— Это еще что за хрень?
— Утренний поцелуй, — как само собой разумеющееся произнес Тодороки, усаживаясь на стул.
— Утре-утре… блять, давай без этого дерьма, — выговорил Бакуго, схожий по температуре со своей сестрицей — горячей конфоркой.
— Почему? — удивился Тодороки. — Мы же встречаемся.
— Мы не!.. — воскликнул Бакуго и замолчал, стремительно краснея.
— Мы признались друг другу в чувствах, — весомо сказал Тодороки (еще бы пальцы начал загибать), — целовались, — и ведь правда начал; Бакуго хотел прибить себя о плиту или прибить плитой себя, — дрочили, — загнул еще один, точно так же, как сгибалась жизнь Бакуго, — и спали вместе. Мы встречаемся.
Бакуго издал нечленораздельный звук и отвернулся к плите, думая о том, что да, блять, они встречаются, только пусть он заткнется уже.
— Просто идем и говорим с ним, — сказал Бакуго и подошел к барной стойке. Тодороки его действия поставил под сомнения, но направился следом. — Айзава, нужно поговорить, — заявил он, опираясь грудью о стойку и упирая в нее раскрытые ладони.
Айзава, расставляющий чистые стаканы, одарил его непроницаемым взглядом и продолжил занятие.
— Если есть заказ, оставляй. Если нет — заказывай выпивку. Если нет ни того, ни другого — проваливай.
Красноречием он, в общем-то, никогда не обладал. Дружелюбие проявлялось по расписанию.
— Нам нужно просмотреть список тех, кому ты продавал оружие.
Айзава замер, пораженный наглостью. Его рука потянулась к тому, что находилось по другую сторону стойки.
— У нас есть подозрение, что кто-то пытался подставить нас, — произнес Тодороки; рука, тянущаяся к ружью, застыла. — Возможно, этот человек изменил ваши… записи.
— Никто и никогда не прикасался к моим записям, — оскорбился Айзава. — Хватит нести чушь, у меня нет времени на скучающих детей.
— Мы не!.. — вспыхнул Бакуго, и Тодороки с ничего не выражающим лицом ткнул его в бок.
— Мы понимаем. И все же мы бы хотели узнать, правы мы или нет. Если данные были изменены, это повлияет и на вас.
За барной стойкой повисло тяжелое молчание, прерываемое разговорами за столиками. Бакуго стучал ногой по полу — если Айзава откажет, конец света, конечно, не произойдет, но и без того беспросветная тайна над тем, что на самом деле происходит в сопротивлении, может и вовсе потонуть во мраке.
Не грабить же Айзаву, в самом деле.
Тодороки разглядывал цветные бутылки на крепких полках, пока бармен раздумывал над их просьбой.
Просьба возымела эффект (то ли дело бы в том, что Тодороки казался убедительным, то ли в том, что Айзава более лояльно реагировал на просьбы тех, кто прибыл в Трайтон — тот же напульсник, доставшийся Тодороки в баре, говорил о многом). Айзава выпрямился, поставил стаканы на место и, оглядев тяжелым взглядом посетителей, достал из шкафа толстую тетрадь с записями о продажах… вина.
— Вино? — Бакуго засмеялся. Его лицо в приглушенном свете исказилось, рисуя темные кривые на лбу от отросшей челки. — У вас вина здесь никогда не было.
— Я его продал, — заявил Айзава, и Бакуго вмиг перехотел с ним спорить. И смеяться. Все же выбирая между Миком и Айзавой, он не выбрал бы ни кого — один бесит, другой пугает.
Айзава пролистал страницы (на которых, к удивлению Бакуго, действительно находились названия вин и годы их разлива) и, долистав до последних записей, принялся внимательно изучать текст.
— Посмотрите на имя Сэро. — Бакуго от волнения стучал пальцем здоровой руки по стойке.
— Я тебе не информационное бюро. — Айзава, недовольный (круги под глазами, казалось, стали еще более темными, являя черные впадины), все же перелистнул страницы. И, найдя нужное имя, сощурил глаза. — Есть запись, написанная не моей рукой.
Тодороки и Бакуго переглянулись. Бакуго еле подавил желание выхватить тетрадь и лично убедиться в написанном.
— И что там?
— Глок 19.
