До метро они добрались быстро, окончательно смешиваясь с жителями столицы, которых в половине седьмого утра встретилось сравнительно мало на улице. Метро, пролегающее наземно, оплетало путями практически весь город, не протягиваясь лишь в некоторые районы; добраться до них можно было на круглосуточных автобусах.

Тодороки и Бакуго, оплатив проезд с помощью карты, получили билеты и оказались на станции. Дожидались скорого поезда.

— Ты в порядке? — спросил Тодороки, заметив отрешенность в глазах Бакуго, прислонившегося к колонне и убравшего руки в карманы. Он понятия не имел, что сказать — и вообще нужно ли было? Тот был слишком задумчив и вряд ли бы внял его словам.

— Да, забей.

Тодороки не мог предположить, что думал по поводу всего Бакуго, не видевший никогда метро, в котором рекламные вывески стояли на каждом шагу, камеры — на поворотах, а современная архитектура привлекала внимание. Автоматизация дышала в лицо. То же самое, конечно, можно было увидеть и в первом районе Трайтона, однако в уменьшенных масштабах.

— Я типа, — сказал Бакуго, — знаю, что все это… и видел в интернете, но… ладно, плевать. Это наш? — Бакуго указал кивком на появляющийся в тоннеле поезд.

Тодороки кивнул, и они встали возле дверей, пропуская выходящих. Войдя в вагон, в котором, несмотря на раннее утро, не осталось свободных мест, Бакуго пристроился в самом углу, все так же не вытаскивая руки из карманов. Тодороки встал рядом с ним, не прислоняясь к заблокированным дверям. Поезд тронулся, и едва слышное гудение вскоре повисло в мерно раскачивающемся вагоне.

Спустя пять минут вагон забился людьми, переведшими все внимание на телефоны в руках. Тодороки, привычный к столпотворениям в транспорте (утренние пары закалили и обещали долго жить), не обращал на людей внимание и следил на мигающими остановками на панели над раздвигающимися дверями. Когда до нужной им оставалось проехать три, он взглянул на забившегося в угол Бакуго, нервно закусившего губу и смотрящего в окно, за которым проносился город вместе с постерами на высотных, уютных зданиях с большими окнами и застекленными балконами, сменяющейся цифровой рекламой, расположенной на стендах на пешеходных дорожках, рядом с которыми пролегали благородно высаженные цветы; мимо проносились разномастные машины и общественный транспорт, мелькали вывески больших торговых центров и уютных магазинов косметики, бытовых и продуктовых товаров.

Тодороки протянул руку к его руке, вытащенной из кармана из-за жары в вагоне, и обхватил его пальцы, напоминая о своем присутствии. Бакуго, облизав губы и вытянув их в тонкую полоску, удобнее взял Тодороки за руку, все также не сводя взгляда с просыпающего города.

Через полчаса, прокатившись на автобусе и сойдя с остановки, они оказались в спальном районе, в котором им на пути попались еще закрытая школа, детские площадки и маленькая аллея, по которой пожилая женщина гуляла вместе с псом (в Трайтоне Тодороки не видел ни одно домашнее животное; Бакуго за всю свою жизнь, наверно, тоже, потому он с неприкрытым любопытством наблюдал за собакой).

Они подошли к пятиэтажному зданию, соседствующему с такими же невысокими строениями чуть к юго-западу от центра города. Вошли в светлый подъезд, введя код из имеющегося файла. В углах располагались горшки с цветками, добавляющие уют, и почтовые ящики висели слева. Лифт в доме отсутствовал, поэтому на пятый этаж они, уже почти по привычке, поднялись пешком по чистой лестнице — Тодороки вспомнил ту, по которой долгое время поднимался в квартиру Бакуго, отличающуюся от данной так же, как север был отличен от юга.

Они подошли к лестничному пролету, на котором находилось три квартиры. Встали напротив квартиры «102», слева, и Бакуго, не оставив времени на раздумья, нажал на звонок.

Дверь никто не открыл ни через десять секунд, ни через двадцать.

Бакуго нажал еще раз, на сей раз удерживая палец на кнопке дольше, но и после этого не последовало ни раздающихся шагов за дверью, ни недовольных криков за ней же.

— Эй! — Бакуго встал напротив и несколько раз ударил по ней носком ботинка. — Мать твою, открывай дверь!!

