— В засаду залег? — донесся голос Тони, приглушенный расстоянием и темной листвяной завесой. — Молодец, быстро схватываешь.

— Что за гости? — мрачно поинтересовался Джеймс, досадуя, что его никак не хотят оставить в покое.

— О, — ответил Тони, — это особенные гости. Это такие гости, которые подарков не тащат, зато сами норовят утащить побольше.

Пожав плечами, Джеймс удобнее свернулся на траве и прикрыл глаза, погружаясь, наконец, в приятную дрему, но тут до него дошло, и он, рывком распрямив верхний торс, больно стукнулся головой о ветку и ойкнул, не сдержавшись.

— Ты там жив, Флаттершай? — фыркнул Тони, но Джеймс не ответил, лихорадочно соображая.

— Откуда ты знаешь, что кто-то придет? — выговорил Джеймс и прислушался, но дорога была тиха, и звезды все так же падали, угасая в шелестящей прохладе листьев.

— Чуйка, — отозвался Тони. — Из прошлой жизни. На деньги и засранцев, которые намерены меня их лишить. И эта чуйка подсказывает мне, что засранцы уже близко, а когда они окажутся совсем близко, ты, Флаттершай, будешь держать рот на замке и смотреть, как работают настоящие профессионалы.

Джеймс молчал, ошеломленный, а Тони добавил:

— И не делай глупостей, а то Кэп запилит нас нотациями.

Что на такое ответить, Джеймс не имел понятия и обещать ничего не стал — осторожно опершись спиной на ствол, он весь обратился в слух, прикрыв глаза для верности.

И только разбуженный резкими голосами, понял, что «веселуху», во всяком случае, ее начало, все-таки проспал.

Чужаков было трое. Один, когда Джеймс, чуть дыша, выглянул из-за листьев, как раз исчез в трейлере, очевидно, отправившись на розыски тех самых выдуманных Тони несметных богатств, и мысли Джеймса, пересыпающиеся беспорядочно, как песчинки под тяжелыми шагами, переключились на Тень и Наташу — где они? Второй, закинув дробовик на плечо, как-то бестолково топтался посреди опушки, словно не понимал, что вообще здесь делает. А третий держал под прицелом Тони, и по выражению лица Тони никак нельзя было сказать, что он ожидал всего этого и, более того, сам все это и спровоцировал. Он притворялся, наверняка притворялся, но у Джеймса вдруг загудело в ушах, так сильно, что все прочие звуки исчезли, и время, дрогнув, понеслось вскачь.

Темнота за спиной чужака-с-дробовиком поплыла, подернулась рябью и соткалась в резкую черную тень — Тень — и дробовик улетел куда-то в сторону, а Тень насел на обезоруженного противника сзади. Чужак-с-пистолетом обернулся — должно быть, на шум, которого Джеймс не слышал, но стрелять не стал, вместо этого бросившись к Тени и пытаясь его оттащить. Джеймс ждал, что Тони, с лица которого затравленное выражение тут же исчезло, стекло, как плохой грим, что-то предпримет, однако тот продолжал сидеть на траве, привалившись к колесу трейлера. И тогда Джеймс, испугавшись (что Тони каким-то образом все же ранили, что Тень сейчас просто пристрелят, что Наташа внутри, одна, беззащитная), выпрыгнул из своего укрытия, в несколько скачков добрался до дерущихся и рванул чужака-с-пистолетом так, что тот кубарем покатился по земле. Джеймс застыл над ним, не зная, как поступить дальше, растерянный, и очнулся, лишь увидев черный зрачок дула. Кольт 1911, сорок пятый калибр, прошептал знакомый множественный голос, и глаза застило алым. Джеймс встал на дыбы, и чужак-с-пистолетом отшатнулся, роняя кольт, развернулся, но далеко убежать не успел — Джеймс догнал, откуда-то зная, как схватить и какое движение сделать, и шея под его руками жалко хрустнула (он ощутил — не услышал), и то, что секунду назад было живым и дышащим, тяжелым кулем сползло в траву и больше не шевелилось. Угроза ушла, но страх и гнев не уходили, и тогда Джеймс начал топтать куль, вымещая на нем все, чего не помнил и не понимал.

— …ты.

Гул в ушах мало-помалу стихал.

— …дукты!

Тяжело дыша, Джеймс остановился и попробовал прислушаться.

— … продукты!

Какие еще продукты? Джеймс поднял голову и увидел впереди и чуть сбоку чрезвычайно довольного Тони.

— Земля вызывает Флаттершай, — сказал тот и щелкнул пальцами. — О, есть контакт.

— Какие продукты? — удивленно осведомился Джеймс и огляделся.

