***

На следующее утро Тодороки проснулся на диване, крепко обнимая подушку. Бакуго в квартире не оказалось. Сонный, он поднялся, не понимая, сколько времени, прошел на кухню, на которой летали утренние пылинки, и поставил чайник. Смотря в окно, за которым уже поднялось солнце, Тодороки пришел к выводу, что сейчас было около десяти часов утра.

Тодороки вспоминал события прошедшего вечера, за который он смог повысить рейтинг Бакуго, поесть и пойти спать. Мысли о том, что ему нужно повышать собственный, насылали панику, из-за которой хотелось спрятаться под диван и не высовываться из-под него пару лет, пока темное облако из тревоги и волнения не растворится в стратосфере. Может, его там молнии пришибут или кто-нибудь, сидящий на облаке, пнет в открытый космос (можно пнуть и самого Тодороки).

Для того, чтобы связаться с отцом или подать прошение о пересмотре дела, ему понадобится набрать около сорока, что в сложившихся обстоятельствах шло по тонкой грани невозможного. При условии, что он не будет совершать нарушения, то в неделю у него будет прибавляться по два. Всего лишь полгода жизни.

Все это, если честно, было почти критично хотя бы потому, что рано или поздно он перестанет иметь возможность поднять рейтинг Бакуго (месяц? чуть больше?). В том, что он выставит его из квартиры сразу, как это произойдет, сомневаться мог только последний идиот.

Тодороки смотрел на то, как редкие солнечные лучи, прорвавшиеся из-за завесы облаков, ласкали подоконник; от стоящего блюдца, служащего пепельницей, падала плоская тень.

Ему бы устроиться на работу (Бакуго сказал, что что-то поищет, но… человек, сам ее не имеющий, вряд ли сможет помочь);

продолжить смотреть государственные телеканалы и читать новостные порталы — но для этого, правда, придется обзавестись телефоном; собственный наверняка передали отцу в качестве памятных вещей, оставшихся от сына;

не совершать нарушения.

Все это могло не только упростить его жизнь, но и вернуть в заветную череду привычного и будничного, которого он был лишен.

Бакуго не спрашивал, что он собирается делать дальше, как и Тодороки не спрашивал, зачем он понадобился ему (раз Бакуго занимался продажей наркотиков, то он не был в этом деле новичком, а значит, как уже позднее решил Тодороки, он справлялся и без него). Они были чужими друг другу людьми, просто оказавшимися в одном месте в одно время и решившими получить выгоду из случайной встречи.

Когда чайник начал закипать, Тодороки услышал, как в дверной замок вставляется ключ. Решив, что это Бакуго, он открыл ящик, чтобы достать кружки.

Однако в дверном проеме вместо Бакуго он увидел парня с торчащими во все стороны красными волосами, одетого в синюю распахнутую кофту, под которой находилась светлая футболка, и в закатанные по щиколотку джинсы.

— Привет, — поздоровался он, широко улыбаясь, однако Тодороки, замерший с кружкой, разглядел в уголках губ затаившуюся подозрительность. Вообще-то, это Тодороки должен был быть подозрительным.

— Привет.

— Я Киришима, друг Бакуго. — Парень продолжал улыбаться, пытаясь улыбкой согнать повисшее напряжение.

— Тодороки. Я не взламывал квартиру и не пытался ограбить Бакуго.

Киришима громко засмеялся и, пододвинув к себе стул, плюхнулся на него, закидывая ногу на ногу.

— Да, было бы странно, если бы вор первым делом поперся на кухню, чтобы выпить чай. Кстати, — он показал пальцем на нижний ящик, — там находится просроченный кофе, поэтому будет круто, если ты предложишь его мне.

Тодороки сделал то, что его попросили, и протянул горячий кофе Киришиме в кружке, по стенке которой проходила трещина (подобная участь, как он заметил, постигла все кружки Бакуго). Он не мог составить мнение о Киришиме, поскольку они были знакомы буквально пару минут, но этот парень располагал к себе открытостью (он успел спросить, как у него дела, пошутить три раза и чуть не пролить кофе, при этом громко выругавшись). От новоявленного знакомого не хотелось сбежать, спрыгивая с балкона пятого, и на обычный сброд, который он встречал в четвертом районе, тот не был похож. Вполне было возможно, что тот находился выше в рейтинговой иерархии, чем Бакуго.

