Мужчина пропустил Тодороки и Бакуго в небольшую двухкомнатную квартиру и закрыл за ними дверь. Коридор оказался небольшим и скудно обставленным, зато гостиная впечатлила: большой диван, плазменный телевизор, стоящий на комоде посередине двух шкафов для книг, и невысокий столик, на котором ровной стопкой лежали исписанные тетради.

— Проходите в гостиную, я пока чайник поставлю, — сказал мужчина и ушел на кухню.

— Как вас зовут? — спросил Тодороки, снимая обувь. Бакуго уже прошел в гостиную и уселся на диван, нагнувшись и опершись локтями на расставленные колени; он задумчиво рассматривал помещение.

— Мацу Кокуши, — ответил он. Тодороки назвал их с Бакуго примеренные имена.

Тодороки прошел в гостиную, садясь на диван и тут же натыкаясь на протянутый телефон Бакуго, на экране которого высвечивалось: «сколько снимабт за угрозв?». Тодороки неверяще моргнул, но, удостоверившись, что текст ему не привиделся, пальцами показал цифру «семь». Бакуго убрал телефон в карман как раз перед тем, как мужчина с подносом, на котором находились три кружки ароматно заваренного чая, вошел в гостиную.

— Вы давно здесь живете? — спросил Тодороки, взяв кружку ароматного черного чая с имбирем. Он не спешил отпивать, боясь обжечься.

— Да с рождения, ребят, — сказал Кокуши, сев на стул напротив. Он помешивал сахар в чае и звонко ударял по стенкам маленькой ложкой. — Хотел все переехать в средний район, да все рейтинг не удается повысить. Но здесь неплохой район, метро не так далеко. Вы сами-то откуда?

— Тоже из нижнего, — ответил Тодороки, собираясь сделать глоток, но Бакуго схватил его за руку и остановил. Тодороки чуть не расплескал чай. Бакуго, не притронувшийся к своему и скрестивший на груди руки с вызовом, смотрел на не заметившего жест мужчину, погрузившегося в свои мысли.

— Так что вы хотели узнать-то? Вдруг подсказать что смогу, — мужчина смотрел в кружку чая, в которой расплывалось его отражение. — Информации про экономику Трайтона у меня, конечно, нет, но про Лэдо пару слов сказать могу.

Тодороки поставил кружку на столик.

— Не помню, чтобы мы что-то говорили про Трайтон, — произнес подобравшийся Бакуго, и мужчина, держащий чай, нервно постучал ложкой по стенкам и поставил кружку на стол.

— А я что-то сказал… — Мужчина перевернул столик, поднимая грохот.

Горячий чай разлился по нему и обжег ноги Тодороки и Бакуго. Мужчина дернулся к ящику за своей спиной, распахнул его дверцы и вытащил электрошокер, разворачиваясь к парням. Тодороки, ближе находящийся к нему, попытался перехватить его руку, но не успел уклониться.

Удар шокера пришелся на левую руку, задев ИРС, и оглушил сильной болью. Она резкими, яркими импульсами разнеслось по ней, вызывая бьющие волнами судороги. Тело не поддавалось, и пространство комнаты потускнело.

Тодороки смазано различил, как Бакуго оглушил мужчину, приложив его затылком о шкаф. Электрошокер упал на пол и отключился. Тодороки согнулся, сжимая поврежденную руку. Ему казалось, будто та находилась за толстым, огнеупорным стеклом, привязанная к механизму кукольника, и не откликалась на его сигналы. Перед глазами все еще было темно, но редкий свет постепенно разгорался, медленно приводя в чувства.

— Придурок, ты куда лезешь?! — заорал Бакуго, хватая его за ворот рубашки и заставляя выпрямиться; полыхающая злость в его испуганных глазах могла сравниться с силой двухсот двадцати вольт. — Совсем спятил?! — продолжал кричать он, дергая за рубашку на себя. Тодороки, плохо владеющий телом (боль в не слушающейся руке продолжала разрастаться), налетел на него. — Ты меня бесишь своей тупостью!! — крикнул Бакуго ему на ухо, глядя в чуть помутившиеся от удара глаза.

— Я оглохну сейчас, — сказал Тодороки, держась за него другой рукой и медленно выдыхая сквозь стиснутые зубы; в череде часто бьющегося сердца подступало осознание, что он ни за что не хочет еще раз увидеть его покореженное от страха лицо.

