Бакуго застегнул рюкзак и, повесив его на плечо, направился в коридор, чтобы надеть обувь.

Когда голова Тодороки не была забита работой и рейтингом, она была забита Бакуго, переставшего вызывать даже толику неприязни. Может, он просто привык к нему и их совместному проживанию — кто там разберет — просто мысли о совместном проживании уже не воспринимались, как нечто, от которого хотелось избавиться, использовав любые средства — хоть соль, хоть слезоточивый газ.

Бакуго выглянул из-за двери, вперившись взглядом в угол кровати, будто там находился проход в другое измерение. Он был гораздо спокойнее, чем в момент возвращения.

— Двумордый, — неловко начал он.

Тодороки приподнялся на локтях и уставился на собравшегося Бакуго.

— Ладно, похер, — сказал он и вышел из квартиры, хлопая дверью.

Тодороки пришлось подняться, закрыть за ним дверь на ключ и отправиться в душ.

Возможно, если он подкопит деньги, он сможет купить себе что-нибудь из одежды, потому что таскать футболки и толстовки из шкафа Бакуго становилось крайне неприличным. Он не видел смысла заглядывать в первый и второй районы из-за их огромных цен (да и не хотел он туда соваться), но, может, он сможет найти что-то не дорогое в третьем. Или, в крайнем случае, на рынке, к которому, несмотря на многообразие товара, все же испытывал брезгливость.

Тодороки, налив чай и достав из холодильника рис (Бакуго вкусно готовил, обходясь малым выбором продуктов, продающихся в третьем), все-таки снял телефон с подзарядки, чтобы продолжить просмотр передач. Еще каких-то пару часов и он сможет гордо заявить о поднятии до тридцати одного.

Мечтания о возвращении домой стали чуть ближе к черте, за которой развивалась красная лента с надписью «осуществилась». Незначительные изменения в базе данных и значительные для Тодороки. И пусть цифра на ИРСе все еще проливала ливни из нависших над ним мрачных туч, ситуация переставала казаться непоправимой.

Однако работа в клубе, каждый посетитель из которого вызывал если не отвращение, то что-то близкое к нему, казалась ему менее мерзкой, чем совершенно бесполезная трата времени на просмотр чуши под прикрытием новостных передач, в которых люди в сидящих по фигуре пиджачках заявляли о том, что ведущую позицию в новых крупных проектах занимала Оша. Они утверждали совершенство рейтинговой системы, из-за которой уровень преступности близился к нулевому показателю, а также повторяли о громогласных успехах страны на международной арене.

Да, Тодороки видел, как совершенно было устройство Лэдо и Трайтона, прочувствовал и продолжает чувствовать на себе каждый день.

Расслоение между районами Трайтона, бесконечные уличные беспорядки, сочащаяся эгоистичность людей в попытке подняться до заветных девяноста все чаще укреплялась в сознании Тодороки, у которого воздушно-ватное представление об идеальности рушилось под бетоном увиденного. Система, строящаяся на том, что люди проявляли свою сознательность и шли по пути совершенствования не только себя, но и города, не нарушая установленных порядков, внутри была пропитана тоннами недоговоренностей и ошибок в реализации.

И как бы он ни пытался абстрагироваться, несправедливость (или что это вообще такое?) его изгнания из Лэдо продолжала терзать, запуская корни в самую глубь.

Когда уже начинало темнеть, Тодороки, заблокировавший телефон — заветные тридцать один горели на запястье, поэтому на сегодня, пожалуй, хватит (отчего-то облегчение, накатившее на него после принятого решения, было куда более приятным, чем заветные баллы), — известил о пришедшем сообщении.

18:34. Бакуго:

я забыл несколько баллончиков под диваном из-за тебя потому что ты разбросал их в первый день по всей квартире

Тодороки, вообще-то, ничего не разбрасывал, но решил, что у него есть более важные дела, чем доказывать Бакуго его неправоту — например, смотреть в стену.

18:35. Бакуго:

можешь притащить их сюда?

отправлены координаты

Тодороки, просмотрев по карте, постучал пальцами по панели телефона — до указанного места идти не меньше часа, а прогулка под луной в четвертом районе не вызывала нежные трепетания в груди.