— Блять, — выругался Бакуго, нервно ероша челку и оттягивая ее. Они были правы, как бы он подсознательно ни пытался бороться с мыслью, от которой все переворачивалось внутри. Вечные песочные часы остановились, высыпая на него крупицы правды. — Это то, что покупал я.
— А что записано под последней покупкой Бакуго? — спросил Тодороки, остающийся внешне спокойным, как если бы они обсуждали покупку вина на день рождения, а не нашли подтверждение предателя в их рядах.
— То, что он не покупал, — сказал Айзава, листая назад куда более нервно, чем ранее. Страницы кричали под его пальцами. — Цифры в номере изменены. Человеком, который не разбирается в оружии. Явно подбирались в спешке и наугад.
— Вы уверены? — спросил Бакуго, блестя красными глазами. Айзава до треска вцепился в тетрадь.
— Да. Но, если ты считаешь, что я не прав, то, завалившись в твою квартиру со своими людьми, я наверняка найду в ней автомат-пулемет. — Айзава кинул тетрадь на нижнюю полку барной стойки.
Тодороки, молча смотрящий на двух злящихся людей, вздохнул.
— Вы не помните кого-то подозрительного? Кого-то, кто заходил к вам пару недель назад? Возможно, не купил ничего или купил что-то обычное.
Айзава, поправив завязки фартука, нахмурился, вспоминая события последних дней.
— Я не спрашиваю имя каждого, кто заходит в бар.
— И не запоминаете странных людей?
— У меня есть более важные дела. — Айзава нахмурился и, уперев руки в бока, задумчиво произнес, глядя на дверь, ведущую на склад, на котором хранилась выпивка вместе с оружием: — Был здесь один парень со странными волосами. Перевернул выпивку, мне пришлось идти за шваброй и оставить бар. Не часто появлялся здесь.
— Со странными волосами? — повторил Тодороки, смотря на Бакуго, вспоминающего прически каждого; стоит отдать должное — волосы были как на подбор.
— И явно не из Трайтона. Из твоего города. — Показал подбородком на Тодороки. Глаза Бакуго потемнели.
— Откуда вы знаете?
— Я отличаю местных от неместных. Вы можете хоть вырядиться в картонные коробки и снять ИРС, но из вас все равно не вывести лэдовские повадки.
Тодороки и Бакуго подошли к входной двери бара озадаченные и взволнованные.
— Если вы сами не разберетесь с энтузиастом, который лезет в чужие вещи, — донеслось из-за спины, — это сделаю я.
Дверь за ними закрылась.
— Надеюсь, он будет занят новыми поставками. — Тодороки опасливо покосился на стены бара. Бакуго ничего не ответил.
Бакуго достал пачку сигарет. Вдохнул дым медленно выдохнул, смотря на горящий кончик. Бакуго тоже внутри горел — злился и злился на сам факт того, что злился, тогда как следовало пойти и врезать по веснушчатой морде.
— Теперь к Токоями? — спросил Тодороки. Бакуго не кивнул даже, просто направился в сторону оврага, до которого при быстром шаге идти около часа. Он жалел об отсутствии мотоцикла как никогда.
События последних двух месяцев, принявших облик конструктора Лего, собирались в разноцветную фигуру не без фантомных болей. Будто Бакуго в процессе сборки наступил на деталь голой стопой, на которой отпечатался след.
— Я могу узнать, о чем ты думаешь? — спросил Тодороки, идущий рядом и чувствовавший исходящее от него напряжение, которое могло свалить с ног редких прохожих, старающихся обходить озлобленного парня стороной.
— Я знаю, кто замешан во всем этом. — Бакуго поднес к губам сигарету, глубоко вдыхая дым.
— Не стоит делать поспешных выводов.
— Каких, нахрен, поспешных выводов? Разуй глаза. — Бакуго стряхнул пепел, чуть не выронив сигарету.
— И кто же во всем замешан?
— Деку, — выплюнул Бакуго и затянулся вновь, смывая никотином имя с губ.
— Только потому, что он из Лэдо? — Тодороки прикрыл глаза. — Айзава мог ошибиться.
— Ты видел Айзаву? Он не ошибается.
Тодороки нахмурил брови, и Бакуго посчитал, что тот согласился с ним. Докурив сигарету, он потушил ее о подошву ботинка и, кинув окурок на землю, достал еще одну.
— Почему ты думаешь, что это он? — спросил Тодороки, подмечая, как тот часто-часто чиркал колесиком зажигалки.