— Мик убрал одного из охранников, — сказал Тодороки, когда вернулся в квартиру. Бакуго, широко зевающий, не спал и проводил время за ноутбуком, просматривая дорожные карты.

— Добро пожаловать в Трайтон, — ответил тот.

— Ты считаешь, что это нормально?

— Блять, двумордый, — Бакуго несильно ударил его по ноге, чтобы тот не стоял над ним темной фигурой, — ты торчишь здесь уже неделю и тебя удивляет такая херня?

— Если бы мы находились в Лэдо, то его бы…

— Его бы что? — Бакуго уставился на него; в свете горящего экрана ноутбука, из-за которого под его глазами и подбородком пролегали глубокие тени, его лицо становилось и пугающим, и притягательным одновременно. — Отправили бы сюда? Ну так очнись, он и так здесь, живет и процветает.

Тодороки уселся на диван и стянул с себя толстовку через голову, не удосужившись расстегнуть молнию.

Бакуго был прав, он знал это.

— Если тебе станет легче, — продолжил он, печатая на ноутбуке, — то подумай о том, какую херню мог творить этот тип на улицах и в клубе, при этом являясь человеком Мика.

Тодороки подумал, представил и все равно…

Даже если у этого охранника был низкий рейтинг, это не давало право никому безнаказанно убивать его.

— Я тоже сейчас человек Мика.

— Это, блять, другое, двумордый.

Тодороки не стал спорить. Не озвученное «Разве?» продолжало шуметь в его сознании до тех пор, пока он не уснул.

Через пару дней, когда он готовился покинуть клуб, Кендо вручила ему первую зарплату.

— По идее, — сказала она, устало опираясь о барную стойку, — мы должны выдавать тебе наличку после каждого дня, но у тебя была стажировка.

Тодороки не стал вдаваться в подробности о своей стажировке, о которой он знать не знал, и взял деньги.

Уже днем, проснувшись в одиночестве в квартире во второй раз (в первый раз он проснулся от громкого хлопка не пойми откуда), Тодороки не мог отделаться от навязчивой мысли, что, во-первых, у него теперь есть собственные деньги (на которые не хватит снять квартиру, но купить еды — вполне), во-вторых, их нужно было куда-то потратить.

Вторая мысль не была примером самодисциплины, но он уже не мог отделаться от нее, только посмотрев на заправленную кровать Бакуго. Да, он делал многое для него не потому, что родился сердобольным и помогающим страждущим, но все же… все же он все еще не выгнал его за то, что он едва не спалил и без того многострадальный чайник. Или чуть не затопил квартиру из-за крана в ванной. Или за то, что забыл закрыть окно, отчего кухня превратилась в гербарий.

И все же хотелось сделать для Бакуго что-то приятное.

Проблема была в том, что он понятия не имел, что тому, собственно, было нужно.

Тодороки смотрел в потолок, ходил по квартире, устраивая сольное выступление скрипучему полу, высовывался на балкон, готовый проломиться от каждого движения, и снова ходил по квартире, пока ему не пришла идея написать сообщение тому, кто точно знал, что может понравиться соседу.

15:13. Я:

Привет! (•◡•) Я хочу поблагодарить Бакуго за то, что тот разрешил остаться у него на время. Что ему может понравиться?

Тодороки отправил сообщение, но вместо облегчения отчего-то почувствовал себя еще более тревожно.

15:23. Киришима:

Привет ;) Бакуго фиг чем угодишь, потому что он ЗадНица, но у меня есть Идея. Купи ему Budw, продается в любом магазе в третьем ;)))

15:24. Я:

Спасибо ԅ(‾ ⌣ ‾ԅ).

Тодороки, засунув телефон в карман, быстро надел кроссовки и… замер, вспомнив, что у него не было ключей от квартиры. Не спускаться же через балкон, который был готов развалиться по мановению волшебной палочки. Прислонившись спиной к стене в коридоре, Тодороки увидел ключ, вставленный в дверной замок. Бакуго сделал запасной?..