— Я тебя сейчас сам оглушу! — крикнул он, крепче стискивая ворот и едва не утыкаясь носом в его нос. — Придурок, черт возьми!

— Ты вырубил его, — сказал Тодороки, повернувшись к лежащему без сознания мужчине.

Бакуго шумно выдохнул и, отстранив-оттолкнув от себя Тодороки, так, чтобы тот не наткнулся на упавший стол, повернулся к мужчине, продолжая сыпать искрами.

— Нужно связать его, — сказал Бакуго и, пнув его бессознательную тушу, вышел из гостиной.

Тодороки, держась за левую руку, прошел в коридор. Он оперся о стену — стоять все еще было нелегко, и рука не слушалась его, вися бесполезным грузом, — и следил за тем, как Бакуго открывал шкафчики на кухне, но, не найдя ничего подходящего, направился мимо него в ванную, одарив перед этим раздраженным взглядом (с отголосками волнения в полыхающих зрачках). Тодороки, не способный помочь ему в поисках, прошел на кухню, на столе которой обнаружил открытой пузырек со снотворным.

— Ты догадался, что он хотел нас усыпить? — спросил Тодороки, вернувшись в гостиную, в которой Бакуго скотчем обматывал мужчине руки за спиной.

— Либо травануть. — Бакуго зубами отгрыз добротно обмотанный о его руки скотч. — На чашке был белый порошок. И нет, он нифига не был похож на сахар. — Бакуго резво выпрямился, сжимая круг скотча. Тодороки, привыкший к его убийственным взглядам, и бровью не повел, только еще раз почувствовал, что очень, очень облажался. — Тебя в детстве не учили, что нечего пить все, что тебе предлагают?!

— Извини.

— Иди к черту! — Бакуго отвернулся и, перевернув мужчину на спину, взялся обматывать его ноги.

Тодороки, продолжая испытывать чувство вины за собственную неосмотрительность, вышел в коридор, чтобы… найти что-то? Он открыл вторую дверь, ведущую в комнату, в которой окна были зашторены синими шторами, и обнаружил в ней беспорядок, сравнимый с прошедшим только что армагеддоном. В комнате стояла духота, будто окна не открывались в ожидании, когда же вернется ее владелец. Смотря на плакаты музыкантов, книги про историю и фантастику на полках и оставленные на доске бытовые напоминания: «сходить в магазин», «доделать проект по экономике», «набрать восемьдесят баллов до конца года», Тодороки пришел к выводу, что комната принадлежала сыну хозяина.

На стенах висели грамоты с его достижениями в спорте и в учебе; помимо фотографий с друзьями на отдельной полке стояли фото с олимпиад, на которых тот занимал призовые места. Однако стол и все предметы на нем покрыл толстый слой пыли, и она сама, в свете проскальзывающих через прорези штор ранних лучей, неплотной завесой летала по комнате. Лежащие исписанные тетради на столе были открыты на недавно перевернутых страницах, и пыль еще не успела осесть на них. Тодороки подошел к столу, взяв тетрадь. Огорченно посмотрев на обездвиженную руку, он положил тетрадь на стол, вчитываясь в строки, оставленные неразборчивым почерком. Записи заинтересовали Тодороки сразу — в них фигурировала информация про Трайтон, начиная от тщательного описания структур районов и заканчивая Курокавой, носящим в кармане на груди военной формы устройство, ежемесячно перезапускающее рейтинговую систему из сердцевины города.

— Бакуго? — позвал его Тодороки, выходя из комнаты вместе со ставшей драгоценной тетрадью (или нет? нельзя было исключать, что информация, представленная в ней, — всего лишь бред сумасшедшего, начитавшегося фэнтезийных романов). Он сунул предмет под нос Бакуго, запихивающего в рот бессознательного мужчины кляп из найденной ткани. Бакуго, недовольно глянув на него, вырвал тетрадь, быстро прочитывая страницы. Его опущенные брови стремительно поднимались вверх.

— Это что за… где ты это откопал?

— В комнате его сына, — объяснил Тодороки и сел на диван, пытаясь размять пальцы на левой руке.

— Что за фигня про перезапуск? И что… — Бакуго порывисто перелистнул страницы, — и что за фигня про рейды? Как это связано вообще? — Он, так и не найдя ответа, вновь повернулся к мужчине и толкнул его ногой. Тот не отреагировал. Чертыхнувшись, Бакуго кинул тетрадь Тодороки и ушел на кухню.