— Да у тебя появляется фетиш, — произнес он, жмурясь от укусов в ключицы.

Тодороки сказал бы, что его фетиш — он сам, но посчитал, что это слишком мелко и незначительно для той бури внутри, которую вызывал Бакуго, забравшийся руками под свитер и пытающийся стянуть его, пока те еще поддавались.

Тодороки никогда не думал, что его будет так крыть от парня в своей кровати, но — вот, он выцеловывает его живот, вылизывает бледную неровную рану от ножевого ранения и плавится от своих же действий и реакций на них; Бакуго чуть дрожит и цепляется за его плечи пальцами, на которых играет тремор.

Бакуго потянул его на себя, перехватывая инициативу, но — его руки дрогнули и приглушенный стон слетел с губ, как только Тодороки просунул колено между ног и надавил.

— Вчера ты попросил трахнуть тебя, — произнес Тодороки в его красное ухо.

— Я не просил! — возмутился вскинувшийся Бакуго, судорожно сглатывая и вновь откидываясь на подушки, когда Тодороки двинул коленом вновь. — Черт, ты…

— Неужели у меня были слуховые галлюцинации?

— Да, сходи к врачу, придурок. — Бакуго закрыл глаза и отвернулся. Тодороки прикусил мочку его уха, скользнул языком в раковину и поцеловал за ней, вдыхая чужой запах, в котором хотелось так по-глупому раствориться. Бакуго схватил его за волосы и потянул назад, пакостливо ухмыляясь. Тодороки почти пропустил его слова мимо ушей, потому что, даже смущенный, тяжело дышащий и распластанный, он все равно оставался все тем же засранцем, в глазах которого горел непримиримый азарт. — Тебе баллов не хватит добраться до моей задницы.

— Так это у тебя были с ними проблемы, а не у меня, — и в качестве доказательства показал свой ИРС, на котором числилось шестьдесят семь. — Мне не жалко отдать десять баллов за тебя, — Тодороки поцеловал его в лоб и скривился от несильного удара коленом в бок.

— Заткнись, — фыркнул Бакуго, сплетая пальцы на его пояснице и смотря куда угодно, только не на него.

Тодороки приподнялся на локтях, пытаясь заглянуть в его глаза.

— Я хочу тебя, — произнес он, и руки на пояснице дрогнули. Тодороки наклонился, утыкаясь носом в висок и дурея от судорожно слетевшего выдоха в собственную шею, на которой выступили мурашки и убежали вдоль по позвонку. — Я так хочу тебя, Кацуки.

— Ты что, решил обращаться ко мне по имени только тогда, когда тебе от меня что-то нужно? — пробормотал тот, отворачиваясь в сторону стены, белый, едва заметный рисунок на обоях которой шел пятнами и кругами.

—Может быть, — произнес Тодороки, и Бакуго ткнул его под ребра. — Можешь попробовать назвать по имени меня, посмотрим, что будет.

Бакуго задумался ненадолго, а затем повернулся к нему, отчего волосы совсем уж разметались по подушке, и нахально вскинул бровь.

— Пошел ты нахрен, Шото.

Тодороки сгорел. Из-за ярко-блестящих глаз, смущенно покрасневших щек и кривой ухмылки на припухших от поцелуев губ, с которых свое имя прозвучало атомными взрывами, разнесшимися по сознанию и отпечатавшимися на щеках яркими всполохами.

— Какого черта ты так покраснел?! — Бакуго расширил глаза, краснея сам еще больше и сильнее сжимая его за талию.

— Я не знаю, — произнес Тодороки и прислонился лбом к подушке, безбожно капитулируя, потому что в голове свое имя продолжало стучать. — Дай мне пару минут, — добавил он, пока навалившаяся тяжесть внизу живота сковывала и заставляла руки дрожать.

— Разве не ты собирался меня трахнуть только что? — раздалось тихое над его ухом.

— Я могу?.. — Тодороки приподнялся.

— Если тебя не смущает твой торчащий внизу отец, то… — Бакуго ткнул его, улыбнувшегося, пальцем в лоб. — Заткнись, — фыркнул он.

— Я не сказал ничего.

— Бесишь. — И потянулся другой рукой к пуговице на его джинсах, которая не сразу поддалась.

