Девочку звали Эльвирой, у нее была тёмно-коричневая прическа каре (впрочем, не очень ровная), махонькие хрупкие плечики и тоненькие ручки-травинки. На безымянном пальчике блестело детское кольцо с искусственным розовым камушком. Кожа Эльвиры была в капиллярах, проступавших на свету жутковатыми серыми узорами. Но меня поразило её лицо, лицо старого грустного человека. Точно ли ей было 12?

Вышину красили дерзкой зеленью стволы деревьев, вдали по аллеям шагали мамы с колясками, мимо них проносились на самокатах беспечные школяры. Кругом была свобода и лёгкость, но что-то разделяло меня с ними. И я ощутила то, что чувствует висельник, когда палач должен выбить из-под него последнюю опору. Жизнь меряется мгновениями, и в каждое из них ты не веришь, будто всё окончено, и каждое приносит надежду, что неумолимость логики сменится чудом. И даже когда ты повис в петле, твоё естество верит в жизнь.

Я спросила Эльвиру, в какой школе учится, но Ева ответила вместе неё: "это неважно". Пробовала спросить про маму, но ответ Евы был таким же. Мы с Эльвирой познакомились, но говорили больше я и Ева, а девочка изредка поддакивала с равнодушным видом. Потом Альфред дал мне ключи от квартиры и сказал запомнить адрес. Подкинул до остановки и я бесконечно тряслась в троллейбусе, не в силах дождаться, когда добегу до дома. А после долго кричала в диванную подушку…

…Я не предатель, я смелый и сильный человек, я люблю Латгинию. Но первый раз, наверное, у всех бывает трудным. Время шло, в баре гремела музыка, мы с белорусом брали и брали тёмное пиво, и я всё пыталась рассказывать забавные истории про подруг. Старалась, чтобы он пил побольше, до беспамятства. Мечтала, чтобы упал прямо тут и спал до утра, и тогда мы никуда не пойдём.

Борислав говорил, что живёт в Латгинии третий год и держит хозяйственный магазин. Он был из тех глупых мужчин, что ломают семьи по пустяковым поводам. С пьяной гордостью рассказывал, как в Минске был женат 9 лет, но развёлся из-за женской измены. Со светлой грустью вспоминал о маленьком сыне, показывая фото в смартфоне. Сын остался с женой, став разменной монетой в судебных баталиях. Белорус клялся, что выиграет. Передо мной сидел человек, наполненный и радостью, и болью, и ветреной мужской самоуверенностью. Чувства не хватало лишь его глазам, что почти не мигали и глядели в упор. Зато улыбка была искренней и широкой, и это приносило мне ещё большую горечь.

В нашу беседу я ввернула историю про "племянницу": мол, ей всего 12, а она почти девушка, и даже мальчик есть. Но Борислав пропустил мимо ушей, затянув нудный рассказ про мотоциклы. Альфред слал СМС с вопросами, я смотрела на пьянеющего друга и понимала, что нужный момент приближается, и тут ничего не сделать. "Что с машиной, Дарьяна? Когда дашь покататься?", – спрашивал он по-латгински, а я в ответ обещала и обещала, чувствуя мёртвый холод ключей на дне сумочки будто на своей коже. Я улыбалась человеку, которого должна была уничтожить, и сама не знала, за что.

Мы вывалились на улицу, вымощенную древними булыжниками и игравшую огоньками кафе и баров. Над шпилем костёла умирал последний закатный лучик, повсюду кутила и кричала разгоряченная молодежь, а над этим праздником властно опускалась необходимость выполнить приказ и приближался миг, когда я должна пригласить Борислава. Набрала воздуха в грудь и сказала, что это был чудный вечер, и завтра обязательно позвоню. Он меня приобнял, а потом побрёл восвояси. Я видела, как в огоньках расплывается его фигура, беззаботно качавшаяся на мостовой.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.