— Бакуго разрешил пожить у него, пока я буду начислять ему рейтинг.

— Да, он говорил об этом, — Киришима облизал пересохшие губы. — Ой. — Он отставил наполовину пустую кружку на стол и замахал руками, извиняющееся улыбаясь. — Только не думай, что я собираюсь выгонять тебя отсюда. Я зашел проверить, как Бакуго, и потащить его на рынок, потому что там привезли то, что ему нужно. Если хочешь, можешь смотаться со мной, покажу тебе окрестности, пока этого дурака нет.

— На рынок? — Тодороки, обхвативший кружку двумя руками, прикусил губу. Все же он еще не исследовал город достаточно… да и Бакуго уже получил свои в размере десяти (кто бы Тодороки столько перекинул).

Идея выйти за пределы квартиры не воспринималась в штыки. Он хотел увидеть рынок, о котором уже говорил Бакуго, чтобы понимать устройство Трайтона чуть лучше — все же он сюда не погостить приехал. Да и должен же он знать, где находится, потому что надежды на скорое возвращение домой растаяли апрельским снегом.

Пять процентов возвращаются домой, да? Тодороки отказывался признавать и верить в то, что входил в девяносто пять.

— Да, я бы хотел. — Тодороки, допив чай, взял пустую кружку, которую ему протянул Киришима, и подошел к раковине. — Но нужно предупредить Бакуго. Он может подумать, что я что-то украл и решил сбежать.

— Я напишу ему сообщение. — Киришима в момент достал телефон, открывая переписку с другом.

Тодороки догадывался, что все же друг Бакуго заявился в его квартиру не просто так (он в первый раз видел человека, который с пышущим энтузиазмом соглашался сводить незнакомца куда-то). Проверял на вменяемость временного сожителя?

Из квартиры они вышли, когда стрелки часов скользнули к одиннадцати. Тодороки постепенно привыкал к четвертому району (по крайней мере, сбежать отсюда, сверкая потемневшими от грязи кроссовками, уже не хотелось настолько сильно).

— Рынок находится в четвертом районе у восточной стороны. — Киришима вытянул руку вперед. — Будет быстрее, если мы пойдем через центр.

— Хорошо.

Тодороки удивился себе, когда понял, что возвращаться в первый район ему хотелось так же, как и оставаться в четвертом. Вчерашний день, полный хождений по нему и ощущения на себе липких взглядов (это из-за его внешнего вида? из-за рейтинга, который был написан на его потерянном лице?) оставил едва заметный отпечаток. Это было так странно — чувствовать, что тебя не воспринимают всерьез лишь потому, что твои цифры меньше, чем у других.

Поправка: значительно меньше, чем у других.

Наверняка у Киришимы баллы были больше, чем у него.

Тодороки не мог перестать думать о двадцати семи на запястье.

— Ты не выглядишь особо радостным, — заметил Киришима, перешагивая через лужу.

— Я считал, что первый район будет более гостеприимным.

Киришима понятливо усмехнулся и успокаивающе похлопал его по плечу; этот простой жест теплом отозвался в груди Тодороки. Что-то наподобие невидимого купола, защищающего от тянущихся из кромешных глубин щупалец, рожденных в первом и четвертом.

— Те, кто живут в первом районе изначально, те еще высокомерные ублюдки. Ты думаешь, что они такие по отношению к тем, кто всегда жил в низкорейтинговых районах? Ха, как бы не так. — Киришима глубоко вздохнул и, подняв глаза к облачному небу, произнес: — Они относятся куда более мерзко к тем, кто попал сюда из Лэдо.

Тодороки не хотел соглашаться с ним, но теперь более понятным стало скользящее отношение встречных людей к нему, которые ничего не говорили, но всем видом показывали, что думают о нем — косой взгляд, вздернутая бровь, неслышный шепот на ухо рядом идущему знакомому. Первые районы были довольно маленькими, поэтому новые лица сразу же бросались в глаза — у Тодороки и без того было достаточно отличительных черт: хоть ожог на левой стороне лица, полученный в детстве, хоть разноцветные глаза и такие же волосы. Почти что ходячая мишень для того, чтобы чувствовать свое совершенство.