Сообщалось, что беспорядки в Трайтоне наконец были устранены, и связь с городом будет восстановлена с завтрашнего дня. В конце репортажа упоминалось, что Курокава останется в городе за наблюдением за дальнейшей ситуацией.

— Мне понравилось сидеть с тобой здесь, — сказал Тодороки, обнявший посерьезневшего после репортажа Бакуго и уткнувшийся носом в основании его шеи, медленно вдыхая запах сигарет.

— А мне нет.

— Врешь ведь. — Тодороки прикрыл глаза, щекоча дыханием шею, по которой поползли мурашки.

— Каникулы закончились, все такое. — Бакуго, впрочем, отходить от него не спешил, только голову в сторону наклонил, чтобы видеть сонного Тодороки, задумчиво пялящегося в пол.

— У нас ведь нет плана? — спросил он, повернувшись к нему и поймав поплывший взгляд.

— Просто берем и залезаем в вагон, пф. — Махнул рукой Бакуго.

— У нас нет плана. — Тодороки уткнулся лбом ему в плечо и сразу же почувствовал, как по волосам пробежались легкие прикосновения пальцев, под которыми тело превратилось в пресловутое желе. Ему было слишком хорошо и комфортно, чтобы двигаться или думать над очередной авантюрой, мало претендующей на счастливое завершение (да, он драматизировал).

— Да плевать, разберемся завтра, — произнес Бакуго, водя пальцами по основанию шеи и выше и наблюдая за его реакцией из-под полуприкрытых глаз.

— Тебя не смущает, что Курокава остался в Трайтоне?

— Думаешь, это ловушка? — Бакуго посмотрел на него искоса.

— Не знаю.

— Они думают, что мы мертвы.

Тодороки пожал плечами. Ему бы правда хотелось в это верить, но жизнь в последнее время преподносила ему немало сюрпризов, разбивающих веру на осколки.

Входная дверь открылась, впуская в холл завывающий ветер, от которого задрожали догорающие дрова. Энджи, снявший верхнюю одежду и возникший в проеме, прошел в гостиную. Шото, совсем забывший о том, что тот должен был скоро вернуться с работы, поспешно выпрямился. Бакуго подобрал ноги, кладя на выставленные колени локоть и подозрительно глядя на Энджи. Тот, замерев при виде сына и хмурого Бакуго, высокомерно повел носом и нервно выдохнул. Его усы задрожали.

— Что вы собираетесь делать? — спросил он, доставая из кармана брюк пачку сигарет и закуривая прямо в гостиной. Шото не нужно было видеть, чтобы представить, как заблестели глаза Бакуго.

— Вас не касается, — фыркнул тот.

— Мы уйдем завтра, — сказал Шото.

— Куда? — Энджи выдохнул дым, глядя на них сверху вниз. — В этот поганый Трайтон? Собираетесь отправиться следом за своими дружками? — Энджи стряхнул пепел с сигареты рядом с камином. Бакуго нервно затряс коленом, тогда как Шото только нахмурил лоб. — Ваше возвращение станет вашей могилой. — Энджи глубоко затянулся и задумчиво уставился на языки пламени. — Ваша мелкая кучка активистов ничто против массового контроля. То, что из вашей кучки остались лишь вы двое, вполне доказывает мои слова.

Бакуго подорвался с места и поднялся на ноги, вставая напротив Энджи и скаля зубы в разжигаемом гневе, от которого свербело под ребрами.

— Можешь ударить, — ухмыльнулся Энджи, выдыхая дым в лицо раскрасневшегося Бакуго. — Я посмотрю на то, как исчезнут твои последние баллы на ИРСе и как из этого дома тебя уволокут в твой родной гадюшник.

— Отец, хватит, — произнес Шото, хватая Бакуго за дрожащую руку и крепко ее сжимая. — Предлагаешь сидеть здесь до конца своих дней?

Энджи достал из портфеля белый конверт и кинул его на диван.

— Чтобы завтра вас не было здесь. — Энджи застегнул портфель и повернулся к ним широкой спиной. — Подумайте своей головой или что там у вас обоих, прежде чем совершать очередную глупость.

Бакуго вылетел из гостиной. Шото поднялся с дивана, потеряв силуэт Бакуго из вида.

— Шото, — сказал Энджи, указывая взглядом на лежащий конверт и не обращая внимание на разнесшийся по лестнице топот. — Ты должен понимать, насколько все это бесполезно. У тебя здесь все еще есть будущее.

— Одна клетка, другая клетка, какая разница, если это все еще клетка?

— Так что же, — Энджи ядовито ухмыльнулся, — почувствовал запах беззакония и решил, что можешь выбраться из нее? Твоя свобода такая же клетка, сын.