Решив, что ему следует поторопиться, Тодороки направился на улицу, на которой прохлада заканчивающегося сентября пробиралась настойчивыми когтистыми ветвями под ткань толстовки. Надетый капюшон не спасал от поднявшегося ветра. И без того мрачный пейзаж улиц серел и выцветал, повторяя монохром, сошедший со старых картин кинематографа. Он уже не единожды видел расклеенные по стенам домов листовки с мелким шрифтом и громкими высказываниями, привлекающими внимание. В них говорилось о действующем плачевном порядке в Трайтоне, захваченном несколькими людьми (в их число входил наниматель Тодороки и доброжелательный бармен из третьего) для отмывания денег и медленного убийства города — и тупого сброда, которым представлялись низкорейтинговые граждане тем, кто жил в Лэдо, — путем привозки наркотиков и оружия, а также преспокойном закрытии глаз на беспорядки и разруху. Тодороки не знал, как к этому относиться, и предпочитал проходить мимо каждой листовки. Он предполагал, что их распространением озаботились те, кто взломал экраны на площади; Тодороки тихо радовался, что их не смогли вычислить.

Тодороки, уже хорошо ориентирующийся в четвертом и третьем районах (после посещения рынка Тодороки так и не заходил в два других), вошел в первый попавшийся магазин, по размерам больше похожий на коробок спичек, и принялся искать то, что должно было понравиться Бакуго. Десятью минутами позднее он стоял напротив стеллажа с алкоголем и повторял, что был последним болваном, потому что для начала ему следовало узнать, чем конкретно был Budw, а уже после бежать в магазин. Потому что Тодороки не был готов терять оберегаемые баллы и покупать пиво.

Если кто-то из особо внимательных и дотошных жителей решит получить заветную единицу, Тодороки только и останется что смиренно смотреть на пустоту вместо исчезнувшего балла. Хоть в третьем и четвертым ходило негласное правило, запрещающее штрафовать, он несколько раз становился невольным свидетелем того, как бесстрашные мужчины и женщины отправляли их на зазевавшихся прохожих.

Тодороки стоял, гипнотизировал стеллаж, пока на него не начала подозрительно коситься продавщица.

— Либо купи уже, либо убирайся! — заявила она; прокуренный грубый голос привел Тодороки в чувства.

Тодороки потянулся к стеллажу, открыл его и взял бутылку. Подумал и взял еще одну, потому что если уж и терять эти дурацкие баллы, то…

Мысль о потере баллов давила на затылок и кричала ультразвуком (примерно тем же, которым орудовал Мик — того охранника, как он узнал позднее, перед смертью все же лишили слуха), чтобы тот положил алкоголь на полку. Он вспомнил, как Бакуго, встающий раньше него, готовил завтрак («я приготовил только на себя, потому что баллы мне накинулись только один раз, так что заткнись и ешь»), смотрел вместе с ним фильм («это просто фильм») и не будил его ни утром, ни днем, пока тот отсыпался после ночных смен.

Тодороки направился к кассе и попросил пакет.

Дома Бакуго не оказалось. Он поставил бутылки с пивом на кухонный стол, а сам расположился на диване, садясь за просмотр передач, чтение материала и прохождение тестов, которые с каждым днем раздражали все больше. Только заходя на сайт он вспомнил, что прошло больше недели с последнего нарушения. Тодороки стянул с запястья напульсник и увидел прибавившиеся два балла, всколыхнувшие в его груди заржавевшие струны. Увеличившуюся цифру он воспринял как маленькую победу.

Бакуго появился ближе к вечеру, растрепанный и пропахший ветром.

— Эй? Это что за хрень? — донеслось с кухни. — Двумордый?!

Тодороки, вытащив наушники из ушей, поднялся с дивана и зашел на кухню. Бакуго сидел на стуле, держа в руках бутылку и хмуро смотря на Тодороки.

— Я получил первую зарплату и подумал… — отчего-то говорить об этом было неловко; тем более под настойчиво горящим взглядом красных глаз. — Отдать за телефон не хватило бы в любом случае, поэтому я купил это.

— Пытаешься меня раздобрить? — Бакуго прищурился.

— Нет.

— Ты же понимаешь, что я разрешил тебе остаться здесь только потому, что мне нужны баллы?

— Да, — Тодороки пожал плечами. — Но ты можешь считать это за моральную компенсацию.

Тодороки вышел из кухни, не замечая, как Бакуго изумленно пялился ему вслед.