Тодороки услышал вибрацию, прошедшую по его руке на ИРСе, и оттащил от двери.

— Может, его нет дома, — предположил он, оставаясь внешне собранным, хотя внутри засвербел тревожный отголосок.

— В восемь утра в субботу? — Бакуго, отцепив от себя руки Тодороки, позвонил в звонок еще раз. — Черт!

— Бакуго, перестань…

— Закрой рот! — Бакуго оттолкнул от себя подошедшего к нему вновь Тодороки, тяжело стуча по двери кулаком. — Где носит этого мудака?!

— Бакуго. — Тодороки сжал губы, глубоко вдыхая через нос (мнимое спокойствие Бакуго — бомба замедленного действия, по-другому это нельзя было назвать — с тех пор, как они оказались в городе, рано или поздно дало бы трещину, высвобождая из скорлупы гранату с выдернутой чекой). Вибрация на запястье раздалась вновь, извещая о новом штрафе за нецензурную брань. — Он может быть на ночной смене или…

— Или хуи пинать в своей квар…

Тодороки знал не много действенных способов заткнуть Бакуго.

Он схватил его за плечи, разворачивая к себе, прижал к стене и грубо поцеловал, сминая губы и болезненно утыкаясь носом в щеку. Он не получил ответа, а затем дернулся от боли в укушенной губе, с которой в рот попала отдающая солью кровь. Бакуго, сгорающий от злости, оттолкнул его, вытирая свои губы рукавом и гневно смотря на слизывающего кровь Тодороки.

— Какого…

— Если не замолчишь, тебя отправит в Трайтон раньше, чем нам нужно, — сказал Тодороки и почувствовал вибрацию на ИРСе с негодованием, которое быстро слетело с него, вспомнившего забытые правила.

Бакуго стиснул зубы и, еще раз нажав на звонок, развернулся и уселся на лестничную площадку, ставя ноги на ступени.

Повисло напряженное молчание. От него сгустился воздух, становясь патокой, и проник в ставшие тяжелыми легкие. Голове тоже было тяжело — тревожные мысли навалились скопом, грозя лишить последних песчинок спокойствия. Оно утекало из крепко сжатых пальцев.

Бакуго по привычке порылся в карманах куртки, ища в них сигареты, но не нашел ничего, кроме мобильного телефона. Тодороки, совладав с волнением, сел рядом и приподнял рукав куртки, проверяя наличие баллов.

— Почему они слетели у тебя? — спросил Бакуго, увидев изменившееся число на ИРСе.

— Однополые отношения здесь запрещены, — объяснил Тодороки, опуская рукав и смотря в окно, находящееся на уровне их глаз; напротив стоял такой же дом, на первом этаже которого стоял продуктовый магазин.

Бакуго потер переносицу, кривя губы.

— Что за… чудесное место, — прошипел он. — Не курить, не материться, не целоваться. И, походу, двери не открывать. — Показал рукой на дверь, ударяясь запястьем о перила и прикусывая губу.

— Нам в любом случае больше некуда идти. — Тодороки оперся плечом о стену, думая о том, что можно купить в магазине. — Придется ждать.

— А я-то без тебя не понял. — Бакуго достал телефон, открывая браузер и сайт с новостями, на одной из вкладок которого скоро должна была начаться трансляция рейда.

— Еще нет?

— Не.

Тодороки поднялся, отряхивая джинсы, и сообщил, что сходит в магазин за едой (он не хотел оставлять Бакуго одного — мало ли, — но им нужно было перекусить хоть что-то; и проветриться ему самому надо было — после не открытой-то двери).

Через двадцать минут Тодороки вернулся, принеся воду с соком и несколько свежих булочек. Приветливая продавщица в только-только открывшемся магазине встретила его улыбкой и пожеланием хорошего дня; Тодороки по давней привычке пожелал ей того же.

— Вам всем норм вообще? — спросил Бакуго, сминая в руке пакет с оставшимися от еды крошками. — Вот это вот все?

Тодороки, закрутив крышку на бутылке воды, опустил взгляд на ее остаток, вертя из стороны в сторону.

— До тех пор, пока ты живешь здесь, да. Когда… когда ты меня познакомил со своими друзьями на автостоянке, Мидория сказал, что в Трайтоне, хоть и…