Они торопливо избавились от оставшейся одежды, скинув ее куда-то на пол. А потом Тодороки застыл и чуть не кончил сразу — Бакуго развел колени в стороны, глядя на него из-под полуопущенных ресниц, такой открытый и поддающийся, что захотелось взять его прямо так без подготовки, чтобы в головах у обоих — пустота и хаос. Тодороки судорожно потянулся к тумбочке, не сразу находя ручку. Достал крем и открутил крышку, затерявшуюся в складках покрывала.

— Крем? Серьезно? — Бакуго чуть приподнялся на локтях, наблюдая за тем, как тот торопливо размазывал вязкую жидкость по немного дрожащим от предвкушения пальцам. — Блять, только не говори… — Бакуго закатил глаза и упал на подушку, закрывая лицо руками, — только попробуй кончить в меня.

— Звучит как вызов, — сказал Тодороки, садясь удобнее.

Бакуго раскрыл рот, чтобы громко высказать все, что думал о тупом двумордом, но — сомкнул губы и поморщился от пальца в себе. Завозился по покрывалу от дискомфорта, нервно собирая под пальцами ткань, и вздрогнул из-за мокрого поцелуя в колено, от которого низ живота скрутило тугим узлом.

— Ты там скорость не хочешь включить? — спросил он севшим голосом и зашипел, почувствовав второй.

— А тебе не терпится почувствовать мой член в себе? — Тодороки немного издевался, да; он снова поцеловал его, теперь в бедро, с вязкой теплотой во взгляде наблюдая, как Бакуго вспыхнул, отчего его светлые волосы совсем уж контрастно смотрелись на подушке.

— Бля-ять, просто заткнись, — протянул он, закрывая глаза локтем, потому что Тодороки смотрел на него так, что хотелось провалиться сразу в ад. Чтобы жалящий жар внутри перестал его донимать, образуя в груди подобия кратеров.

Маленькие кратеры оставлял на его теле Тодороки, целуя в острые ключицы и плечи, грудь и плоский живот; слизывал языком капли соленого пота, оставляя вместо них текущую лаву и продолжая медленно раскрывать морщащегося Бакуго, руку которого отвел от лица и перехватил, крепко сжимая.

В комнате стало душно, будто из нее выкачали воздух, заварили окна и заложили кирпичами дверь. Тодороки и против бы не был, если бы смог остаться с Бакуго вот так — с переплетенными пальцами, общим дыханием и тихо срывающимися стонами, когда было уже совсем невозможно; когда перед глазами только потемневшие глаза, плечи ноют от сильной хватки, а Бакуго жадно подается навстречу сам, задирая на половину съехавшее покрывало.

— Давай уже, — сказал Бакуго, тяжело сглатывая и обхватывая дрожащими ногами чужую горячую поясницу.

Тодороки кивнул; член уже болезненно ныл, прижимаясь к животу, и контролировать себя становилось все труднее. Он медленно вошел, срывая с губ Бакуго протяжное шипение. Сжал зубы, чтобы не сорваться, и прислонился лбом ко лбу Бакуго, отчего их влажные волосы перепутались друг с другом. Тодороки медленно выдохнул, давая им обоим время, и отчего-то подумал, что не так уж и много этого времени у них, если…

Бакуго укусил его за плечо, и Тодороки начал двигаться, срывая глухие стоны, от которых в голове становилось пусто.

— Эй, идиот, — Бакуго притянул Тодороки за шею, заставляя посмотреть в помутневшие глаза, — только не думай, что это наш последний секс и все такое.

— Но это ты поцеловал меня, как в последний раз.

— Я не!.. — Бакуго зажмурился и сжал под пальцами покрывало от сильного толчка.

— Я нашел второй способ, как заставить тебя замолчать, — улыбнулся Тодороки, крепче перехватывая его под коленями.

— Клянусь, я трахну тебя в следующий раз так, что ты неделю ходить не сможешь!

— Ладно, — Тодороки поцеловал его в висок, закрывая глаза. — Ладно.

***

Они выбрались из дома по тому же пути — вышли через черный ход и перелезли через забор, оказываясь на главной улице. Отошли от дома Тодороки на достаточное расстояние и, встав рядом с остановкой, вызвали такси.

— Сомневаюсь, что наш камуфляж особо поможет, если попадется дохрена добропорядочный водитель, — произнес Бакуго, натянувший капюшон так, что глаза не были видны.

— Здесь все такие, — Тодороки, все еще сонный, поправил кепку, скрывавшую лицо.

— Придется познакомиться его с моим ударом правой.