Все было спокойно, и никто больше не дрался: Тень деловито стаскивал с неподвижного тела одежду, Наташа, стоя рядом с таким же неподвижным телом у самого трейлера, шевелила лапами, будто жонглировала чем-то невидимым. Шум в ушах совсем затих, и воздух снова дрожал от лениво-мелодичного звона.

— Знаешь, это выглядело профессионально, — заметил Тони. — Отточено так. Сразу видно обширную практику.

— Причем тут продукты? — повторил Джеймс.

Тень, не прерывая своего занятия, презрительно хмыкнул.

— Профессионально! У моей бабули и то соображалки побольше, а у нее церебральный атеросклероз и тяжелый Альцгеймер. Свечить на ствол с риском заработать дыру в брюхе? Без надобности месить одного, не проверив, обезврежены ли остальные? Верх профессионализма.

— Верх идиотизма, — с готовностью подтвердил Тони. — Слышишь, Флаттершай? Тебя же просили сидеть тихо. Теперь мы наябедничаем Кэпу, и он тебя отшлепает. Но я вообще-то свернутую шею имел в виду. Ловко получилось. А все моя крошка, с ней-то удобнее.

Удобнее? Джеймс не знал, у него не было с чем сравнивать (не было!), и почему-то никто не отвечал на его вопрос.

— Что за продукты? — повысил он голос, и Тони, наконец, соизволил услышать.

— Продукты, говорю, портишь, — пояснил он. — Одного — Вдове на ужин, одного — котам. А одного нам на барбекю, только там после тебя, небось, ни единого приличного куска не осталось, сплошной фарш. Вдова, забабахаешь нам спагетти болоньезе?

— Я не буду есть людей! — возмутился Джеймс.

И Тони расхохотался.

— Глядите-ка, купился!

Поглядев на него с упреком, Джеймс отошел в сторонку и там застрял, раздумывая, как поступить дальше. Вероятно, стоило возвратиться в трейлер и лечь спать, как ни в чем не бывало, надеясь, что все случившееся — очередной кошмарный сон, что никто на них не нападал, и он никого не у… уби…

— Баки, — позвала его Наташа, — ты мне поможешь?

— Да, — торопливо отозвался Джеймс, с радостью стряхнув неприятные мысли. — Я иду.

Но приблизившись и мельком взглянув на мертвеца, лежащего лицом вверх, он быстро отвел глаза и подумал, что выбрал не самый лучший способ отвлечься.

— Это яд, — сказала Наташа. — Я его укусила.

Джеймс мало знал о пауках: восемь ног, восемь глаз, хищники, пищеварительные соки и пустая, насухо высосанная оболочка, что остается от добычи. Только теперь он сообразил, что Наташа, которая так любила готовить для общего стола и испекла ему такой вкусный торт, ни разу не ела ничего сама.

— Что надо делать? — спросил он.

Вдвоем они вошли в лес, Наташа шагала впереди, а Джеймс неторопливо ступал следом, вспоминая, как несколько часов назад возил детей, маленьких, непоседливых, почти невесомых. То обмякшее и недвижное, что было сейчас перекинуто через его спину, весило гораздо больше семидесяти фунтов — Солнце будет недоволен, когда узнает.

— То дерево, — Наташа отвлекла его, коснувшись рукой металлического плеча. — Поможешь подвесить?

Джеймс помог, конечно же — после того, как Наташа, полуотвернувшись, словно бы стесняясь, расстегнула несколько пуговиц, и жесткие лапы принялись невероятно быстрыми движениями извлекать из-под плотной черной блузки толстые серебристые нити паутины, на ходу сплетая их в веревку. Этой веревкой Наташа обвязала мертвеца поперек туловища, и Джеймс, осторожно взяв свободный конец, сухой, совсем не липкий, встал на задние ноги и перекинул его через толстый сук, и тянул, пока тело не оказалось на нужной высоте, и закрепил вокруг ствола каким-то хитрым узлом, который пальцы вывязали совершенно без его участия.

— Спасибо, — проговорила Наташа, и Джеймс понял, что теперь должен уйти.

Он и ушел — обратно на опушку, потому что больше было некуда. И там, наконец, увидел львов.

Они оказались огромными и белыми, такими белыми, что выглядели вылепленными из свежего снега, шкуры их были гладко-безупречны, гривы шелковисто блестели в звездном свете, а глаза горели холодными бледно-зелеными огнями. Очарованный их призрачным великолепием, Джеймс застыл на краю опушки, и два льва оторвались от трапезы, обратив к нему испещренные темными пятнами морды, а третий подошел и, склонив массивную голову, принялся обнюхивать Джеймсу передние ноги, покрытые засохшей кровью. Дыхание зверя обжигало.