Тодороки иногда мог быть слишком депрессивным. Сейчас излишняя драматичность начинала протягивать мерзкие корни по всему телу.

Тодороки услышал громкие шаги у лестницы и повернулся на их звук. В коридоре стоял Бакуго, засунувший руки в карманы и тяжело смотрящий на него из-под опущенных бровей. Тодороки должен был что-то сказать. Вот прямо сейчас.

Тодороки молчал, пока Бакуго подходил к своей квартире,

открывал дверь

и закрывал ее перед его носом.

Глухой звук удара повис в обшарпанном коридоре.

А на что он рассчитывал? Что тот кинется к нему и с порога предложит чай в керамическом стакане?

Тодороки ударился затылком о стену. И еще раз. И, может, еще, пустыми глазами смотря на покрытый трещинами потолок, на котором тени от мигающей лампы превращались в пугающие руки мертвецов.

Дверь со скрипом открылась, и полоска света проникла в коридор.

Тодороки показалось, будто у него начались галлюцинации. Фантасмагоричные картины предстали перед ним в безобразной красе из-за усталости, голода и эмоциональной встряски, которая с ним не случалась примерно никогда. А потом он все-таки осознал, что все еще находится в реальности, и подошел к двери. Вошел в квартиру и закрыл дверь.

Бакуго находился на кухне. Наливал воду в подгоревший чайник.

— Ты закрыл дверь на ключ?

— Нет.

— Кретин. — Бакуго закатил глаза и, отпихнув Тодороки плечом, вышел в коридор.

— Ты живешь в самом криминальном и в самом опасном районе Трайтона. — Тодороки, снимая уже не белые кроссовки, вошел на кухню. — Ты уверен, что дверной замок спасет тебя от ночного ограбления?

— От ночного ограбления меня спасет пушка под боком, — заявил Бакуго, поворачивая ключ. — Но я не собираюсь спать с открытой дверью. Мы же, блять, не на вокзале.

Действительно. Они не на вокзале.

Бакуго вернулся на кухню, чтобы поставить чайник на плиту, и остался стоять у нее, сложив на груди руки.

— Я… — начал Тодороки, прислоняясь к стене, будто подсознательно искал опору, и опуская голову; растрепавшаяся челка закрыла глаза. — Ты был прав. Я ничего не понимаю в Трайтоне. И мне не следовало говорить тебе ничего. Извини меня. Если ты все еще хочешь, чтобы я повышал тебе рейтинг, я…

— Заткнись уже, — перебил Бакуго. Несколько капель воды скатились с чайника, упав на накалившуюся конфорку, и зашипели. — Всего лишь нужно было оставить тебя одного в первом районе, чтобы у тебя мозги на место встали.

— Тебе не нравится первый район?

— Ну, я думал, что он придется по вкусу тебе. — Бакуго развернулся, прищурив глаза и опустив взгляд на напульсник. — Сколько повысил баллов, пока шлялся в поисках квартиры?

Тодороки резко выпрямился, будто по его позвоночнику прошелся ток, и уставился на Бакуго.

— Откуда ты знаешь, что я искал квартиру?

— Ну, сомневаюсь, что по твоим невъебенно высоким стандартам тебе бы захотелось ночевать под одной крышей с парнем, который толкает наркоту.

Тодороки было нечего ответить: в конце концов, он был прав. Шутка была в том, что на данный момент он не соответствовал своим же стандартам.

— Я считал, что ты не захочешь видеть меня после того, что я сказал, — объяснил Тодороки.

— И моя маленькая работа на это совсем не повлияла, а? — Бакуго спесиво ухмылялся, высокомерно, с вызовом в глазах поднимая подбородок, как если бы хотел побольнее задеть временного соседа.

— Это не касается меня.

— Неужели? — вскинулся Бакуго. — А мне, блять, показалось, что ты пиздец как был возмущен.

— Да, — согласился Тодороки и кивнул. — Но, опять же, это не касается меня. Мне нужна твоя помощь, тебе, я надеюсь, все еще нужна моя.

— И сам ты помощь, конечно же, не нашел? Послали нахуй в драгоценном бюро?

— Как оказалось, никому не нужен человек, у которого проблемы с законом. Даже бюро. — Тодороки увидел блеск красных глаз в полумраке тускло горящей лампы.

— Оглянись, идиот. Тут у всех проблемы.

Тодороки пожал плечами, как бы, да, у всех, но у кого-то они серьезнее.

