— Я читал комментарии на официальном сайте Трайтона под новостью про обновление ИРСов, — сказал Тодороки. — Многие из них довольно… агрессивны. Вероятно, повлиял и незапланированный рейд.

— Да тут все уже давно, как пороховая бочка, — произнес Бакуго. — Эта тупая обнова послужила искрой. Все не понимаю, как они допустили, чтобы эта штука попала к нам.

— Потому что они идиоты? — усмехнулся Сэро. — Хотелось бы верить, по крайней мере, в это. — Улыбка сошла на нет.

Бакуго промолчал.

Ночи становились холоднее, и стучащие капли дождя в окно ощущались так, будто разбивались над ухом — тонкие стены и толком не закрывающиеся окна делали из квартиры прямое продолжение улицы. Бакуго кутался в теплое одеяло с головой, разве что нос торчал (да и то не всегда), пока Тодороки, лежащий ближе к балкону, укрывался пледом.

Бакуго, смотря на его дрожащие плечи, не выдержал:

— Двигай сюда. Не хватало еще, чтобы ты меня заразил.

Тодороки, продолжая дрожать, поднялся, не прекращая укрываться пледом, и неловко уселся на кровать. Бакуго так же неловко приподнял конец одеяла, подпуская ближе.

Тодороки моргнул пару раз, потом еще, все сильнее ударяя по терпению Бакуго, но — успел; залез под одеяло быстрее, чем у того лопнуло терпение (Бакуго не знал, что делал бы по итогу — наверно, запихнул бы его силой).

— Спасибо, — поблагодарил Тодороки и приподнялся, чтобы положить на одеяло плед. Стало теплее.

Когда он окончательно улегся, Бакуго ощутил холод спиной и еле удержал себя от того, чтобы не удариться о разрисованную стену лбом — да, он не самый гостеприимный хозяин, но, черт возьми…

Бакуго развернулся, стараясь не смотреть на Тодороки, чтобы не свариться заживо, и, грубо обняв его, так же грубо прижал к себе;

и все-таки сварился — не весь, так хотя бы лицом, утыкающимся в разноцветный затылок и подушку одновременно.

— Баку…

— Заткнись, пока я тебя на балкон не выгнал.

Бакуго почувствовал легкую улыбку, скользнувшую по губам, и холодную руку, заботливо легшую на спину, по которой почти сразу же прошлась дрожь, прячась между позвонками. Тодороки пах хозяйственным мылом и кофе — запах сигарет выветрился вместе с тем, как Бакуго перестал курить и заполнять дымом все, к чему прикасался.

— Мне кажется странным кое-что, — через некоторое время произнес Тодороки, когда Бакуго почти уснул (он хотел уснуть как можно быстрее, потому что Тодороки в мыслях было слишком много; слишком много мыслей о теплоте тела в собственных руках, о дыхании, разносящимся по шее, о спутанных прядях, обрамляющих его щеки).

— Ну? — вопрос прозвучал хрипло. Уже поздно было убеждать себя, что это из-за сонливости, а не из-за легких, будто бы неосознанных поглаживаний по собственной спине. Не тогда, когда под своей ладонью чужая спина горела.

— Насчет Токоями и взрыва. — Тодороки приподнял голову, уставившись в бакуговский подбородок. — Разве Токоями не должен был лишиться баллов?

— Ты хочешь поговорить об этом сейчас? Серьезно?

— Да. Но мы можем поговорить о кое-чем другом, если ты готов.

Бакуго скрипнул зубами, и рука Тодороки на спине замерла. Он всегда готов говорить о чем угодно, просто сейчас он хочет спать, а не…

Бакуго в любом случае придется перестать игнорировать то, что само постепенно перестает игнорироваться; не настолько он упрямый, в конце концов, когда речь идет о чем-то, чего он все-таки хочет, хоть оно и кричит во все горло о риске и прочем-прочем. Никто не мечтает хреново закончить, но без возможной кривой дорожки к данному итогу и смысла, наверно, нет.

(Он просто подумает о дерьме в голове и в груди еще раз — завтра).

— Токоями же сказал, что Даби сам взорвал бар, — произнес Бакуго, не желая вспоминать события той недели, но Токоями с ублюдком Миком всплыли в его сознании, карикатурно кривя рожи.

— Но мы лично видели, как он направлялся в комнату с канистрами.

