжелую руку на плече и краем глаза увидел пистолет, направленный на вмиг протрезвевших мужчин. Они испарились быстрее, чем Тодороки успел моргнуть.

— Спасибо, — поблагодарил он, повернувшись к Бакуго, убирающему пистолет за пояс. — История повторяется.

— Она повторяется, потому что ты идиот. — Бакуго открыл рюкзак и принялся рыться в нем. Он достал искомое и протянул Тодороки. — На.

Бакуго положил в вытянутую руку Тодороки (он сделал это по инерции; тело не слушалось) складной нож.

Вибрация на запястье известила о двух потерянных баллах за ношение оружия.

— Зачем ты мне его дал? — слова, сорвавшиеся с его губ, прозвучали жалко.

— Чтобы такие отбросы не прикапывались к тебе каждый раз. — Бакуго, довольный собой, достал пачку сигарет. — Потрясешь ножом перед ними, и они сразу отвалят.

— Оружие запрещено. — Тодороки смотрел на стиснутый нож, опустив глаза, и чувствовал поднимающуюся из глубин злость.

Несчастные два балла, ради которых он стойко терпел новости и все транслируемые передачи, встали перед ним неоновыми цифрами и погасли на его глазах, словно отключили воображаемое электричество в его голове. Вторая неделя, пошедшая без штрафов, не успела толком начаться, как подошла к концу, отправляя Тодороки на старт.

— И что? — Бакуго чиркнул зажигалкой и поднес ее к сигарете, зажатой в зубах.

— И что? — Тодороки опустил руку, борясь с желанием вырвать из изогнувшихся губ сигарету и кинуть ее в лужу. — У меня слетели баллы из-за тебя.

— Они слетели только один раз, больше такой херни не будет.

— Ты понимаешь, как долго я зарабатывал их?

— Блять, ты совсем долбоеб?! — Бакуго высунул сигарету изо рта, так и не вдохнув дым. — Я только что дал тебе оружие, чтобы ты не подох на дороге!

— Я не просил тебя об этом, — сказал Тодороки и сжал в немом гневе зубы. — Я не могу заработать эти чертовы баллы так же просто, как и ты. Подумай, прежде чем делать что-то.

Челюсть Бакуго заходила под расползающейся яростью. Сигарета в его пальцах сломалась, табак посыпался на тротуар. Тодороки показалось, что он врежет ему и оставит валяться посреди района с разбитым носом. Бакуго схватил его за предплечье, заставляя Тодороки стиснуть зубы от резкой боли, и потащил его к противоположной стороне дома, на которую не выходили окна.

— Отпусти меня.

— Заткнись. Заткнись, ебаный мудак.

Как только они оказались вдалеке от любопытных глаз, Бакуго припечатал Тодороки к стене, отчего тот ударился о нее плечом. Он достал из рюкзака полупустой баллончик и, нервно встряхнув его, принялся вырисовывать на стене кривые линии.

— Давай, — произнес он, кидая баллончик в сторону, отчего тот, покатившись, врезался в мусорный бак.

— Что?

— Снимай напульсник, кидай на меня штраф за порчу городской собственности. — Бакуго подошел к нему, вставая нос к носу, нахмурил лоб и толкнул в плечо, отчего тот ударился о стену. — Вернешь свои сраные баллы, вперед!

Тодороки вздохом подавился от возмущения. Он смотрел на пролегающую нахмуренную полоску бровей и искривленные в презрении губы, пока самого охватывал жар из негодования и нарастающей злобы.

— Я не буду этого делать, — ответил он, отталкивая нависшего Бакуго. Одна только мысль о штрафах вызывала тошноту; он испытывал нехватку баллов, но он не опустится до подобного.

— Что не так?! Считай, что я возвращаю тебе часть твоих!

— Это твои баллы, Бакуго, я не собираюсь их отнимать у тебя. — Тодороки раздражался, наполняясь злобой, от которой становилось тяжело дышать, будто та перекрывала кислород и забиралась в легкие непроходимыми джунглями.

В круговороте гнева он не мог понять, что бесило его больше: то, что Бакуго предлагал свои баллы, или то, что их предлагал именно он.

— Я сказал, что можешь считать их своими!

— Ты считаешь, что я действительно могу взять и донести на тебя? Как те из первого? Считаешь, что я такой же, как они?

Бакуго несколько раз раскрыл рот в попытках подобрать слова, пока его взгляд метался со стены на оскорбленного Тодороки.

— Ты только что устроил истерику из-за баллов, — уже тише произнес он.

— Но это не означает, что я готов штрафовать тебя! Они важны для тебя! И даже если бы не были важны, я бы все равно не стал этого делать!

Тодороки выходил из себя столько же раз, сколько раз наступал високосный год, поэтому его эмоциональный порыв поразил не только Бакуго, распахнувшего глаза, но и самого Тодороки.

Тодороки очень устал.

Устал от низкого рейтинга и невозможности его быстро и безболезненно поднять, от устройства Трайтона, которое рушило его представление о мире, сводило с ума негласными правилами и установленными порядками, не входящими ни в одно адекватное видение светлого будущего. Тодороки казалось, что за две неполные недели он прожил вторую жизнь, проведенную в гротескной преисподней без права на амнистированное перерождение.

— Почему у вас происходит… все это? — Тодороки потерянно смотрел на носки своих посеревших кроссовок, таких же грязных, как и улицы Трайтона. — Что я вообще должен делать? — произнес он, прикрывая глаза рукой и стискивая зубы от непонимания и невысказанной обиды.

Бакуго, стоящий напротив него, озадаченно смотрел на исказившуюся полоску тонких губ.

Раздался телефонный звонок, и Бакуго, отвернувшись, принял вызов. Некоторое время он молчал, а потом, услышав что-то, произнес:

— Вы идиоты? Что значит вы пропалили сигнал?

========== Черная ночь ==========

Комментарий к Черная ночь

экстра от лица джиро.

Джиро с детства любила музыку. То, что она могла создавать свои маленькие миры благодаря переливам струн или перебору клавиш на старом синтезаторе, казалось ей удивительным и поражающим воображение. Вроде бы ничего фэнтезийного или близкого к нему, всего лишь бесконечное совершенство техники, постоянные репетиции и правильно настроенные инструменты, но в голове маленькой Джиро все это представлялось едва ли не билетом в параллельный мир из многообразия звуков и их переливов.