— А ты всю жизнь хочешь выкуривать по одной сигарете в неделю? — огрызнулся Шото. Ему понадобилось несколько секунд, чтобы выровнять дыхание. — Спасибо за… заботу, — Шото взял конверт, чтобы впихнуть его в руки отца. — Но я сам разберусь, что мне делать.

Он направился к лестнице, беспокоясь, как бы Бакуго в порыве злости не разбил что-то, ловя лишние минусы.

— Ты разочаровал меня, — донесся тяжелый вздох ему в спину.

— Мама была бы довольна.

— О, — усмехнулся Энджи, — она-то да.

Поднявшись на второй этаж, Тодороки направился в свою комнату, дверь в которую была приоткрыта. Бакуго сидел на кровати, уперев локоть в выставленное колено и задумчиво потирая ИРС.

— Отец снабдил билетами в один конец, — сообщил Тодороки, входя в комнату и подходя к столу, чтобы встать напротив Бакуго.

— Он настойчивый. Бесит так же, как и ты, — хмыкнул тот. Посмотрел на Тодороки из-под взлохмаченной челки, кольнув его пронзительным взглядом. — Ты все еще можешь попасть в аэропорт.

— Хватит. — Тодороки помотал головой и сцепил на груди руки. — Я сказал один раз и второй повторять не буду.

Бакуго исказил лицо в гримасе, отчего его лоб разрезал полосы недовольства, и достал из кармана карту памяти. Тодороки заинтересованно моргнул. Предчувствие и здравый смысл подсказывали, что дальше его не ждет ничего хорошего.

— Мы можем вставить эту штуку в ИРС и накинуть сотку, — сказал Бакуго.

Тодороки только кивнул.

— Я накину себе сотку и убью мудака, после чего мы заберем непонятный ключ и пойдем в бюро взламывать ту непонятную машину.

Тодороки скептично изогнул бровь.

— Что? — Закатил глаза Бакуго. — Ты хотел план, вот он план. Прыгай от радости.

— А поезд? Предлагаешь вырубить твоей «соткой» проводников и пробраться?

— Шаришь.

Тодороки тяжело вздохнул и потер пальцами вмиг загудевшие виски.

— Я вставил короче, — сообщил Бакуго, показывая на вошедшую карту памяти в ИРС.

— Стой, что… — Тодороки подлетел к нему, останавливая руки и ловя полный недовольства взгляд. — Ты не можешь взять и добавить себе баллы.

— Это еще почему?! — Бакуго вырвал свои руки из его хватки.

— Потому что это похоже на могилу, про которую говорил отец. Если все это отслеживается? Нельзя добавлять себе баллы просто потому, что ты хо…

Извещение о начислении сорока баллов поступило на ИРС Бакуго.

— Ты сделал это, — сухо констатировал Тодороки. Кажется, он чувствовал только всепоглощающую усталость, поэтому и всколыхнувшиеся возмущения необдуманным поступком потонули на дне отрешенности.

— Да, блять, — самодовольно улыбнулся Бакуго, сияя праздничными искрами; вибрация прошлась по его ИРСу.

Тодороки закрыл лицо рукой и сел рядом.

— Если ты добавил себе баллы для того, чтобы снова начать ругаться и кури…

Тодороки не успел понять, как его схватили за свитер и потянули на себя, впиваясь в губы и сразу проталкивая в рот горячий язык. Тодороки выставил руки, чтобы его не снесло волной, и шире раскрыл рот. Три последних дня ему так не хватало близости Бакуго, что хотелось вопить и истошно кричать, словно он был совсем глупым подростком, безвозвратно влюбившимся в первый раз; он предпочитал целовать его до стертых губ и иссыхающих легких, пока грудь переполняло от чувств, большими воронками захлестывающими его и уносящими навстречу таким же — Бакуго обнимал так, что болели ребра.

Вибрации на ИРСах сразу дали о себе знать.

Бакуго сильнее вжал его в себя, обхватывая руками. Одежда казалась лишней, потому что Тодороки хотелось его бесконечно долго касаться, считать пальцами ребра и позвонки, ощущать ладонями перекаты мышц и обжигаться о жар тела, чтобы, может, вплавиться в него совсем.

Тодороки повалил его на подушки, с громким звуком отрываясь от губ и сразу же припадая к подставленной шее. Он оставил несколько мокрых поцелуев на ожоге от сигареты, на котором розовела нежная кожа, и втянул ее в рот, заставляя Бакуго крепче сжать свитер на его спине и шумно выдохнуть, смотря плывущим взглядом на белый потолок.