18:38. Я:

Буду через час.

На стену, подумал Тодороки, поднимаясь с дивана, у него еще найдется время посмотреть.

Спросите его, почему он решил пройти половину города, чтобы принести Бакуго баллончики (их использование, кстати, запрещено, потому что приносило вред государственной собственности), он бы не ответил. Возможно, дело было в безделии или в том, что перспектива и дальше просматривать государственные сайты, пополняя аккаунт баллами, рождало в груди мелкие, почти неосязаемые всполохи бешенства. Или, может, его совсем чуть-чуть интересовало, что Бакуго собирается делать этими баллончиками… то есть понятно что, просто…

Тодороки вышел из квартиры, захватив с собой наплечную сумку, валяющуюся в углу комнаты, в которую сложил два новых баллончика (он надеялся, что ничего не перепутал и нашел-таки нужное), и направился к лестнице.

Ему пришлось идти через главные районы, поскольку указанное место находилось южнее рынка и представляло из себя заброшенные здания со снимков со спутников. Тодороки, просматривая ближайшие фотографии с места, смог увидеть несколько разбитых машин… Бывшая автостоянка?

Через час Тодороки, держа в руках телефон, пытался отыскать нужное место, находящееся среди близко расположенных заброшенных высотных домов. Из-за севшего солнца идти по разбитому асфальту было так же неуютно, как и спускаться в глубокую темную пещеру без фонаря. С некоторых стен домов на него смотрели удачно нарисованные граффити даже по меркам человека, видевшего их всего-то пару раз и мало интересовавшегося уличными творениями, считая их ушедшими в далекое прошлое.

Тодороки, завернув за один из таких домов, услышал громкие голоса и музыку. Он, чуть замедлив шаг, прислушался (пару дней назад, возвращаясь из клуба на рассвете, он едва не напоролся на неприятности — несколько пьяных мужчин, пустыми глазами всматривающихся в него и тихо переговаривающихся, не могли ими не быть; Тодороки тогда сделал крюк, чувствуя за собой слежку и смутно осознавая, что накручивает себя).

Среди разбитых машин, на половине из которых отсутствовали колеса и рамы (наверняка внутренности не были богаты разнообразием), он увидел компанию молодых людей. В центре на земле стоял светодиодный шар, работающий от аккумулятора и светящий разноцветными огнями во все стороны, отчего на близко расположенных недостроенных домах вырисовывались кругло-овальные фигуры. В неярком свете он различил Бакуго, сидевшего на багажнике и орущего на сгибающегося от хохота Каминари, разлившего пиво из бутылки.

— О, Тодороки! — закричал Каминари, увидев его, замершего на месте; к Тодороки мгновенно было обращено несколько пар глаз.

Тодороки подошел к компании. Один парень со странными, черно-зелеными волосами убавил громкость музыки, доносящейся из колонки, подключенной к телефону.

— Я принес баллончики, — обратился он к Бакуго.

— Ты теперь можешь официально считаться нашим спасителем, — засмеялся худощавый парень с темными волосами до плеч. — А Бакуго… эээ… какой антоним у спасителя?

— Разрушитель? — предположила розововолосая девушка, сидящая на бампере грузовика и махающая ногами, отчего те бились о железо.

— Я щас в вас кину что-нибудь! — пригрозил Бакуго кулаком и чуть не свалил стоящую рядом бутылку.

— Ты бы мог кинуть баллончик, но ты его забыл, — подмигнул ему Каминари, чем заставил лицо Бакуго покраснеть то ли от злости, то ли еще от чего.

Тодороки молча наблюдал за разворачивающимся спором, который выглядел до странности домашним.

— Привет, я Мидория, — поздоровался с ним невысокий парень с черно-зелеными волосами и мило улыбнулся; веснушки на его щеках придавали ему по-детски наивный вид, тогда как ширина сильных плеч — совсем наоборот.

— Тодороки.

— Извини за это. У нас тут бедлам и разруха. Что-то наподобие малобюджетных посиделок в клубе. — Он, улыбнувшись, почесал затылок.