Все это было для него слишком.
Если где-то есть лимит падающего дерьма в виде смертей тех, за кого он был готов отдать свою чертову жизнь, то давно было уже пора бить в колокола, извещая о том, что вы — на небесах, в котлах или хрен знает где еще — все охренели.
Ну правда.
Хва-тит.
Бакуго бы сказал Тодороки, что он конченный идиот, что у него нет мозгов, что в университет он свой поступил и доучился до четвертого курса только потому, что ему повезло.
Может быть, когда-нибудь Бакуго сказал бы, как сильно тот дорог ему.
Бакуго так много хотел ему сказать.
Тодороки оторвался от него, целуя в мокрые щеки, и задумчиво замер, не отрывая от них губ.
— По-моему, пять минут затянулись, — произнес Тодороки, все же отстранившись.
Бакуго моргнул пару раз и шмыгнул носом, вытирая глаза тыльной стороной ладони. Он вполне мог потерять ход времени (об этом он и просил, но они же не в сказке), но все же…
— Да, — и не узнал свой охрипший голос, из-за чего пришлось прочистить горло. — Да, что за… — Бакуго схватил его за руку, смотря на ИРС, на котором замерли пугающие 00:00. — Почему ты не умер?
— Я не знаю, — Тодороки потерянно смотрел на таймер и не чувствовал в своем самочувствии никаких перемен.
— Почему ты не умер?!
— Откуда я знаю?!
Бакуго повернул ИРС и увидел сбоку полную капсулу с ядом.
На несколько секунд повисло глухое молчание. Перед ними всплывали отрывки-воспоминания последних дней.
— Это из-за того электрошокера, — понял Тодороки.
— Шокер, — вторил ему Бакуго.
Облегчение начинало медленно подступать к ним, таща за собой теплый плед, из которого опустошенный Бакуго выпал и упал на ледяную землю, отрешенно смотря в потолок. Если бы потолок свалился на него, он бы, наверно, не был против. Расположился бы разве что удобнее, чтобы тяжелые плиты раздавили его, превращая в месиво все не-тело. Бакуго чувствовал себя тем не-телом (да и не-Бакуго).
— Ты не почувствовал, что капсула не вошла? — спросил он, еле ворочая языком.
— Нет… видимо. — Тодороки смотрел на свой ИРС так, будто тот был пришельцем из другой вселенной, заплутавшим на просторах космоса.
— Я убью тебя сейчас, — безжизненно. — Тодороки, мать твою, я убью тебя.
Бакуго не видел, чем занимался Тодороки. В голове царила зловещая тишина. Водоворот мыслей, в который его уносило минутой назад, исчез, оставляя после себя душащий штиль. Море успокоилось, выбросив его на пустынный берег глотать песок и пустым взглядом смотреть наверх. Вместо неба над головой и погружающего под собой потолка он видел ржавые балки. Одна балка на потолке, вторая, третья, чет…
— Я снял с него ИРС, — произнес Тодороки, держащий в трясущейся от пережитого руке белый браслет. — И достал из него флэш-накопитель. Вероятно, про него было написано в той тетради.
Бакуго с трудом сел, потирая переносицу грязными пальцами; впрочем, какая, нахрен, разница. Посмотрел на свои ботинки, испачканные в мокрой земле, на брызги от дождя, оставшиеся пятнами на джинсах, на пистолет, лежащий у его ног, и медленно поднялся, не ощущая собственного тела. Все это просто… ебаный, блять, пиздец.
— Бакуго? — позвал Тодороки.
Бакуго обернулся, глядя на труп Курокавы и не испытывая ничего. Он мог бы спустить в его тело все патроны или разбить голову об монитор, смакуя процесс превращения мозгов в кашу. Сдохшая причина всех его проблем лежала перед ним, в собственной лужи крови — исторический момент. Исторический момент, сопровождаемый серой дымкой в голове и отсутствием любого намека на ликование. Бакуго подобрал пистолет негнущимися пальцами, убрал его за пояс и направился к выходу.
Дождь закончился, но серость облаков продолжала накрывать собою город. Бакуго глубоко вдохнул свежий воздух, от которого закружилась голова. Кажется, его тошнило, но там хрен разберет; Бакуго себя-то по частям собрать-разобрать не мог. Насильственное погружение в режим слоу-мо. Пребывание в пространстве полного вакуума. Тодороки вышел следом за ним, прикрывая за собой дверь и стараясь не смотреть на оставленные трупы; Бакуго не обратил на них внимание.