— И что? — возмутился Бакуго в разноцветную макушку. — Он не мог протянуть какой-нибудь… не знаю… детонатор? У нас дохрена всего есть на рынке. Я сам там затаривался.

— Но если Даби принимал участие в перестрелке на первом…

— Да, — перебил Бакуго, — на втором и в подвале его не было, когда мы выходили.

— И если Токоями, зашедший в подвал, оставил детонатор там, — продолжил Тодороки, — то как Даби мог взорвать бар?

Бакуго нахмурился. Свел брови, замер, почти не дыша.

— Что ты хочешь этим сказать?

Тодороки нервно вцепился в кофту Бакуго, перебирая теплую ткань — будто слова пытался подобрать, пока пальцы действовали самостоятельно. Бакуго, напряженный из-за свалившихся посреди ночи загадок, чуть расслабил плечи; дурак Тодороки, слишком, черт возьми, милый в неосознанном мельтешении, и вправду действовал на него лучше любого успокоительного (не раздражало даже).

— Я слышал об устройстве, которое может отключить от системы.

— А-а, да, тоже. — Бакуго кивнул, зарывшись в волосы Тодороки носом, и так и остался лежать; рука на его спине замерла и дыхание у груди остановилось. Он-то думал, что Тодороки скажет что поинтереснее, а тут… — Пустые байки, которые сочиняют дети.

— А вдруг нет? — не сразу задал вопрос Тодороки, не шевелясь. — У него же есть устройство, начисляющее рейтинг.

— Хочешь сказать, время от времени он барыжит взломом системы? — усмехнулся Бакуго. — Отключает себя, когда вздумается, и ни одно нарушение не может его огреть по голове?

— Я бы выразился по-другому.

— Нет. Он не может отключить себя, сидя за компом в своем загоне. — Бакуго тяжело вздохнул, прикрывая глаза и вспоминая давний разговор со знакомой; захотелось зевнуть и уснуть наконец. — Асуи рассказывала, что если и есть полный контроль над всей этой херней, то его можно добиться только в том случае, если иметь физический доступ к нему. Типа… бля, я не шарю в этом.

— Я помню этот разговор, — сказал Тодороки. — Асуи говорила про съемный носитель, который должен быть подключенным к ИРСу.

— Да-а, типа того. Какой-нибудь провод, флэшка. Диск там или… — глаза Бакуго расширились.

— Карта памяти, — произнесли они одновременно и резко приподнялись на локтях (чуть не запутавшись в согревающих объятиях и чуть не рухнув обратно). Загнанно уставились друг на друга и едва не столкнулись носами.

Упавшая в темноте карта памяти промелькнула в воспоминаниях обоих, рухнув на землю, рядом с их квартирой. Взрыв и —

— Я думал, что она упала с его стола, — сказал Бакуго в полном замешательстве — лицо Тодороки было таким же.

— Да. Я тоже.

— Ладно, — произнес Бакуго, опуская взгляд на приоткрытые губы Тодороки. Тодороки смотрел на его, не отрываясь. В последний раз такое происходило на лавке в парке и имело весьма ожидаемые последствия. — Я готов поверить на пару процентов в то, что эта штука существует, но откуда она у нашего психопата?

— Навестим его? — предложил Тодороки и, проведя языком по губам, прикрыл глаза. Он отвернулся, так и не услышав ответа. Поправил одеяло и поднял его до носа.

— После всей этой херни. — Бакуго посмотрел на его затылок (мысли про уткнуться в него и вновь устроить руку на спине-груди Тодороки закружились в голове). Бакуго отвернулся.

На следующий день Тодороки, сидящий возле шкафа, расставлял книги в алфавитном порядке. Он, нашедший тонкий ободок (Бакуго и не подозревал, что у него есть и такой хлам), надел его на голову, зачесав отросшую челку назад. Краска совсем сошла, и корни светло-русых волос отросли на макушке. Бакуго старался вида не подавать и не пялиться так откровенно, прикрываясь экраном ноутбука, но все равно ловил себя на том, что вместо игры в косынку смотрел на его сосредоточенное лицо.

Раскладывание книг по алфавиту и игра в косынку были последним сигналом к неутешительному выводу — почти двухнедельное сидение дома превратило мозги в жижу.

— В тебе проснулся перфекционист? — спросил Бакуго, когда Тодороки, обложенный книгами, читал заглавие очередной.