— Я могу остаться у тебя? — спросил Тодороки, обхватывая плечи руками и искоса поглядывая на Бакуго.

Тот, постучав пальцами по предплечьям, отвернулся к плите.

— Имей в виду, если бы мне не нужно было повышение, я бы тебя выпихнул в окно.

— Я как раз думал об окне.

— Совсем головой поехал? — Бакуго резко вскинулся, отчего челка обожгла лоб. Тодороки вновь пожал плечами. — Реально кретин. Сядь уже на стул. И не расслабляйся, сейчас перекинешь мне честно заработанные баллы за экскурсию по городу.

Тодороки кивнул, сел и, подперев щеку рукой, полусонно наблюдал за тем, как Бакуго доставал две чашки. Он почувствовал легкую вибрацию на руке и мгновенно выпрямился на скрипнувшем стуле. Суматошно стянул напульсник и, затаив дыхание, увидел на ИРСе «27».

— Ты че? — спросил у него Бакуго, почувствовав спиной захватившее кухню напряжение.

— Я потерял несколько баллов за то, что не смог найти работу. — Тодороки прочитал небольшой текст внизу экрана: «Отсутствие работы».

— Ну я же говорил, что хрен тебе, а не работа здесь. — Бакуго налил чай в две кружки и поставил их на стол.

— Я не думал, что за это полагается штраф. — Тодороки, горестно продолжая смотреть на мрачные цифры, сжимал в другой руке напульсник; хуже быть не могло, ну конечно. — Я же студент.

— Не вижу тебя за учебой, хуедент.

Тодороки нацепил напульсник и взял кружку с чаем, игнорируя расползающуюся насмешку на лице Бакуго. Штраф за отсутствие работы взимался каждый месяц, медленно ударяя по баллам на ИРСе.

— Ты все еще можешь устроить меня куда-нибудь? — И, чуть погодя, добавил потому, что Бакуго не подавал никакой реакции; Тодороки чувствовал, что тот наслаждался своим преимуществом, и если бы не был так расстроен, возможно, закатил глаза на его детское поведение: — Пожалуйста?

— Зависит от баллов.

— Не так много, — уклончиво ответил Тодороки, отпивая чай. Замечание прошлось по больному, задевая не успевшую затянуться рану.

— Бля. — Бакуго зажмурил глаза и потер виски указательным и большим, едва не расплескав чай. — Слушай, мне реально плевать на то, сколько их у тебя, но мне нужно будет сказать об этом твоему гипотетически новому работодателю.

Тодороки перевел взгляд на окно, за которым стояла непроглядная темень. Почти что графическое изображение его душевного состояния.

Бакуго его выгонит. Потому что кто его не выгонит, когда узнает, сколько баллов у него слетело? Он читал, что многие попадали в Трайтон за неуплату налогов или за суммарное количество правонарушений, которые наваливались снежным комом. Это могла быть авария, разбитая витрина или драка с прохожим. Некоторые в шутку называли это плохим днем.

У Тодороки этот день был очень, очень плохим.

— Двадцать семь.

— Сколько?! — Бакуго все-таки расплескал чай на стол, но не заметил этого, потому что во все глаза смотрел на Тодороки. — Что ты, блять, сделал, чтобы у тебя осталось столько?! Охренеть, ты же из второго района у вас?

Тодороки кивнул и больше не поднимал голову, смотря на колени потертых джинсов. Нет, он не жалел себя, просто ему очень хотелось, чтобы все это закончилось. Чтобы ему вернули пятьдесят баллов, которые отобрали (он, черт возьми, даже не понимает за что).

Бакуго стучал пальцами по столу.

— Ладно, — произнес он через некоторое время и взял кружку, поднося ее ко рту. — Ладно, плевать.

Тодороки вскинулся, отчего его челка забавно приподнялась, открывая ожог на левой стороне лица.

— Тебе плевать? Мне сняли пятьдесят баллов. Тебе не должно быть на это плевать.

— Заткнись. — Бакуго отвернулся от него, уставившись на зашумевший холодильник. — Даже если ты кого-то завалил и захочешь завалить меня, я прошибу тебе затылок прежде.

— Я это уже слышал.

Бакуго поднялся со стула и, на ходу потянувшись, завернул в комнату. Тодороки, крутя в руках пустую кружку, краем уха услышал, как тот плюхнулся на кровать, и решил, что Бакуго очень, очень странный.