Он направился по исхоженной дороге наверх, к лестнице, проверяя карманы на наличие сигарет. Чуть не поскользнулся на грязи, даже не заметив этого (если бы перед ним возникли рейдеры, он бы обратил на них внимание уже после того, как его череп разлетелся бы на куски). Пачка не сразу оказалась в его трясущихся(?) руках. Он достал сигарету, разрывая верх пачки.
— Бакуго, я…
Пустота внутри сменилась подступающей злостью.
Бакуго развернулся и швырнул пачку в Тодороки.
— Ты чертов ублюдок!! — закричал Бакуго. Пачка, прилетевшая Тодороки в лоб, упала ему же под ноги. — Ты просто ублюдок! Ты… — Бакуго чувствовал, как бурлила жарящая злость в крови, и смотрел на то, как медленно опускались плечи Тодороки. — Ты убил его, хотя это должен был сделать я! — Бакуго шагнул вперед, крепко сжимая кулак; сломанные ногти впивались в ладони. — И ты чуть не подох… ты… блять! — Бакуго сжал зубы, продолжая оставлять красные полукруги. — Я думал… я думал…
После исчезнувшей пустоты в его мыслях царил отупляющий сумбур. Будто на него вывалили грузовик информации, которую он не был в состоянии обработать (перегрузка системы, просьба обратиться в техцентр; возможно, поломка не подлежала ремонту). Слишком много мыслей и разрывающих чувств, отказывающихся выражаться словами. Бакуго хотел просто… просто покрывать тупого двумордого матом и орать-орать-орать, как его все это заебало.
В голове Бакуго пронеслась мысль о том, что сейчас, конкретно, черт возьми, сейчас, нужно было залезать на мотоцикл и валить. Подальше от этих никчемных чувств, которые варят его заживо, подальше от разрывающей боли в груди и подальше от тупого, невыносимого двумордого, смотрящего на землю и сжимающего правое плечо.
— Я думал, что тебе конец, — наконец произнес Бакуго, сжимая губы и чувствуя на них металлический привкус крови.
— Ты собирался умереть там, — сказал Тодороки, поднимая глаза на него. — Что я должен был…
— Стоять и не рыпаться.
— Если бы я стоял и не рыпался, мы бы сейчас не разговаривали. — Тодороки нахмурил брови, и его отрешенный взгляд налился уверенностью (и чем-то еще, что Бакуго не мог разобрать). — Тебя бы не было здесь.
— Пошел ты.
— Бояться потерять дорого человека — это нормально. — Тодороки сделал неуверенный шаг вперед.
— Заткнись, — прошипел Бакуго. — Не нужно устраивать мне сеанс психотерапии.
— Я и не пытаюсь.
— Зато ты пытался сдохнуть! — Мнимое спокойствие слетело с него, позволяя вырваться клокочущей в груди ярости.
— Я пытался защитить тебя! — Тодороки повысил голос, и Бакуго, не ожидавший этого, резко вдохнул, раскрыв рот.
— Не нужно ме…
— Это ты пытался умереть! — продолжил он, впечатывая в Бакуго слова правды. — Ты даже не отрицал этого! — Взгляд Тодороки суматошно бегал по безликой, холодной улице, после дождя казавшейся еще более мрачной. — Я пообещал тебе, что не умру. А ты пообещать мне это забыл?! — Его лицо исказилось в мучительный гримасе, и Бакуго, собирающийся высказать все, что думает о нем, замер, потеряв слова. — Бакуго… — Тодороки судорожно вздохнул сквозь сжатые зубы и попытался поднять руку, чтобы прикрыть ею лицо, но только болезненно дернул ею, — я же люблю тебя. — Он доверчиво поднял глаза на Бакуго, видя растерянность на его лице. — Я люблю тебя, понимаешь? Мне жаль, что я заставил пережить тебя это снова, но… но если бы… — Тодороки так и не закончил предложение (Бакуго бы все равно его не услышал).
Бакуго никто и никогда не признавался в любви (влюбленность — это же другое, да? нет?), и он никогда не рассчитывал на то, что такой человек, во-первых, найдется, во-вторых, не будет послан им на все четыре стороны. В любой другой ситуации… в любой другой ситуации он, может, был бы счастлив услышать это от тупого двумордого.
Любой другой ситуации, наверно, не могло бы произойти с ним, потому что вся его жизнь шла по пизде еще с подросткового возраста, поэтому атмосфера тотального пиздеца была под стать.